На чужих условиях

Иногда Килан оправдывал себя и прощал. Так было, когда он, напиваясь до беспамятства, рассказывал все Энди. Только ему – не Хайди и не Рою. Потому что Энди был добрым. А Килану была ужасно нужна доброта. Чтобы понять самого себя, чтобы попытаться забыть и простить.

Но иногда… Он себя ненавидел. И презирал. Не только за то, что сделал, но и за то, что долгие месяцы не говорил ни слова. Как будто этого не было. Как будто смерть Бетани Даглас не имела значения. Он чувствовал отвращение к самому себе – отвращение такой силы, что не хватало никакого мыла, воды и гелей для душа, чтобы смыть с себя это липкое чувство. 

И когда Алви пришла к нему – пришла сама ровно на пятый день их разлуки – он уже знал, чем все закончится.

Больше не будет ее улыбок, посвященных ему. Не будет мягкого «я скучаю» и смешных сообщений с фразами-мемами. Возможно, она даже не сможет с ним говорить, и будет права.

Когда она пришла, дома никого не было, все были заняты поиском дикарей.

Килан вдохнул ее запах полной грудью, надеясь, что он впитается ему под кожу, потому что иначе – как он сохранит его внутри себя, когда она уйдет? Он необходим ему, как воздух, как жизнь. Он просто не сможет, он… Он просто не сможет без нее, черт возьми! Как он собирается жить?! 

Она ни о чем не спрашивала. Они вышли на задний двор, и Алви посмотрела на него своими огромными, когда-то наивными, а теперь вот такими умными глазами… 

И Килан заговорил сам.

* * *

– Ты наверняка знаешь о восстаниях оборотней в 50-х?

Алви кивнула.

– Именно они натолкнули правительство на создание первых Соглашений.

– Эти оборотни были фанатиками. Они ненавидели людей, считали их низшими существами, не достойными проживать в тех же условиях, что и оборотни. Они считали, что людей нужно изолировать и держать в специальных лабораториях, как подопытных. Они были уверены, что можно вживлять волкам человеческий ген искусственным путем. И тогда будущее будет все так же развито. Мы не одичаем, но и люди не будут путаться под ногами.

Килан говорил спокойно, но в то же время, она никогда не слышала в его голосе так много эмоций сразу. Он как будто выталкивал из себя слово за словом, действовал против своей воли, чтобы она прочувствовала, чтобы поняла.

Алви рассматривала лужайку перед собой, стараясь дышать ровнее.

– Я знаю об этом. Я писала эссе про похищения, проводила исследование.

–  Не все, что ты прочла в интернете, правда. Большую часть группировок тогда поймали, многие были арестованы, но осталось несколько лидеров, которых не удалось найти. Их видели тут и там в лесах – обезумевших своей идеей очищения мира, желающих довести дело до конца. Они вербовали новичков и вдалбливали им в головы весь этот бред о «чистой» и сильной планете.

– Дикари?

– Да. Но они не все дикие. Есть и те, кто вполне спокойно сосуществует рядом с нами.

– Марина?

Килан посмотрел на нее. В его взгляде было столько мольбы, что Алви отвернулась. Она не могла дышать, когда он смотрел на нее так.

Вероятно, он понял, что зрительного контакта не будет. Поэтому прокашлялся и продолжил.

– Да. Но тогда я не знал об этом. Я вообще ничего не знал. Я подумал, что влюбился в нее…

Алви пыталась почувствовать боль от осознания, что Килан любил кого-то еще, но внутри ничего не было. Только желание дослушать историю до конца и разбить себе сердце вдребезги.

– Мы виделись пару раз в неделю. Встречались в отеле или на съемной квартире. Я пытался представить нас с ней вместе тогда, полноценно, как пару, и не видел ничего, кроме секса и разговоров. А говорили мы много. Меня это забавляло, мне казалось, что она просто очень любопытна. Я понятия не имел, что дикари добрались до Лабриджа – кому мы нужны в своем захолустье?

Он сделал паузу. Достал из кармана сигареты и покрутил их в руке. Потом убрал обратно.

Алви молчала, поэтому он продолжил.

– Она рассказала мне об особенных людях. О людях с сильной кровью – чистейший, не разбавленный примесями генофонд. Внешне они ничем не отличались от остальных людей, многие даже не знали о том, что они особенные. Найти такого человека – это большая удача для дикаря.

– Дагласы были такими?

– Да. И я не знал об этом. Но однажды я заехал к маме на работу и случайно услышал ее разговор с Дагласом. Они говорили о Союзе. О том, что будет, если Бетани и Тайлер вступят в Соглашение. «Мы можем хранить свою особенную кровь хоть тысячу лет, но кто я такой, чтобы запрещать своей дочери любить того, кого она пожелает?» – вот что он сказал. И я восхитился тогда. А потом…

Алви закрыла лицо руками. Он мог не рассказывать дальше.

– Ты сдал их.

– Алви, ты должна знать… Я понятия не имел, во что это выльется.

– Никто не знал об их особенности! Возможно, даже сама Бетани не знала, а ты взял и выдал их тайну первой встречной… Черт.

Килан посмотрел на нее так, словно она ударила его. Голос его стал тихим.

– Я понял, что сделал, только когда с Бетани случилось несчастье в лесу. Должно быть, они пытались схватить ее и похитить.

– Но она дралась до последней капли крови. Она предпочла умереть.

Алви произнесла это с гордостью и болью одновременно. Она представила, как Бетани – милая, добрая, сильная Бетани, – осознает, что это конец.

У нее закружилась голова. Чувства обрушились на нее с такой силой, что она не сумела от них защититься.

Тайлер. Ее бедный Тайлер, он ничего об этом не знал. Как она сможет теперь… Как она… Господи, она не посмеет взглянуть ему в глаза больше никогда в жизни!

– Алви…

– Мы все совершаем ошибки, и влюбиться - не страшно, – сказала она, не узнавая своего голоса. – Я бы никогда не стала винить тебя за какую-то связь до меня, но Килан...Ты молчал все это время. Пока я думала, как сделать так, чтобы мой лучший друг не разлагался от боли – ты молчал.