Страница 7 из 66
Через некоторое время меня накормили пирожками с капустой и рыбником с сигом. На вкус они оказались неплохими, хотя до моих явно не дотягивали.
Узнав, что Люда придет только около девяти вечера, а Николай Васильевич в шесть, я решил пройтись по городку до районной больницы, где она дежурила.
Народа в рабочий день на улицах было маловато. Но на меня никто внимания не обращал. Все же город, не деревня, где все приезжие на виду.
Двухэтажное здание больницы заметно было издалека. Около ее гаража, стояли три медицинских уазика-буханки с открытыми настежь дверями. Водители, сидя в тени, увлеченно играли в карты за самодельным деревянным столиком и матерились через слово.
Я поздоровался и спросил:
— Мужики, как на скорую пройти.
Водители оторвались от карт и уставились на меня.
— А чо, тебе там надо? — спросил, на вид, самый молодой из них.
— Мне бы Люду Струнину увидеть. — сказал я.
Двое из водителей засмеялись.
— Ты же Степик хвастал, что всех Людкиных кавалеров разогнал, — обращаясь к молодому, сказал один из них. Затем повернулся ко мне и пояснил:
— Видишь ту дверь зеленую, туда заход, Людмила Николаевна сейчас там с больным разбирается, Генку Шарапова только что привезли, тяжелый, зараза, кил сто весит, если не больше.
Я поблагодарил и направился к двери, а за спиной водители продолжали смеяться.
— Хм, оказывается, здесь у меня соперники были и не один. Наверно Людке пора памятник ставить, раз меня дождалась, — размышлял я по дороге.
В кабинете никого не оказалось. Зато из-за двери с надписью перевязочная доносились стоны.
Я не утерпел и заглянул туда. В кабинете на кушетке беспокойно лежал голый по пояс багроволицый мужчина, он периодически охал, держась рукой за левый бок. Пожилая санитарка сидела в углу на стуле, ожидая распоряжений. А у столика с инструментами возилась Люда.
Увидев меня, она радостно улыбнулась, но, почти сразу махнула рукой, чтобы я вышел.
Выйдя в пустой кабинет, я уселся у подоконника и начал любоваться видом из окна… Люда появилась из перевязочной минут десять спустя.
— Не понимаю, что с больным, — пожаловалась она. — Позвонили час назад, сказали, мужчина в магазине упал и кричит от боли, за бок держится. Мы его сюда привезли, я анальгин с димедролом сделала, а боли не проходят. А ему все хуже, сегодня день такой заполошный, один хирург в Подпорожье уехал на конференцию, а второго никак найти не можем. Изольда Витальевна, наш терапевт приходила, ЭКГ сняла, сказала моего ничего нет, ищите хирурга.
А где его искать, понятия не имею. Сейчас промедол больному сделала, может тот снимет боли?
— Люда, можно мне посмотреть больного, — спросил я.
Зачем? — удивилась та.
— Ну, ты же знаешь, мама у меня врач, видел я всякого, может, что в голову придет.
Утопающий, как говорится, хватается за соломинку, Люда согласилась.
Я, одев халат и взяв фонендоскоп, зашел в перевязочную. Лишь только глянул на выбухающие межреберные промежутки слева, все стало ясно.
Но все же проверил себя, выслушав и проперкутировав легкие.
Сомнений не было у больного напряженный пневмоторакс. Как он его заработал, было не очень понятно, синяков и прочих следов травм я не обнаружил.
На всякий случай спросил, работает ли рентген, но получил ответ, что уже полгода, как тот сломался, а денег на ремонт нет.
— Люда, у вас хотя бы аппарат Боброва есть? — спросил я.
— Где-то был — ответила Люда, — А зачем он тебе?
— Увидишь, — сообщил я.
Несколько минут Люда с санитаркой лазили по шкафам, но все же отыскали аппарат, представляющий собой банку с крышкой.
Я вел себя так уверенно, что Люда выполняла мои распоряжения безропотно.
Заменив клапан в банке на новый, вырезанный из резиновой перчатки, я взял стерильную резиновую трубку и троакар с канюлей.
