Страница 2 из 16
Не молчит сердце здесь, не молчит.
Тут с друзьями всегда ждали встречи мы,
И на танцы, как все, на «пятак»,
Торопились мы в пятницу вечером,
В кулачках три монетки зажав.
Здесь в лесу собирали малину мы,
И мечтали под сенью берез,
Чтобы в дали беспечно счастливые,
Поскорее нас поезд унес.
Жизнь прошла, помотало нас пО миру,
Было все — и веселье, и крах,
Только сердце тянуло на родину,
Погулять в Жигулевских горах.
Подышать тополей сладким запахом,
Распустивших все почки к весне.
И увидеть, как вечером бархатным,
Свет зажжется в знакомом окне.
Ну, а где-то растут небоскребами,
И не спят никогда города.
Только летний иль зимний, с сугробами, —
Жигулевск мне милее всегда.
Знаешь, милый, я ведь тоже ведьма
Знаешь, милый, я ведь тоже ведьма…
Хоть сама об этом и не знала.
Но, родившись женщиной, я сердцем
Тайные уменья познавала.
И на зорьке, повернувшись к Солнцу,
Я лицо росою умывала,
И, монетку кинув за оконце,
Я слова заветные шептала.
При Луне же шла на перекрестье
Четырех дорог и там просила,
Чтобы не коснулись злые вести;
Со свечою дом наш обходила.
И, в твою рубаху завернувшись,
Я вплетала волосы в веночек,
И подолом юбки я, нагнувшись,
Вытирала лоб любимых дочек.
Не брани меня, не бойся — безобидно
Колдовство мое, древней оно, чем боги.
Каждой женщине дана способность, видно,
Связывать чужие две дороги.
Такси
Подъехало такси. Водитель, ожидая,
Два раза прогудел, а пассажира нет.
«Ну, вот, хоть уезжай, пусть едет на трамвае!» —
Ворчал он за рулем, смотря на тусклый свет.
Он вышел из такси и на этаж поднялся,
Толкнул тихонько дверь — она не заперта,
Везде приглушен свет… Он, оробев, назвался.
На мебели чехлы, как бедности черта.
«Уже иду, простите, если задержала, —
Из полумрака голос хриплый донесся: —
«Проклятый чемодан так долго собирала,
Всю жизнь взяла б с собою, да нельзя».
Он принял чемодан, она ж вдруг обернулась,
Погладила косяк морщинистой рукой:
«Ну, что же, дом, прощай, так жизнь уж повернулась,
Что мне не суждено уж свидеться с тобой».
В молчании они спустились по ступеням,
Машина завелась. «Куда вас отвезти?»
В ответ она лишь сжала руки на коленях:
«Позвольте городу сказать свое «Прости»?
Мне доктор мой сказал, что время на исходе,
Но смерть мне не страшна, пришлось все испытать.
Вся жизнь вдруг пронеслась, как в ярком хороводе,
Хотелось бы знакомые места мне повидать.
Вот адрес, пункт конечный — хоспис при больнице,
А это — те места, что дороги душе», —
Произнесла она, смахнув слезу с ресницы,
И подавая план с пометкой в чертеже.
Он счетчик отключил и долго в этот вечер,
По городским проспектам пассажирку вез.
«Здесь были мы в кафе… горели ярко свечи…» —
Она шептала тихо, не стирая слез.
«А здесь… а здесь… а здесь…» — она все вспоминала,
А иногда просила просто постоять.
И в темное окно смотрела и молчала,
И он молчал, причин не смея выяснять.
Вот ехать, наконец, она ему сказала,
Туда, куда лежал их изначально путь.
«Ну, что ж, вези меня в больницу, я устала,
Спасибо, что помог мне в прошлое взглянуть».
К больнице он подъехал, вот и санитары,
Забрали вещи и каталку подвезли,
Он вышел проводить ее к стационару,
Где тени по стене от света поползли.
«Скажите, за поездку сколько я должна вам?»
«Не надо денег, я оплату не возьму,
Я от души хочу помочь хотя бы малым,
Не обижайтесь, дайте просто обниму!»
Седая голова к его груди прижалась,
И слабая рука погладила плечо.
Никто не победит безжалостную старость,
Но и душа жива, коль сердце горячо!
Пару дней хороводила вьюга
Пару дней хороводила вьюга,
А сегодня с рассветом бело.
И безудержно, круто, упруго
Желтобокое солнце взошло.
И от крупных, хрустящих снежинок
Заискрил свежевыпавший снег,
И в лесу, средь берез и осинок,
Время словно замедлило бег.
Задремали могучие ели,
Спят дубы, замерев до весны.
Их укутали крепко метели,
Но весенние снятся им сны.
И уже пробуждается робко
Первоцвет под покровом снегов,
И олень, выходящий на тропку,
Выступает уже без рогов.
Ах, февраль! Ты уже завершаешь
Дней холодных, смурных, череду,
На щеках моих солнцем играешь,
Разливая в душе теплоту.
Когда муза с утра вдруг появится
Когда муза с утра вдруг появится,
(Ну, а музы всегда этим славятся!)
И разбудит нас без сожаления,
Невзирая на наши сомнения,
Вот тогда всем, услышавшим голос тот,
Наплевать, что распущены волосы,
Что в пижаме, и что не накрашены —
Это все абсолютно неважно нам.
Нам важнее поймать то мгновение,
Отразить на листе настроение,
Пока муза в гостях, и радостно
Примостилась, и шепчет сладостно…
Материнская любовь