Страница 91 из 137
- Господин полковник! - услышал он недоумевающий голос капитана криминальной полиции. - Почему вы здесь?!
Незнакомый Везичу человек в штатском укоризненно посмотрел на капитана.
- Тише, пожалуйста, возможен еще один гость.
...Через два часа Везича отвезли в тюрьму. Капитан извиняющимся голосом пояснил, что таков приказ - убийство молодого журналиста объясняется, видимо, политическими мотивами. На вопрос Везича, почему капитан так убежден в этом, ответа не последовало.
- Обычная формальность, господин полковник, - сказал человек в штатском, - дело об убийствах должно быть соответствующим образом оформлено. Прокуратура снимет с нас голову, если мы не доставим вас в тюрьму для первичного допроса, туда уже вызван следователь.
Следователя в тюрьме не оказалось. В кабинете, куда привели Везича, сидел майор Ковалич.
Везич понял все в тот момент, когда его обыскали в доме Иво. Против него велась операция, и он проиграл ее. Везич мог допустить всякое: и удар в спину, и провокацию, и предательство в Белграде, но представить себе, что его "возьмут" на убийстве семьи несчастного журналиста, который так радовался, когда Взик поручил ему первый ответственный репортаж, он, естественно, не мог.
- Ну как? - спросил Ковалич.
- Вы зря сунулись в это дело, - ответил Везич. - Вы сейчас не просто рискуете. Вы сейчас нарушаете присягу.
- Не понял...
- Я задержан?
- Да.
- На каком основании?
- Вы задержаны по подозрению.
- В чем?
- Вы знали репортера Иво Илича?
- Знал.
- Где вы с ним познакомились?
- Знаете что, майор, целесообразно вести беседу в присутствии адвоката.
- Вы крепко подзабыли процессуальный кодекс, Везич. Беседу нам предстоит вести с глазу на глаз. Если бы я проводил допрос, тогда дело другого рода.
- Я бы хотел, чтобы наша беседа оказалась допросом.
- Это завтра. Сегодня ничего не получится.
- Отчего так?
- Поздно. Рабочий день кончился в три часа. Прокуратура не планирует убийств.
- А вы? Специально задержались?
- Нет. Приходится работать за двоих - начальник болен.
- Ковалич, лучше будет, если вы отпустите меня.
- Сейчас?
- Сейчас.
- Вы бы могли отпустить подозреваемого? На моем месте вы отпустили бы человека, который пришел на квартиру, где было совершено преступление? А когда я задаю вам вопросы, чтобы помочь делу, вы отказываетесь отвечать и требуете адвоката.
- Поставьте в известность о случившемся начальника управления.
- Я знаю, что мне надлежит делать, Везич.
- Вы хотите сказать, что генерал уже в курсе?
- Вы, наверно, не раз говорили подопечным: "Здесь я задаю вопросы"?
Везич ощутил бессильный гнев.
"Только бы не сорваться, - подумал он. - Они выигрывают время. Они уже выиграли время".
- Если я отвечу на ваши вопросы, вы отпустите меня?
- Это будет зависеть от вас.
"Он здорово работает на них, - подумал Везич. - Интересно, давно ли? Сколько же людей они заставили служить себе?!"
- У вас, видимо, есть предложение для меня? - спросил Везич.
Ковалич перестал рисовать странные геометрические фигуры и, отложив карандаш, внимательно и сострадающе посмотрел на Везича.
- Предложения нет. Есть вопрос: с кем бы вы хотели увидеться?
"Точно. Он работает по их сценарию, - понял Везич. - Но они чего-то хотят от меня. Значит, еще не все потеряно. Надо соглашаться. Надо соглашаться на все. А потом срочно в Белград. И напрямую к премьеру. Должен же он думать о себе хотя бы?!"
- Вы можете устроить мне встречу с любым человеком?
- Допустим.
- Допуск - понятие растяжимое.
- Для вас могу устроить встречу с любым человеком.
- Даже с иностранцем?
- С иностранцем? - удивился Ковалич. - Это исключено.
- А найти моего приятеля в городе и сказать ему лишь одно слово "согласен" можете?
- Кто этот человек?
- Ковалич, либо я прекращу разговор и попрошусь в камеру, либо вы ответите мне "да" или "нет".
- Я отвечу вам иначе. Я отвечу вам: боюсь, что уже поздно.
Везич посмотрел на часы. Было семь часов сорок пять минут.
- Еще не поздно, - сказал он. - Еще есть время.
- Вы меня не так поняли. Я сегодня занят. Я не смогу выполнить вашу просьбу сегодня. Но я выполню ее завтра, если вы сегодня изложите ее мне.
- Хорошо, - согласился Везич, чувствуя, как у него занемели кончики пальцев. - Я изложу вам сегодня мою просьбу. Мне надо, чтобы вы сейчас, не позже восьми часов, позвонили в клуб "Олень" и попросили к телефону господина Штирлица...
- Кто он такой?
- Сотрудник доктора Веезенмайера.
- А кто такой доктор Веезенмайер?
- По-моему, это ответственный работник германской внешней торговли, медленно ответил Везич.
- У вас была санкция на контакт с представителями германской внешней торговли?
"Если он записывает этот разговор, - ужаснулся вдруг Везич, - я попался и теперь выхода нет. Если я скажу ему, что у Веезенмайера контакты с Мачеком в обход Белграда, меня уберут эти. Если не скажу, мои контакты с немцами скомпрометируют меня в глазах министра. Все. Я в мышеловке. А может, он не записывает?"
Везич не успел проконтролировать себя, глаза его уперлись в большую отдушину справа на стене. Ковалич усмехнулся и повторил вопрос:
- Так у вас есть санкция на контакты с противником?
- Комбинация была на самом первом этапе, - откашлявшись, ответил Везич. - О санкции могла идти речь в том случае, если бы я добился каких-либо результатов.
- А вы не добились результатов?
- Об этом я скажу Штирлицу или Веезенмайеру, когда вы устроите мне встречу с ними. Только не думайте, что если погиб Иво Илич и похищены его материалы, то все концы ушли в воду. Я всегда страхуюсь.
- Вы говорите загадками, - ответил Ковалич и снова взглянул на часы.
"Интересно, он думает о том, не кончилась ли пленка в диктофоне, подумал Везич, - или прикидывает, стоит ли звонить в клуб "Олень"?"
Фильм был странный, жизнь Моцарта казалась на экране слащавым лубком, и Лада понимала, что показывают огромную, несправедливую, кощунственную неправду про музыканта, который, подобно всем великим, страдал больше других смертных, но тем не менее ей было приятно смотреть на сильного актера и видеть его красивых возлюбленных, которые интриговали между собой за право обладания символом гениальности, носившим к тому же такое грациозное имя - Вольфганг Амадей...