Страница 65 из 66
Парень откуда-то вытащил большую флягу и, открутив крышку, протянул мне.
Думая, что там вода, я храбро сделал большой глоток. Но вино, пролившееся мне в рот, оказалось ничем хуже воды. Присосавшись, я опустошил, наверно половину емкости, после чего протянул флягу обратно парню.
Тот гордо сообщил:
— Из своего винограда давлено.
После того, что я пообещал ничего говорить его отцу, парень стал не в меру словоохотлив. Рассказал, что мне крупно повезло, потому, что момента, когда я попал под лодку, они даже не заметили. Только его отец увидел, как в темноте за кормой появилось белое пятно, Это засветилась моя футболка. Еще одного мужчину они подобрали уже на обратном пути, ближе к берегу, его лысую голову, торчавшую над водой, удалось заметить в отблеске фонарей Батуми.
Мужик сейчас лежал рядом со мной, ничего не соображая, периодически размахивал руками и бессвязно матерился.
А мы, между тем, заходили в гавань, откуда теплоход Нахимов вышел всего несколько часов назад.
На пирсе было полно народа. От множества прожекторов было светло, как днем. Уже стояли несколько военных палаток, и рядом вояками ставились еще три. Машины скорой помощи постоянно приезжали и уезжали, загрузив пострадавших пассажиров.
Ловко маневрируя между судами, наша лодка пришвартовалась к пирсу.
К нам сразу ринулось несколько солдат с носилками. Я с трудом встал на ноги и подошел к старому усатому грузину, сидевшему за рулем.
— Спасибо генацвале, за спасение, никогда вас не забуду, скажи, кого мне надо благодарить.
— Ээ, сынок, не надо так говорить, мы люди должны друг друга выручать, сегодня я тебя спас, завтра ты мне поможешь, разве нет? А зовут меня Василий Лазба, а это мой сын Темир, правда, хороший парень?
— Конечно, — улыбнулся я, глядя на Темира. — Спасать людей, могут только хорошие люди. Кстати, вы ведь абхазы, не грузины?
— Ого! Смотри Темир, в первый раз вижу, чтобы мальчишка из России отличал абхаза от грузина, — удивленно воскликнул Василий.
— Эй! Парень, подожди, ты куда собрался в одних трусах, сейчас мы тебя оденем, — крикнул он мне, увидев, что я пробираюсь к причалу.
Василий выложил из рундука сухую одежду и протянул мне тонкий свитер и простые брюки.
— Извини, другой обуви нет, — сообщил он мне, вытаскивая разношенные сандалеты.
Пока я одевался, пара пограничников быстро уложила моего соседа на носилки и понесла в сторону медицинской палатки.
На прощание Василий сунул мне в карман банкноту в двадцать пять рублей.
— Бери, бери, — сказал он, — Не стесняйся, тебе нужней сейчас.
Попрощавшись со своими спасителями, чуть меня не утопившими, я вышел тоже на пирс и, шаркая спадающей обувью, направился к палатке, на которую как раз водружали надпись «Штаб спасательной операции».
Успел я во время, потому, что к пирсу причаливали две шлюпки полные пассажиров с Нахимова.
Так, что в палатке кроме письменного стола с кучей бумаг и сидящего за ним офицера пограничника и двух милиционеров пока никого больше не было.
Офицер окинул меня понимающим взглядом и спросил:
— На чем добрался, парень?
Коротко сказав, что меня доставили местные жители, я рассказал свои данные и номер каюты.
После моего ответа он пошарил в бумагах, и, сделав в них отметку, сообщил:
— Пройди в помещение морского вокзала, там собираются пассажиры с вашей палубы, твоя жена тоже там, должна отдыхать на матрасе № 46, да, держи номерок на свой матрас.
Через час-полтора вас накормят, а завтра с утра будет организована выдача одежды и выписка проездных документов.
Он подал мне картонку с написанным на ней химическим карандашом цифрами, и вновь склонился к столу, не обращая больше на меня внимания.
Эй, куда торопишься, дорогой? — остановил меня пожилой милиционер, когда я двинулся к выходу. — Сейчас записывать тебя будэм, деньги и документы проездные, как завтра получать будэшь?
