Мать Сумерек

Сагромах рассмеялся.

— Государь, серьезно, — позвал он. — Оглянитесь, — Маатхас раскинул руки. — Вы думаете здесь еще действуют ясовские законы?

— Тем не менее, — Кхассав прочистил горло. — Разговор нам предстоит серьезный, и, разумеется, было бы лучше провести переговоры в чертоге. Любом из ваших двух.

— Да, Арл сказал мне, в чем вы заинтересованы, — проговорила Бану. — Ежегодно мы возвращаемся в Лазурный чертог к первой неделе декабря. Моего сына Гайера привозят из Серебряного танаара, и все мы собираемся на празднование дня моего рождения. А потом перебираемся или в крепость нашего бракосочетания, или ко мне. Но до восхождения в небесах Того, Кто-носит-на-своем-теле-змей, и речи не может быть об отъезде. Хотите — присоединяйтесь к нам. Только учтите, что южан здесь не любят, особенно династию. В наших землях ни для кого не секрет причастность вашей матери к Бойне Двенадцати Красок. И к многовековой неприязни теперь примешалась ярость и ненависть.

— Постарались на славу, стало быть, — Кхассав оглядел Бансабиру с головы до ног. Видать, много ушло времени, чтобы на всех северных углах узнали о вмешательстве в Бойню Яасдуров.

— Еще бы, — добавил Сагромах. Раман посмотрел на мужчину и шагнул вперед, будто ненароком оставляя Бану позади. Маатхасу не понравилось. Он поудобнее перехватил топор и выпрямился.

— Послушайте, я приехал не угрожать и не требовать. Мне нужны союзники вроде вас, — раман посмотрел на Сагромаха. — Мне нужны могучие северные дома.

Бансабира вздохнула: и впрямь, желай Кхассав конфликта, пришел бы с армией, а он до сих пор, что бы ни случилось — а случилось уже немало — сносил все без возражений.

— Вы же видите, — вздохнула Бану, смягчившись. Она подошла к Сагромаху. — Эти люди бьются за собственную жизнь все время, которое им отпущено прожить. Вся их судьба — воевать с чудищами, чтобы не умереть с голоду. С декабря по апрель здесь нет даже хлеба, а тот, что есть летом, привозим мы. О какой войне я могу их попросить?

— Но каждый из них стоит десяти элитных солдат из подданных других домов! Вы же сами видите, насколько у них могучие руки и ноги! Да некоторых из них даже не всякий конь утащит! Никакой не утащит! Вон, как этот, например, с оборванным именем… Бьё!

Сагромах снова посмеялся.

— Малыш Бьё! Да, этот и впрямь пешеход! Кстати, неплохое прозвище было бы для него.

— Всяко лучше, чем Водяной Бык! — буркнул Кхассав. — Откуда оно у него, кстати?

— Не твое дело, — раздался голос Бьё из-за спин собравшихся. — Тан, тану, там дело к завтраку. И еще, думаю, вам стоит поговорить с Шухраном. Гед отправил за братьями Адальмы, и Двурукий, кажется, вот-вот свихнется.

— О, это хорошо, — отозвалась Бану с улыбкой. Маатхас посмеялся.

— Ага, малой не трус. Но подбодрить его стоит. Вы же помните братьев Адальмы, там вряд ли хоть один обрадуется просьбе увести девчонку за Астахирский хребет.

— Дай нам пару минут, — попросил Сагромах. — Мы скоро будем. И Шухрану скажи.

Бьё, кивнув молча, отошел. Глядя ему вслед, Бансабира обронила:

— Знаете, мы действительно можем договориться об участии, по меньшей мере, моей части северян в вашем деле, государь. Я не дам вам людей, но, — Бансабира тут же воздела руку, предостерегая рамана от протеста, — я готова ссудить необходимое золото на вооружение и поставить пятьдесят кораблей при выполнении двух условий.

— Бану, — Сагромах позвал, и Бансабира обернулась с улыбкой, которую он хорошо выучил: верь мне.

— Сто кораблей, если я соглашусь на условия.

— Семьдесят, и вы не согласитесь, раман, а выполните их.

— Восемьдесят и я слушаю.

— Семьдесят пять, и первое в том, чтобы прожить здесь до конца ноября на правах обычного пришлого южанина за танскими спинами. Это поможет вам понять, почему я отказываюсь дать людей.

— Я раман Яса, я не могу так долго отсутствовать на троне.

