Страница 121 из 137
и Герцеговине.
Однако, по моим сведениям, группа штандартенфюрера СС
Веезенмайера, работающая в Загребе, проводит политику, прямо
противоположную нашей с Вами договоренности. Веезенмайер и его группа
не только не консультируют свою деятельность с нашими
представителями, но, наоборот, всячески подчеркивают, что работа в
Хорватии является прерогативой германской стороны и никоим образом не
касается итальянского союзника. Я вспоминаю великого Гельвеция:
"Всякий дружеский союз, если он не основан на соображениях приличия,
на любви, покровительстве, скупости, честолюбии или другом подобном
побуждении, предполагает всегда у двух людей какое-нибудь сродство
идей или чувств, а это именно создало пословицу: "Скажи мне, с кем ты
близок, и я скажу, кто ты!" Я готов сказать - в кругу друзей или под
пыткой палача, - что идеи фюрера близки мне и сродни моим идеям. Я
убежден в том, что и Вы, фюрер, можете с полным правом повторить те
же слова обо мне и движении, которым я имею высокую честь руководить.
Я понимаю, что людьми типа Веезенмайера движет не корысть и не жажда
славы, а лишь гипертрофированное желание не просто выполнить долг, но
"перевыполнить" его. Я отдаю себе отчет в том, что человек Вашего
масштаба не может держать в памяти все те узлы, из которых будет
соткано платье для Новой Европы. Я хотел бы, чтобы Вы объяснили
Риббентропу, к которому я отношусь с истинным уважением, как к
смелому и честному политику, что - обращаясь к мудрому Гвиччардини
"исполнение долга дает человеку славу, польза от которой больше, чем
вред от возможного врага". Я прошу Вас дать указание соответствующим
службам рейха, проинформировать Чиано о принятых решениях.
С истинным уважением
Бенито Муссолини,
дуче Италии, вождь фашизма".
"Д у ч е!
Я сел за это письмо поздно ночью, после того, как аппарат
канцелярии приготовил для меня документы, основываясь на которых я
могу ответить Вам с той обстоятельностью и предельной искренностью,
которая отличала и, я убежден, будет всегда отличать отношения между
нами.
Я пишу это письмо, слушая тревожную ночную тишину. Я не знаю,
кто кого вводит в заблуждение. Тяжкий удел вождей - доверять людям,
их окружающим, но у меня сложилось впечатление, что в данном случае
вводят в заблуждение Вас, поскольку миссия Веезенмайера в Загребе
имеет одну лишь задачу - всеми силами способствовать созданию
Хорватского государства, которое бы осуществляло, как Вы верно
заметили, роль "буферного национального инструмента",
сориентированного во внешней и во внутренней политике наподобие наших
режимов, построенных на безусловном примате личности. В этом смысле я
полностью согласен с Вами, что лидером Хорватии, ее вождем должен
быть провозглашен Анте Павелич, а его усташи должны создать
формирования, подобные гвардии "черных рубашек" у Вас и охранных
отрядов партии, иначе говоря СС, у нас.
Поверьте, мой дорогой дуче, речь не шла и не идет о том, чтобы
проводить в Хорватии особую, "немецкую" линию; речь идет о том, чтобы
возможно мобильней и оперативней решить все вопросы, которые могут
возникнуть перед началом "Операции-25". Речь идет о том, чтобы
обеспечить вражеский тыл надежными людьми, нашей "пятой колонной",
которая встретит армии Германии (они войдут в свои словенские земли и
оккупируют сербские земли) и Италии (они присоединят по праву
принадлежащие им земли Далмации) цветами, а не очередями из
автоматов. Только в этом смысл и задача деятельности третьеразрядного
чиновника министерства иностранных дел Веезенмайера, только в этом и
ни в чем другом. Ни о каких попытках создать в Хорватии движение,
отвечающее германским интересам, движение, которое игнорировало бы
роль Италии в южнославянском вопросе, не могло и не может быть речи.
Однако, по словам моих сотрудников, если сейчас начать
координацию деятельности Веезенмайера с Вашими соответствующими
службами, мы можем потерять самое драгоценное и невосполнимое в дни,
предшествующие кампании, - время. Поэтому прошу Вас поверить мне, что
все, скрепленное нашими подписями, свято для меня. Поэтому у Вас не
должно быть ни грана беспокойства по поводу интересов Вашей великой
нации и Вашего великого общенационального движения фашизма. Я хочу
закончить мое письмо словами китайского мудреца Конфуция. Он
утверждал, что "полезных друзей три и вредных три. Полезные друзья
это друг прямой, друг искренний и друг, много слышавший. Вредные
друзья - это друг лицемерный, друг льстивый и друг болтливый".
Провидение оградило нас от последних трех "друзей". Мы были и будем
вместе. Наши задачи едины.
Я шлю Вам самые горячие приветы.
Искренне Ваш
Адольф Гитлер,
рейхсканцлер".
Разнос, который получил рейхсминистр иностранных дел от фюрера за неумение конспирировать работу, за головотяпство и отсутствие должной бдительности, был в еще более резкой форме обрушен Риббентропом на Веезенмайера. В своей новой шифровке он отвергал самого себя. Он приказал прервать все отношения как с мачековцами, так и с усташами Павелича. Он приказал сосредоточить работу на военных аспектах проблемы. "Не лезьте в сферу высокой политики. Знайте свое место. Я не Юпитер, но вы тем не менее играете роль быка. Впредь я приказываю вам выполнять лишь то, что предписано!" Риббентроп потребовал от Веезенмайера немедленного контакта с итальянским консулом в Загребе для личного объяснения и налаживания обмена информацией.
Проклиная все и вся, Веезенмайер отправился в итальянское консульство, но там ему сказали, что сеньор Гобби выехал на границу и должен ночевать в Фиуме, принимая пароход с теми итальянскими гражданами, которые сегодня покинули Югославию.
Веезенмайер приказал приготовить ему машину, чтобы срочно выехать в Фиуме, договорившись предварительно с ведомством бана Шубашича о беспрепятственном пересечении границы в ту и другую сторону.