Страница 45 из 137
Ю с т а с".
- Что это вы все в истерику впадаете? - раздраженно спросил Сталин, прочитав телеграмму. - То, по-вашему, Гитлер нападет на Югославию в начале апреля, то на нас - в начале мая. Нельзя быть такими пугливыми. Либо он нападет на Югославию, и тогда ни о каком нападении на Советский Союз не может быть и речи, либо он не нападет на Югославию, и тогда надо еще и еще раз потеребить ваших людей, проверяя и перепроверяя их сведения. Черчилль тоже не дремлет, Черчилль тоже спит и видит, как бы втянуть нас в конфликт. Не оказываются ли ваши люди наивными ребятишками, которых манят на конфете в ад?
- Зорге, Маневич, Радо, Исаев сообщают об одном и том же, товарищ Сталин.
- И Черчилль сообщает об этом же, - по-прежнему раздраженно вставил Сталин. - Черчилль, которого никак не заподозришь в симпатиях к Советской России.
- А если предположить, что в данном случае Черчилль говорит правду?
- Да? - удивился Сталин. - А зачем ему это? Вы скажите вашим работникам, пусть они повнимательнее изучают тех, кто поставляет им такого рода сведения. И ответьте на вопрос, который я задаю вам уже второй раз: Гитлер начнет кампанию в Югославии или нет? А если начнет, когда именно? Приблизительный ответ в данном случае меня не устроит. Срок - день, от силы два.
Той же ночью начальник военно-дипломатического управления РККА заехал без звонка на квартиру югославского военного атташе полковника Максимовича.
- Что-нибудь случилось? - испуганно спросил Максимович. - Уже началось?
- Вас приглашает товарищ Сталин, господин полковник.
...Максимович впервые видел Сталина так близко. До этого он два раза встречал Сталина на приемах, но, как говорил потом Максимович, тот разговаривал с гостями мало, да и то лишь с послами великих держав.
- Не сердитесь, что вас потревожили так поздно? - Голос у Сталина был глуховатый, словно простуженный. Его зеленоватые глаза обняли фигуру Максимовича, отметили количество орденских ленточек, соотнесли это декоративно-цветное количество с возрастом - воевать на первой мировой толком не мог, молод; глаза Сталина зажглись на какое-то мгновение, но быстро потухли, сосредоточившись на желто-зеленом - в цвет глаз - огоньке спички, поднесенной к трубке.
- Господин Сталин, для меня это большая честь - беседовать с вами. В любое время суток.
- У вас, говорят, рабочий день начинается в шесть и кончается в три пополудни, - сказал Сталин. - А у нас начинается в три пополудни и кончается в шесть утра. Так что в чужом монастыре вам приходится жить по чужому уставу.
- Тем более что в этом монастыре такой настоятель. - Максимович позволил себе пошутить.
- Что - страшный настоятель?
- Строгий.
- Ладно, о монастырях позже, полковник, - улыбнулся Сталин. - Я пригласил вас, чтобы поговорить о ситуации в Югославии. Меня часто обвиняют в грубости, и это, конечно, тяжкое обвинение. Поэтому не сердитесь за грубый вопрос: как думаете, сколь долго ваша армия сможет противостоять неприятелю, если предположить войну?
- Наша армия будет биться насмерть.
Сталин поморщился, не скрывая разочарования стереотипным ответом Максимовича.
- Это декларация, а у нас декларировать умеют почище, чем у вас. Меня интересуют факты.
- Мы можем выставить до сорока дивизий.
- Сорока? - переспросил Сталин, и Максимович почувствовал в его вопросе недоверие, подумав сразу, что напрасно завысил цифру: Сталин, видимо, точно знал, что под ружье в случае всеобщей мобилизации может быть поставлено не сорок, а тридцать дивизий.
- Около сорока, - поправился Максимович, отметив про себя, что не может найти правильную линию в разговоре со Сталиным, ощущая все время скованность и робость.
- Скорее всего вы сможете выставить тридцать дивизий, - сказал Сталин. - Так мне кажется.
- Тридцать пять, - чувствуя себя смешным, солгал Максимович.
- Ну что ж, будем считать - тридцать пять, - снисходительно согласился Сталин. - Видимо, это станет возможным только в случае объявления немедленной мобилизации? Видимо, в дни мира Югославия не может позволить себе такую роскошь - держать под ружьем тридцать пять дивизий?
- Вы правы, господин Сталин.
- А оружие? Зенитная артиллерия? Танки?
Максимович ощутил облегчение: все время, пока шел разговор, он был лишен инициативы и поставлен в положение человека, вынужденного давать однозначные ответы на жесткие и столь же однозначные вопросы. Сейчас этим своим вопросом Сталин позволил Максимовичу перейти в наступление.
- Год назад мы вели переговоры с вашей страной. Мы хотели купить у вас оружие, но уважаемые господа из Наркомата обороны ответили отказом. Поэтому конечно же сейчас мы испытываем серьезные затруднения с вооружением.
- Отказал вам не Наркомат обороны, а я, - глухо ответил Сталин, попыхивая трубкой, лениво поднося ее к усам и так же лениво отодвигая свою небольшую веснушчатую руку, в которой была зажата эта маленькая, вишневого цвета трубка. Он поглядел на полковника, словно ожидая реакции, но тот молчал. - Я считаю, - продолжал Сталин, - что нельзя одновременно сосать двух маток. Вы вели переговоры с Германией, Англией, Францией и с нами. Об одном и том же, о закупке оружия. Я не умею верить людям, которые ведут одновременные переговоры с тремя разными силами.
- С двумя, - заметил Максимович. - Англия и Франция - с одной стороны, а Германия и Советский Союз - с другой.
Глаза Сталина сощурились, лицо мгновенно побелело, словно от удара. Так, впрочем, было лишь несколько секунд. Потом он пыхнул трубкой и повторил:
- С тремя. Англия, Франция и Германия - две воюющие силы, и Советская Россия - третья сила, пребывающая в состоянии мира.
- Говоря о двух силах, я имел в виду пакт между Москвой и Берлином.
- Говоря о трех силах, я имел в виду этот же пакт, - возразил Сталин.
- Мы не могли отвергнуть остальные возможности, сосредоточившись на одной лишь, советской, - сказал Максимович, - в конце концов каждое государство может сопоставлять разные условия, которые выдвигаются во время переговоров.
Проецируя на политику опыт внутрипартийной борьбы, Сталин понимал, что отсутствие широкой практики внешнеполитических контактов поставило его сейчас в сложное положение. Югослав конечно же прав, когда говорит о необходимости обдумать все предложения, а уже потом остановиться на одном. Понимая правоту Максимовича, Сталин тем не менее в душе не мог согласиться с его доводами.