Страница 3 из 137
- Так с ним женщина была.
- С кем?
- Я же сказал: с помощником!
- С ним?
- Ну не со мной же...
- Хороши дела - с бабой!
- Как раз с бабой и делаются все дела!
- Я завтра же пойду к поверенному и расскажу, что ты...
Этого Потапенко слушать не мог; он уходил в кабинет, запирал дверь и садился к столу, уставившись в одну точку перед собой - эта точка была для него, словно буй во время шторма, некий символ спокойствия, за который он должен держаться.
Последние дни он спал по пять часов от силы. Ситуация обострялась с каждым днем: либо Югославия присоединится к англо-греческим войскам, либо Белград станет союзником Гитлера. О нейтралитете мечтали наивные политические идеалисты - балканский стратегический узел, южное подбрюшье рейха и северное предмостье британского Суэца, должен быть разрублен. Жестокая римская формула "третьего не дано" стала руководством в дипломатической практике весной сорок первого года.
Сегодняшний разговор с помощником министра просвещения, воспитанным в Сорбонне, был важным, особенно важным: казалось, что собеседник Потапенко лихорадочно взывает о помощи.
Естественно, ни о чем впрямую собеседник не говорил; манера его поведения была безукоризненна - веселая рассеянность, добрая монтеневская афористичность, щедро пересыпаемая грубоватыми марсельскими шутками; неторопливая и чуть скептическая оценка всего и вся; подтрунивание над собой и своими шефами, что, естественно, позволяло ему в такой же мере подтрунивать над Потапенко и его шефами, но среди мишуры этих изящных, ни к чему не обязывающих умностей помощник министра несколько раз т а к глянул на Потапенко и т а к произнес несколько фраз о судьбе несчастных Балкан, обреченных на заклание, особенно теперь, "когда традиционный защитник моей родины вынужден сохранять улыбку на лице, в то время как его возлюбленную раздевает донага насильник и вот-вот опоганит", что только полный болван не понял бы истинной цели всей этой шестичасовой встречи, на которую был приглашен Потапенко.
Они сидели в маленьком кафе около "Српского Краля", неподалеку от Калемегдана, тянули "турску кафу", запивая попеременно то холодной "киселой водой", то чуть подогретым виньяком с виноградников Босны, и со стороны казалось, что беседуют обо всякой безделице стародавние друзья, стараясь к тому же понравиться красивой женщине, лениво разглядывавшей собиравшуюся в этом кафе белградскую богему, куда как более вызывающую, чем французская: уж если богема, так чтоб во сто крат богемистее французской. Приморские славяне, спустившиеся к Адриатике из черногорских ущелий и с дымных, заоблачных вершин, любят быть во всем первыми и достоинство свое чтят превыше всего - даже в том, чтобы у маленького "Актера Актеровича" из "Балаганчика" рубаха была более цветастой и вызывающей, чем у самого знатного парижского шансонье...
"Заместителю народного комиссара иностранных дел
тов. Вышинскому А. Я.
Уважаемый Андрей Януарьевич!
Обстоятельства вынуждают меня обратиться непосредственно к Вам,
поскольку ситуация, сложившаяся в Белграде, приобрела характер
критический. Однако именно сейчас, с моей точки зрения, эта ситуация
может способствовать реальному и деловому налаживанию дружественных
взаимоотношений между нашими странами, народы которых - я убежден в
этом - являются братскими.
Когда НКИД определенно и резко высказался против введения
германских войск в Болгарию, сообщения об этом были напечатаны здесь
на первых полосах газет как событие первостепенной важности. А сразу
же после того как английские и американские журналисты,
аккредитованные при здешнем МИДе, первыми дали в своих газетах
сообщения о готовности Советского правительства гарантировать
нейтралитет Турции и о том, что мы относимся с пониманием к ее
проблемам, здешние дипломатические работники, близкие к тем кругам,
которые выступают против капитулянтской линии премьера Цветковича и
министра иностранных дел Цинцар-Марковича, подчеркивают в
доверительных беседах необходимость заключения пакта о дружбе с
Москвой, который может быть единственной гарантией против требования
Гитлера о присоединении Югославии к Тройственному пакту.
По слухам, Н. Рибар, возглавляющий "левицу", имел встречу с
хорватским лидером, первым заместителем премьера доктором В. Мачеком.
Тот в ответ на просьбу Рибара противостоять нажиму Берлина
заключением пакта о дружбе с СССР сказал, что лишь договор с Гитлером
может дать стране мир.
В правительстве существует сильная оппозиция намерениям Рибара и
других левобуржуазных лидеров искать выход из дипломатического тупика
в немедленных переговорах с Москвой. Цинцар-Маркович, как утверждают
журналисты из газеты "Време" (издается ставленником Гитлера
Грегоричем), говорил недавно о том, что "интерес к нам России не
должен дойти до общественности, а особенно не должно созреть
впечатление, будто мы в союзе с Россией могли бы прийти к более
благоприятному положению. Необходимо иметь в виду, что Россия
является нашим самым большим врагом. Мы должны лишь время от времени
считаться с Советским Союзом вследствие его к нам близости и
величия".
Однако эта точка зрения, типическая для Цинцар-Марковича и
князя-регента Павла, не находит широкой поддержки. (Недавно один из
левобуржуазных лидеров, Драгомир Йованович, заявил на митинге: "Мы
страна чудаков; мы сотканы из взаимоисключающих противоречий: наша
власть выступает за Германию, наша армия тяготеет к Англии, а все
население страны не скрывает своей любви к Советскому Союзу!")
Целый ряд высших военных, по слухам, поддерживает постоянные
негласные контакты с миссией Антони Идена, находящегося по поручению
Черчилля в Греции, и с фельдмаршалом Диллом, представляющим
британский генеральный штаб. Эти военные, стоящие в оппозиции к
Цветковичу (среди них наиболее мобильными фигурами здесь считают