Мать Сумерек

— Живей! — крикнул он ребятам, оборачиваясь, и из его груди вырвалось густое облако пара.

Поскольку коней пришлось оставить еще до подъема на гору в компании остальных членов команды, сейчас Кхассав с дюжиной ребят бежали к берегу со всех ног.

— Мать лагерей на корабле?! — громко спросил он, тыча пальцем в отдаляющиеся суда.

Местные смотрели на чужаков хмуро и вместе с тем, как на душевнобольных.

— МАТЬ ЛАГЕРЕЙ ТАМ?! — громче проорал Кхассав, подумав, что, наверное, от мороза тут все оглохли.

Один из местных сторожил скрючил физиономию. Кто-то за его спиной зашептался, указав на Кхассава не самым приличным образом. Раман, краем уха поймав какой-то шепоток, сообразил, в чем дело: их диалект немного отличается.

Неважно, отмахнулся от собственных соображений Кхассав и просто спросил:

— Яввуз?!

В ответ на это сторожила сам ткнул пальцем в сторону моря, и большего Кхассаву не требовалось.

— Таир! — гаркнул он. Тот по команде отстегнул из-под полы плаща мошну монет, бросил сторожилу, и рванул к еще свободным кораблям.

Сторожил повертел в руках мошну, так и эдак, сунул первой попавшейся под руку женщине, обернулся, приметил пару каких-то местных мужчин и дал им головой знак в сторону корабля.

Те рванули быстрее, чем можно было ожидать. Видимо, привычные к такой одежде испокон веков, местные двигались в ней быстрее, чем путающийся в мехах Кхассав и его братия. Северяне поймали рамана под руки, потащили из воды. Кхассав оглянулся назад: он же заплатил за найм корабля! Он прекрасно умеет маневрировать судно! Пусть бы и не совсем стандартное, как это. Его охрана напряглась, потянулась к оружию. Тогда сторожила ткнул пальцем куда-то левее и гаркнул:

— Яввуз!

Кхассава поволокли на корабль Бану, и он приказал сопровождению следовать за ним. Сторожил на пальцах объяснил, что на борт могут подняться только двое. Кхассав не раздумывая взял Таира.

— Живей! — командовала Бану, решительно пересекая палубу. — Кто там едва шевелится?!

У Кхассава сердце колотилось не просто в горле — оно судорожной птицей билось повсюду, будто оставаться в привычном теле вдруг стало совершенно невыносимо от страха. Дело было не только в необходимости нагнать команду, поднявшуюся на борт, но и в том, что Кхассава, не спрашивая, втащили в ледяную воду. Он буквально онемел на несколько минут от невыносимого холода и испуга перед неожиданным натиском зимы отовсюду.

— Тану, — прохрипел он, поднимаясь на борт.

— Что ты тащишься, как в первый ра… Вы что тут делаете?

Она смерила Кхассава таким взглядом, что тот непроизвольно вжал голову в плечи. И впрямь: вот что он тут забыл? Он оглядел Бану и внутренне подобрался с каким-то незнакомым самому себе прежде трепетом: бывают, оказывается, люди, которых окружает почти различимая глазу аура владычества Те, для кого власть является каким-то неотъемлемым и естественным атрибутом. Повсюду, в любой ситуации.

Бану была из таких людей. Кхассав вдруг представил её в военном шатре и во главе армии, и понял, чего ради приехал сюда, в такую всеми Богами забытую и занесенную снегами глушь: северяне должны стоять за его спиной.

Сейчас она, Бансабира Яввуз, была здесь полноправной хозяйкой, и смотрела на него по-настоящему строго. Кхассав затруднялся припомнить, когда подобным образом на него смотрела даже мать. Словно вот именно сейчас он, простой рядовой, стоит перед главнокомандующим и пытается отчитаться за ночное патрулирование, в течении которого кто-то спер генеральскую лошадь.

— Рад вас ви… — начал Кхассав.

— Потом, — оборвала Бану и тут же обернулась к остальным. — Выходим!

Братцы-северяне дружно налегли на весла. Бансабира подошла к Валу, который был тут же, на корабле с госпожой, и кивнула в сторону Таира:

— Давай его тоже.

Тот кивнул. «Сюда» — бросил Вал и указал Таиру место на гребле.

