Страница 16 из 23
Все, чем человек отличается, есть его частное дело; то, чем человек похож, – его общественный долг.
Всеядные в литературе в лучшем случае могут читать, но никогда ничего не напишут хорошего.
Всякого рода любовь иссякает вместе с ожиданием. Без ожидания – счастья или катастрофы – от любви остается тягомотина, годная только для вялых душ.
Высокий профессионализм – обращенное в профессию творчество.
Достигнутого всегда мало, последующее всегда должно быть больше предыдущего. Достигнутое только мгновенная вспышка удовольствия, гаснущая сразу.
Есть активное честолюбие, основанное на потребности воздействовать. И пассивное честолюбие, основанное исключительно на потребности быть известным. Служебный карьеризм может быть противен и непонятен пассивному честолюбцу.
Жизнь и смерть любимого человека – лучшая пища для раскаянья. И это потому, что все, чем мы ему отвечали – равнодушие, раздражение, рассеянность, – не могло быть обнаружением нашей воли, но только ее заблуждением.
Здравый смысл – это по преимуществу верное чутье на масштабы и иерархию вещей.
Идеальная старость – естественное и примиренное изживание сил.
Каждый случайный упрек каждого глупого, злого, чужого человека – это средство для исправления иногда самых основных и скрытых пороков мысли и характера.
Когда свобода невозможна, суррогатом свободы становится условность.
Любовь на всю жизнь – она либо помогает писать книги, либо не мешает работать, путешествовать, жениться и выходить замуж и производить детей. Она, пожалуй, мешает самому главному – быть счастливым.
Люди в театре очень по-разному аплодируют. Одни проделывают это рассеянно, глядя в другую сторону и переговариваясь с соседом. Другие аплодируют с ласковой выразительной улыбкой, как бы вступая в непосредственное и даже интимное общение с исполнителем. Некоторые аплодируют вызывающе, с явной затратой физической силы, со злым лицом, по-видимому, полемизируя с равнодушными.
Люди, которые в самом деле любили своих родителей, к их смерти относятся довольно спокойно. Мучаются же эгоисты – вместо того чтобы думать об исчезнувшем человеке, они думают о своей вине.
Международная конференция – встреча, на которой стороны приходят к согласию относительно даты следующей встречи.
Наряду с обыкновенной завистью существует особая зависть беспринципных и потерявших себя к высоким неудачам и страданиям.
Не презирайте хвастовство – оно выражение утверждающего, оптимистического жизненного начала; в худшем случае – проявление сопротивляемости.
Общественное мнение ничего не прощает старости – ни общительности (старческая суета или старческая болтливость), ни влюбленности (старческая эротика), ни хорошего аппетита (старческое гурманство). Прощается только высшая духовная деятельность – светский эквивалент спасения души.
Один из самых печальных законов жизни – так называемая неблагодарность детей. Это закон несовпадения между ценностью, какую отцы и дети представляют друг для друга. Для отцов дети – это реализация и творчество, преодоление одиночества и обещание бессмертия. Для детей отцы – объект долга, или жалости, или, в лучшем случае, привязанности, бескорыстной и потому незаинтересованной.
Пока равнодушия нет, его нельзя показать. Когда равнодушие наступило, показывать его не хочется и не нужно; его даже скрывают из вежливости – это и есть признак равнодушия, самый верный.
Поступок есть выбор некоторой ситуации и, тем самым, отрицание других возможных ситуаций. Выбирая эмоцию, отказываются от покоя, выбирая труд, отказываются от легкости, выбирая подхалимство, отказываются от творчества.
Прекрасно честолюбие только в молодости, когда оно неизвестность, обещание и надежда.
Раскаянье неотделимо от чувства неиспользованной власти над действительностью.
Самоубийство обычно акт молодости, сохраняющей еще свежесть воли и чувства, которые восстают против унижения, страдания.
Слабонервность – враг всякой здравой мысли, всякой силы и человечности на земле.
Смерть не инородно враждебна жизни, она ее атрибут, обязательная принадлежность, она входит в понятие жизни.
Сплетники не ленивы и любопытны. Но они легковерны и лишены воображения, поэтому упускают как раз самые плачевные тайны своих жертв.
Старики могли быть благополучны, когда, теряя деятельность, они не теряли власти над жизнью и юностью, оставляя за собой власть в качестве хранителей, завещателей жизненных благ; либо когда дети – уверенные и сытые – с приятностью исполняли сыновний долг, воздав старости почтением и комфортом.
Старость – умудренность, освобождение от страстей и заблуждений.
Стихи – это опыт жизни в магическом кристалле обнаженного смысла.
Счастье – это когда не спрашивают «зачем?».
Тоска – неизлечимая душевная лихорадка, ретроспективный взгляд на погибшее счастье, глухие поиски небывалых ценностей и целей.
Удачно сочетание лени и честолюбия. Эти свойства, корректируя друг друга, удерживают их носителя от распущенности и от карьеризма.
Ум, порядочность, большие испытания – все это вещи, которые не следует писать у себя на лбу. Вообще человек сам у себя на лбу не должен быть написан.
У человека, работающего переутомленной головой, то же ощущение, что у гуляющего в тесных ботинках. Когда обувь жмет, ходьба перестает быть непрерывным, бессознательным действием, и каждый шаг входит в светлое поле сознания.
Халтура имеет перед поденной работой то преимущество, что она оставляет голову относительно свободной.
Хандра – не основание для того, чтобы уклоняться от дела.
Хорошо воспитанный человек стыдится и чужих несчастий.
Чего стоит идеология (в том числе религия), если она не помогает и не мешает человеку жить (то есть не требует от него жертв и не придает ему стойкости).
Человека, вредящего в силу убеждения, можно переубедить; человека, вредящего по личной злобе, можно смягчить. Только вредящий из страха неуязвим и непреклонен.
Человек должен заниматься не тем, чем он должен заниматься, и даже не тем, чем он хочет заниматься, а тем, чем он может заниматься.
Человек, который не сумел устроиться так, чтобы гордиться своими несчастьями, – стыдится их.
Человек может жить, не думая целыми днями. Когда из головы выходят случайные мысли и прочая мелочь – в ней ничего не остается. Он смотрит на людей, на вещи, даже читает и по этому поводу ему ничего не приходит в голову. Очень странное состояние… Вроде того, как если бы есть, не ощущая никакого вкуса.