Страница 93 из 137
- Господин Взик, вы должны исполнить просьбу Петара, - тихо сказала Лада. - Я ничего не понимаю в ваших делах, но я знаю Везича. Ему это очень, очень, очень нужно. Пожалуйста, не поступайте так, чтобы он разочаровался в вас...
- Как вас зовут?
- Лада.
- Послушайте, Лада. Я бы ответил Петару так, как отвечу вам. Мы все играем. Все время играем. Но, когда приходит смерть и ты знаешь, что она пришла в результате твоей игры, начинается переоценка ценностей. Я не буду этого печатать. Не сердитесь. У меня есть сын. Я не вправе рисковать его жизнью. Если бы я был один, я бы сделал то, о чем вы просите.
"Я сейчас врал себе, - понял Взик, глядя вслед Ладе. - Я бы не сделал этого, даже если бы был один. Я маленький трусливый лжец. И нечего мне корить Ганну".
Веезенмайер вызвал Штирлица в генеральное консульство около полуночи.
- Как вы себя чувствуете, Штирлиц? - спросил он, участливо разглядывая лицо собеседника. - Не очень устали от здешней нервотрепки?
- Устал, признаться.
- Я тоже. Нервы начинают сдавать. Сейчас бы домой, а?
- Неплохо.
- Хотите?
- Конечно.
- Я с радостью окажу вам такую услугу, только не знаю, как это получше сделать. Может, отправить вас в Берлин как проштрафившегося? Пожурят, побранят, да и простят вскорости. Зато отдохнете. Согласны? Не станете на меня сердиться?
- Я не знаю, как сердятся на начальство, штандартенфюрер. Не научился.
- На начальство сердятся точно так, как сердятся в детстве на отца: исступленно, но молча, боготворя в глубине души.
- Надо попробовать.
- Я вам предоставлю такую возможность. Берите ручку и пишите на мое имя рапорт.
- Какой?
- Вы же хотите домой? Вот и пишите. Или изложите мне причины, по которым вы ослушались моего приказа и назначили Везичу встречу в клубе "Олень". И то и другое означает ваш немедленный отъезд в рейх. В первом случае вас будут бранить за дезертирство, во втором - за нарушение приказа. Даю вам право выбора.
- И я тоже.
- Что?!
- Я тоже даю вам право выбора.
- Штирлиц...
- Ау, - улыбнулся Штирлиц, - вот уже сорок один год я ношу это имя.
- Вы понимаете, что говорите?
- Понимаю. А чтобы вы поняли меня, нам придется пригласить в этот кабинет генерального консула, и он подтвердит получение мною шифровки от Гейдриха, а потом я объясню вам, что было в той шифровке.
- Что было в той шифровке?
- Значит, можно не приглашать Фрейндта? Вы мне верите на слово?
- Я всегда верил вам на слово.
- В шифровке содержалась санкция на мои действия, связанные, в частности, с Везичем. Он нужен Берлину.
- У вас есть связь с Берлином помимо меня?
- Я человек служивый, штандартенфюрер, я привык подчиняться моему начальству...
- А я кто вам?
- Вот я и сказал: привык подчиняться моему начальству. Я не говорил, что не считаю вас начальником. Много лет моим начальником был другой человек, теперь вы, я прикомандирован к вам, вы здесь мой руководитель.
- Не я, - поправил его Веезенмайер. - Фохт, а не я.
- Фохту теперь трудно. Он скорее ваш сотрудник, а не мой начальник. Я не уважаю тех начальников, которые проваливают операцию, играя на себя.
- Какую операцию провалил Фохт?
- Операцию с подполковником Косоричем. С тем, что застрелился. Боюсь, он не доложил вам об этом.
- А в чем там было дело?
- Вы его спросите, в чем там было дело. Или Везича, у которого хранится посмертное письмо Косорича. Там четко сказано.
- Везич в тюрьме, - отрезал Веезенмайер. Лицо его дрогнуло, видимо, он сказал об этом, не желая того. Он не считал Штирлица врагом, поэтому контролировал себя до той меры, чтобы правильно вести свою партию в разговоре, получая от этого некий допинг власти, столь необходимый ему для завтрашних бесед с разного рода лицами, которые будут помогать Германии в ближайшие дни, а особенно после вторжения.
- Вот и плохо, - сказал Штирлиц. - А что, если он доведет письмо до всеобщего сведения? И все остальное, что собрано у него против нашей группы? Что, если его арест лишь сигнал сообщникам? Что, если лишь этого ждет их МИД?
- Ну и пусть ждет! Мы хозяева положения, Штирлиц.
- Нет, штандартенфюрер. Мы пока еще не хозяева положения. Мы станем ими, когда в Хорватии на всех ключевых постах - в армии, разведке, промышленности - будут наши люди, вне зависимости от того, кто ими формально руководит - Мачек, Павелич или кто-либо третий, имя не суть важно. Каста друзей дороже одного Квислинга.
"Если бы не было постоянной мышиной возни среди них, - подумал Штирлиц, глядя на задумчивое лицо Веезенмайера, - если бы не сталкивались постоянно честолюбие, корысть, личные интересы, я бы не смог столько времени работать в этом нацистском бардаке".
- Вы убеждены в том, что завербуете Везича? - тихо спросил Веезенмайер.
- Убежден в том, что он станет моим другом.
- Вашим?
- Моим.
- Недавно вы говорили, что не умеете отделять "своего" от "нашего".
- Не умею. Став моим другом, он сразу же превратится в нашего друга.
- И в моего тоже?
- Да. Я готов внести коррективу: он станет моим и вашим, то есть нашим другом.
- Договорились. Я с первой минуты знакомства сразу же отметил вас, Штирлиц. Но, если Везич не станет вашим другом, вам придется самому решить его судьбу. Согласны?
- Что делать? Согласен.
- Ну и прекрасно. Пишите на мое имя рапорт.
- Проситься домой?
- Это будет зависеть от того, как вы выполните работу. А сначала пишите рапорт с изложением причин, по которым вам хочется довести операцию с Везичем до конца. Вашим методом, а не нашим. У вас есть документ из Берлина, а мне нужен документ от вас.
"А вот сейчас я заигрался, - понял Штирлиц. - Теперь я не могу задать Веезенмайеру вопрос, который собирался задать ему в свете беседы с Везичем. И отступать поздно".
...Рассуждая о Везиче и его судьбе в системе югославского государства, Штирлиц исходил из того, что чем большее количество людей, населяющих то или иное государство, нуждается в гарантированной защите своих интересов, тем сильнее государственная власть и тем большим авторитетом она пользуется, являясь выразителем интересов большинства.
Однако сплошь и рядом этот объективный закон не учитывается здешними лидерами. Происходит это, видимо, оттого, что власть становится своего рода самоцелью, в то время когда она есть не что иное, как выражение исторической и экономической необходимости, рожденной уровнем развития производительных сил, национальным укладом и географическим месторасположением страны.