— Ваш отец отсутствовал на троне всю жизнь, и ничего, — заметил Сагромах.

— И все знают, чем кончилось! — запротестовал раман. — Ну хорошо, предположим. Но что, если меня убьют здесь? Как вчера Торна?!

— Ну как что? — Бану развела руками. — Самоочевидно, что это будет погибель по собственной неосторожности. Но даже если это не убедит никого южнее, и все явятся с ордами, мы будем ждать их у подножья Астахирского хребта, и Снежный Змей сделает за нас половину дела.

Кхассав прицокнул с завистью и восхищением одновременно:

— Хорошо, должно быть, за пазухой у дракона.

Бансабира молча ухмыльнулась, чуть наклонив голову.

— Ладно, тут я согласен. А второе?

— А о втором я расскажу вам в чертоге, когда мы вернемся за Астахир, в основную часть танаара. Если вы справитесь с первым.

Кхассав задумался.

— Я все-таки государь. Я не заключаю сделок с собственными подданными, Бансабира…

Бану стояла молча, как и Маатхас, и спокойно сносила взгляд рамана. Тот молчал и хмурился.

— С подданными нет, — примирительно согласился Маатхас. — Но вы ведь приехали за союзниками?

Раман перевел взгляд на тана.

— Мне нужно как-то дать знать своим людям, что все в порядке и сообщить в столицу о задержке.

— Мы подсобим, — пообещала Бану. — А в то, что касается столицы…

— Вы ведь раман Яса, — усмехнулся Сагромах, и тогда Кхассав окончательно понял, что на деле нет у него здесь никакой власти.

Глава 11

Алай Далхор стоял на балконе самого верхнего этажа, размышляя о предначертании, которое ему не дается. Он снарядил армию для войны в Ласбарне спустя несколько лет после того, как Джайя родила Яасдурам сына. Змей возглавил её и регулярно отправлял вести об успехах. Порой, не все было гладко, но в целом, Ласбарн был практически смят, и Тиглат обещал вернуться в течении месяца.

Однако никакого удовлетворения царь не чувствовал. Договор с Ясом оказался почти аннулирован. Алаю нужен был Змей, чтобы хоть как-то урегулировать выполнение обязательств Яасдурами или танами или кто там вообще отвечает за военное дело! Но чтобы подавить Ласбарн, ему тоже нужен был Змей. Алай был далеко не молод и сам вести войска не решался. Да и стоило ли теперь вести войска? Ласбарн должен был утихнуть, чтобы Орс мог отбить злосчастные рудники и крепости с обширными лесными угодьями у проклятых аданийцев. А как сейчас воевать с Адани, если его дочь царствует там? Если его внуки унаследуют эту державу? Если его сын, который мог бы более всех других сгодиться для его собственного, орсовского трона, теперь охраняет аданийский?

Алай оперся о парапет, будто спрятав голову между плечами. Как все переменилось! Неужели и впрямь есть Бог, который управляет чем-то из-за кулис мировых подмостков? Неужели Случай — и есть Бог? Или Бог — это нечто иное, что предопределяет и случай тоже, лишая его на самом деле всякой случайности?

— Мой государь! — на балкон вошел гонец. От Змея, понял Алай: только ребята Ти глата всегда укутывались так, что оставалась одна полоска для глаз.

Гонец упал на одно колено:

— Прошу прощения, государь! У меня срочные вести из Адани! — твердо отрапортовал гонец.

Алай поглядел на мальца с опущенной в почтении головой. Много ли можно отдать и пожертвовать, чтобы видеть это почтение каждый день? Достаточно ли он, Алай, уже отдал? Стоило ли это почтение того, что он отдал?

— Мой царь, — напомнил гонец снизу, держа на вытянутых руках свиток с посланием.

У него приятный голос, подумал Далхор.

Алай повернулся обратно к парапету. Положил руки на ограждение.

— Умеешь читать?

— Да, мой царь, — твердо отрапортовал гонец.

За чтецами посылать долго — пока толстобрюхи доберутся до этого этажа! А сам Алай в последний год чаще только подписывал бумаги, нежели читал. Да, Змей сейчас бы пригодился особенно. Ладно, делать нечего. Если будет что-то совсем уж в край тайное, гонца всегда можно казнить, чтобы не разболтал кому лишнего. Как ни жаль.

— Тогда прочти сам. У меня ослабло зрение.