После его слов мое уважение к организаторам спасательной операции взлетело до небес. Никогда бы не подумал, что в Грузии смогут так быстро все организовать.
Посмотрим, как завтра решатся вопросы выдачи денег и документов.
Собрав на меня досье, милиционер рекомендовал зайти в медицинскую палатку для осмотра врача, но я чувствовал себя вполне здоровым, голова вроде успокоилась, и отказался от этого предложения.
Взяв номерок, я отправился в сторону вокзала. Трусы и футболка, выжатые еще на лодке, немного подсохли, и меня уже не трясло от холода.
В вестибюле морского вокзала было шумно. На матрацах, рядами расстеленных на полу лежали, сидели десятки людей. Сильно воняло соляркой и какой-то краской.
Я пошел между рядами, разыскивая 46 номер. Люда лежала на матрасе, устремив взгляд в потолок. На ней была надета шерстяная вязаная кофта и длинная черная юбка. Не увидел бы номер, сразу бы не понял, что это моя жена, так ее состарила эта одежда.
— Люда, привет, — тихо сказал я присев рядом с ней. — У тебя все в порядке?
— Саша! Ты жив?! — воскликнула она, глядя на меня опухшими от слез глазами.
— Как видишь, — ответил я, взяв ее за руку.
Жена начала мне сбивчиво рассказывать, как добралась до берега, как переживала за меня. Периодически ее пробивало на слезу и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ее успокоить.
В зале, тем временем появлялось все больше местных жителей. Они несли мешками одежду, обувь и настойчиво предлагали ее всем желающим. Примерно через час после моего появления по радио объявили, что на улице для спасенных пассажиров Нахимова работают армейские кухни и предлагают всем желающим чай и гречневую кашу с мясом.
Когда мы вышли на улицу, к кухням уже выстроилась длинная очередь. Простояв минут двадцать, мы получили по миске гречневой каши с мясом и по кружке чая.
В одиночестве мы долго не просидели, к нам подъехал с тачкой продавец из ближайшей забегаловки, в которой мы утром ели чебуреки.
В тачке у него стоял деревянный ящик, доверху заполненный пирожками.
— Ребята, берите пирожки, такую самсу, как у меня вы нигде не попробуете, — предложил он нам.
— У нас денег нет, — не к месту брякнула Люда.
Грузин оскорблено глянул на нее.
— Девочка, ты меня за кого принимаешь? Чтобы Яков Джапаридзе за деньги еду спасшимся людям предлагал. Не будет такого никогда! Бери, сколько хочешь, бесплатно это.
Поблагодарив собеседника, мы скромно взяли по пирожку. А через пять минут ящик у него опустел. Расхватали все в один миг.
Продавец удовлетворенно оглядел пустой ящик и громко сказал в собравшуюся толпу:
— Ждите, скоро еще напеку и привезу.
После чая и еды меня начало клонить в сон. Люда тоже не раз зевнула пока мы шли обратно на вокзал.
— Ты чего вертишь головой, — спросила она, когда мы зашли в вестибюль.
— Почту высматриваю, надо домой срочно телеграмму посылать, а то родные с ума сойдут — ответил я.
— У нас же денег нет, — удивилась Люда, — а бесплатно никто телеграмму не отправит.
Тут я гордо продемонстрировал бумажку в двадцать пять рублей, и мы отправились на поиски телеграфа.
На телеграфе нас тоже ожидала очередь, но поменьше, чем за кашей. Так, что минут через пятнадцать мы отправили домой телеграммы, что у нас все хорошо и скоро мы будем дома. И только после этого, посетив туалет, мы улеглись на наши матрасы, расположенные в разных концах вестибюля.
Следующий день оказался странным. Спасшиеся пассажиры, откровенно радовались этому обстоятельству, особенно, когда происходили встречи родственников и друзей уже считавших друг друга погибшими. А рядом с ними сидели люди, потерявшие своих близких, с надеждой ожидающие, что к ним вот-вот подойдут их родные.
В будущем, из которого я появился, с ними бы работали психологи, уже не знаю хорошие, или никакие, но работали.
Здесь же их никто не утешал. Несмотря на то, что почти все пассажиры были осмотрены врачами, ночью у нас умерли две пожилые женщины. Стресс, который они пережили, оказался для них смертельным.