Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 135 из 143

Однако машина, игнорируя отношение Фрэнка, на хо- рошем соларианском языке заявила, что она приняла его на службу, поскольку он является наилучшим орудием для борьбы с настоящими берсеркерами. Никто другой не сможет делать это так же хорошо.

И полковнику очень быстро пришлось расстаться со своей убежденностью, поскольку машина предъявила ему слишком много доказательств доказательств, которые он вынужден был принять. Загадочные объекты, на которые Фрэнк успел бросить один только взгляд, перед тем как его взяли в плен и уложили спать, теперь были представлены на его полное обозрение.

Наконец Маркус признал:

- Ладно, ладно, ты не берсеркер - или, по крайней мере, ты самый чудной берсеркер, которого я когда-либо... видишь ли, стандартный образец поведения очень прост. Берсеркер видит жизнь, берсеркер убивает. Именно так.

После этих слов Фрэнк умолк, вздохнул и сдался окончательно. Вздох был исполнен очень реалистично; хорошая имитация звука, издаваемого настоящими органическими легкими. Фрэнк так долго практиковался в этом эффекте, что теперь проделывал его бессознательно.

- Но ты не действуешь по этому образцу. И не действовал. Ты убиваешь, но ты не живешь для того, чтобы убивать. Ладно, я сдаюсь. Ты выглядишь совершенно как берсеркер, но ты не берсеркер. Ты не можешь им быть. Но тогда, черт побери, что ты такое?

И машина ответила ему. И предоставила доказательства, которые подтверждали ее слова.

Фрэнк обдумал все увиденное и услышанное.

- Маточные репликаторы, - произнес он наконец. - Ведь верно? Именно они были нужны тебе все это время.

ГЛАВА 29 ***

Тяжеловооруженный и закованный в броню Дирак гонялся за последней оптэлектронной версией своего сына по Вестминстерскому аббатству, созданному в виртуальной реальности десякуба.

А сын гонялся за Дираком.

Премьеру искренне хотелось, чтобы у него была возможность выключить хотя бы часть этих проклятых изображений. Но в данный момент все иллюзии были под полным контролем Ника, и Ник отлично умел с ними обращаться.

Дирак уже не в первый раз говорил себе, что виртуальные личности, программы, имеют свои недостатки, точно так же, как люди из плоти и крови. Один из недостатков виртуальных личностей заключался в том, что такое существо, как Ник, невозможно заставить страдать на самом деле.





Свет, падающий через графическое изображение витражей, раскрашивал виртуальные камни древних башен в неяркие пастельные цвета и заставлял могильные плиты, монументы и колонны отбрасывать глубокие тени. Чем дальше продвигался Дирак, тем сильнее он был уверен, что в аббатстве находится кто-то еще, помимо него и Ника. Эта уверенность была вызвана почти не уловимыми для сознания звуками и движением. Но когда этот "кто-то еще" промелькнул в переходе, над которым возвышалось виртуальное изображение статуи ангела, оказалось, что это всего лишь Женни. Премьер решил, что Женни всего лишь женщина и совершенно не склонна к насилию. А значит, на данный момент она не представляет для него никакой опасности и ее можно пока оставить в покое.

Долгая погоня через виртуальные измерения десякуба увела Дирака на некоторое расстояние к востоку от главного алтаря, в глубь королевских усыпальниц. И тут его взгляд уловил еще какие-то подозрительные движения, необычное шевеление среди детально проработанного миража. Премьер бросился туда и схватился закованной в броню рукой за крышку огромного каменного саркофага. Полифазная материя дна и стенок десякуба мгновенно перестроилась, чтобы приспособиться к визуальным сигналам, поступающим с коры его головного мозга, и при помощи обратной связи сформировала твердый край, за который, собственно, премьер и ухватился.

В неистовом порыве премьер Дирак вскрыл место последнего успокоения Елизаветы Первой и Марии, сводны сестер. Но в этом времени и в этом месте в саркофаге не лежали останки древних королев. Из гробницы с криком выскочила куда более современная женщина.

Дирак выкрикнул в лицо жене проклятие и отшвырнул ее прочь - кричащее привидение среди памятников и могил.

Он пробирался между виртуальными гробницами и статуями, тоже похожий на призрака из плоти.

Огонь был открыт без предупреждения. Но пули отскочили от тяжелого скафандра премьера. Ударивший в него залп развернул Дирака и заставил пошатнуться, но не более того. Чтобы сбить премьера с ног, следовало стрелять под большим углом и с меньшего расстояния.

Дирак стиснул зубы, но не стал стрелять в ответ. Лучше подождать, пока цель не будет ясно видна. Он не хотел разносить эту установку на кусочки, как вышло с десякубом на яхте. Он намеревался проделать на ней большую часть работы по проектированию новой колонии.

Ник Третий, по-прежнему успешно скрывавшийся от глаз Дирака, начал выкрикивать угрозы и проклятия.

Его отец выругался в ответ и бросился в погоню.

- Будь я проклят, - бормотал Дирак себе под нос, - будь я проклят, если позволю убить или побить себя какой-то записанной личности - или, если рассматривать все традиционно, с точки зрения закона, - какой-то компьютерной программе, которая ведет себя так, будто верит, что она записанная личность.

И Дирак продолжал погоню, не забывая, впрочем, что он смертен и уязвим. Сейчас он находился у входа в огромную величественную часовню Генриха Седьмого, своды которой возносились над головой, словно кроны деревьев в чаще леса. Дирак всегда отвергал идею страховочной записи своего сознания. Премьер наслаждался жизнью во плоти и намеревался сохранить свое тело.

Не раз за все эти годы Дирак оценивал возможность сделать с себя запись - в качестве страховки от несчастного случая или убийства. Были моменты, когда эта идея казалась соблазнительной, но премьер всегда отвергал ее, поскольку в результате такой процедуры вполне мог появиться очень серьезный потенциальный противник.

Премьер даже представлял себе, каково это - подвергнуться записи, разделить самую свою сущность на две половины: вот он надевает шлем, потом снимает его, и ничего не изменяется. И в то же самое время, и с такой же эффективностью он надевает тот же самый шлем, а потом постепенно осознает, что навсегда распростился со своей плотью. Нет. Это слишком неприятное вторжение в самый центр его существа.