Один из местных рыбаков встал за штурвал. Несколько человек, включая Бану, быстро ставили паруса, перетягивая и перекрепляя фалы. Тот, который позволял регулировать положение кливера на носу, Бансабира завела за спину, натянула всем весом, плотно уперевшись ногами в палубу, а спиной — в мачту. Ожидавший впереди Шухран уже закрепил на утках второй кливерный трос и бросил свободный конец госпоже. Улыбнулся, мол, дело за тобой. На охоте кливер они никогда не крепили до конца, потому что в деле вроде этого ловкий и своевременный маневр — залог целого корабля и живой команды.

Бансабира незаметно взяла эту роль на себя, когда Ном-Корабел впервые представил ей новый модель судна и объяснил, что если танша хочет добиться того эффекта, «ну которого хочет», то надо иметь предельно подвижный кливер. Бану вняла — она хорошо чувствовала изменение движения от воздуха и ударов по бортам, хорошо маневрировала под могучим натиском, мгновенно используя силу и направление встречного ветра и подводных течений, чтобы избежать чрезмерного крена. В дни особенных бурь на всякий случай свободный конец троса всегда оставался в руках кого-нибудь из мужчин покрепче, а так — справлялась и она.

— Рядом, — сладко протянул рулевой, вглядываясь вперед. Зрительный контакт с ним Бану в той или иной степени старалась поддерживать все время охоты.

— Раман, вы, честно сказать, совершенно не вовремя, — наконец, удостоила Бану вниманием стоявшего неподалеку.

— Да, я заметил, — Кхассав от недоумения перед безмятежным голосом, задрал брови вверх. — И, если можно, я бы не хотел, чтобы все знали, что я — раман Яса.

— О, поверьте, это мудро. Здесь династию не жалуют.

— Мне даже почти понятно, почему.

— Вы по делу? — Бану не оборачивалась на собеседника рядом, попеременно смотря то на рулевого, то переводя взгляд в другую сторону, туда, где совсем рядом были киты. Временами она оглядывала другие корабли: капитанами были и Сагромах, и Хабур, и Серт, и Дан, и несколько местных сторожил, одна из родственниц Сагромаха и один его телохранитель, еще один вел Ниим, который выказал неплохие способности к управлению командой на корабле. Общим счетом четырнадцать китобойных судов нагоняли группу из трех зверей. Обычно они старались отделить одну особь, лучше самца, от остальных и заколоть его. Но в этот раз суден было достаточно, чтобы попытать удачу.

Мрачное небо затягивали тучи. Резкий, ничем не сдерживаемый по эту сторону Астахира ветер драл до костей. Кхассав кутался в плащ, стараясь сжаться, спрятаться с головой. Растирал руки в перчатках, безрезультатно пытался согреть дыханием. Бансабира больше на него не реагировала, и он мог спокойно разглядывать, что происходит. Рулевой неотрывно таращился вдаль. Закончившие крепить фалы тоже налегли на греблю. Другие заняли позиции вдоль бортов — у гарпунных пушек одни, другие — с отдельными, длинными и тяжелыми гарпунами в руках, концы которых пока держали упертыми основанием в палубу. Неподалеку в небо выстрелил фонтан. Еще один человек на носу корабля, стоя вперед спиной, затянул древний, как Астахирский хребет, мотив, подобного которому Кхассав прежде не слыхал. Мужчина пел, используя местный диалект, ибо никакого другого не знал. Раман, как ни старался, не мог толково разобрать слова и лишь смутно улавливал общий смысл.

Едва мелодия достигла очередной сильной доли, в днище сбоку ударило. Кхассав пошатнулся и кое-как устоял, уцепившись за крепление бушприта. Он испуганно глянул на Бансабиру, но по лицу той расползлась довольная, предвкушающая чудесное улыбка.

Волшебство может быть страшным и пугающим, оставаясь при этом по-прежнему прекрасным. Именно поэтому оно — волшебство.

Когда на этот раз ударило в борт, судно хорошо тряхнуло, и Бану изменив градус упора, немного развернула кливер, чтобы судно легче пережило встречу со зверем. За бортом мелькнул огромный черный хвост и тут же скрылся снова. Следом волну вспорол такой же черный бугор длиной в половину судна, и тоже быстро исчез.

— Что это?! — испуганно Кхассав выпучил глаза на Бану. Та по-прежнему улыбалась мистически и блаженно одновременно.