Под невинным предлогом попросил Люду куда-нибудь отослать санитарку. После всех приготовлений Люда все еще не понимала, что я хочу делать. Но когда она увидела, что я заставил больного сесть и вогнал ему в бок толстую иглу, подсоединенную к трубке, то невольно охнула.
Сразу после этого в банке, наполненной водой до половины, в такт дыханию появились обильные пузыри воздуха. Через минуту больной порозовел, а еще через несколько блаженно растянулся на кушетке.
— Кайф! — выдохнул он. — Ни х… не болит. Зае. ь, Спасибо доктор. — он с чувством поблагодарил меня после чего почти сразу заснул.
Еще бы, чего не заснуть после анальгетиков и двух кубиков промедола. Везет нынешним медикам, можно спокойно делать наркотики больным, без риска загреметь лет на двадцать в лагеря.
— Ну, как-то так, сказал я скромно. — Принимайте работу. Напряженный пневмоторакс купирован. Можно больного принимать в хирургическое отделение, когда хирурга найдут, пусть думает, что с ним дальше делать.
Когда мы вышли из перевязочного кабинета, Люда сразу начала меня ругать сердитым шепотом:
— Саша, ты меня так напугал, думала, умру, когда ты больному троакар поставил. Почему-то я считала, что по нему кровь из легкого струей пойдет. Как вообще ты догадался, что случилось с больным? Знала бы, что ты собираешься делать, ни за что бы не согласилась. Фуу… до сих пор не могу в себя придти. Всю трясет.
— Я же в это время думал о ином. О том, что в это время можно спасти больного и не сесть после этого в тюрьму, или не получить от него миллионный иск за потерю здоровья. В том времени, откуда я появился, мне бы даже в голову не пришла идея заниматься лечением пневмоторакса без соответствующей лицензии. А здесь никому до этого дела нет.
Мы не успели поговорить и несколько минут, как в кабинет зашел молодой мужчина лет тридцати и недовольно спросил:
— Людмила Николаевна, что тут у вас стряслось. Изольда Витальевна кричала в трубку, что я пропал, а меня по всему городу ищут. Я же записку оставлял, что огород буду копать. Чего сложного было меня найти?
— Никакой записки у нас под стеклом нет, Игорь Иванович, можете сами посмотреть, — ответила Люда.
Доктор, а это явно был хирург, глянул бумажки, убранные под стекло, лежащее на столе, и не обнаружив своей записки, недоуменно пожал плечами и, открыв дверь в перевязочную, зашел туда.
— Вижу, вы тут без меня успели разобраться, — заметил он, разглядывая спящего больного и пузырьки, все еще появляющиеся в банке с водой. — Неужели Изольда пунктировала? Она же трусиха страшная.
Я легонько дотронулся до плеча девушки.
Та правильно поняла мой намек.
— Я сама пунктировала, Игорь Иванович. Все, как в учебнике пропедевтики написано. У мужчины развился выраженный болевой синдром на фоне напряженного пневмоторакса, ничем снять не могли, даже промедолом. Поэтому и ждать вас не стали.
— Понятно, — задумчиво сказал хирург. — Ладно, понаблюдаем до завтра и отправим с утра в Подпорожье на рентген, надо посмотреть, как легкое расправляется, да и диагноз уточнить. А ты Люда, молодец, все грамотно сделала.
Тут он обратил внимание на меня.
— А что тут делает незнакомый, молодой человек в медицинском халате?
Люда покраснела.
— Это мой жених, он только сегодня приехал. Вот пришел посмотреть, где я работаю.
Хирург улыбнулся.
— Ясненько, ну, ладно, сидите, воркуйте, голубки, — сказал он ехидно и ушел в отделение.
До восьми вечера больше вызовов не случилось. Где-то в половину восьмого на работу в ночь пришла сменщица, полная пожилая женщина. Она тоже оглядывала меня сверкающими от любопытства глазами, но особых вопросов при мне не задавала.
Когда мы вышли из дверей больницы, жара уже спала. Ветра практически не было, только легкий комариный звон нарушал вечернюю тишину.
Санитарные машины уже были поставлены в гараж, лишь одна машина скорой помощи оставалась у крыльца.
Ее водитель, Степик, как его называли коллеги, сидел на скамеечке у входа и задумчиво курил.
Увидев нас, он резко вскочил и подошел ко мне, поглядывая по сторонам.