Отец моего ребенка

Что-то явно случилось, иначе бы Оля не позвонила так быстро. Антон явно что-то натворил. Скорее всего, сорвался. Когда я увидел Олю, понял, что дело не в банальной ревности — её жених совершил что-то серьезное. Ударил? Изменил. Что-то хуже? Иначе почему Оля вся дрожала, а глаза были на мокром месте?! Даже голос стал совсем другой. Это реально пугало. Я видел, что Оля держится из последних сил.

Приехали домой. Нужно было покормить и уложить спать ребенка. Оля вся бледная и как будто не здесь, все ее движения авоматические. Не дождавшись, когда ребенок уснёт, она решила уйти. Все явно хуже, чем я мог подумать. Что же такого сделал Антон? Я, конечно, хотел, чтобы они расстались, но не так внезапно. По-моему плану это должно было случится позднее, когда Оля успокоится и поймет, что ей со мной может быть хорошо, когда начнет доверять и осознает, что у нас семья. Но мой план полетел в тартарары. Впрочем, когда у меня что-то шло по плану? Кроме бизнеса.

Пока укладывал ребенка, думал, прибью Антона Нет ничего хуже, когда рядом страдает твоя женщина, и даже не говорит о причине. Позвонить Виктории и попросить привезти успокоительное? Не знаю, как Оля может на это отреагировать.

Сначала стоит с ней поговорить. Может, дело совсем не в Антоне? Пока терялся в догадках, не заметил, как дочь уснула[О1]. Какой же она ангелочек, когда спит. Маленький и прелестный. Поправил норовившее сползти одеяло, теперь можно идти к ее маме. Возможно, Оля уже немного успокоилась. Надеялся, она расскажет, что произошло.

Я нашел ее в гостинной.

— Оль… — нерешительно начал я.

Было странно увидеть у нее в руке бокал. Похоже, она решила снять стресс таким способом. Это тревожило хотя бы потому, что раньше она никогда не пила и искренне не понимала, для чего люди пьют, алкоголь — это так невкусно.

— Оль, что случилось?

Она не ответила, лишь окинула взглядом. Потом встала, подошла и прижалась всем телом. Я не успел опомнится, как ее губы впились в мои. Жадно, неистово, словно путник, давно бродивший в пустыне, к источнику воды. Я не мог не ответить и перехватил иниативу. Мелькнуло в голове, что она решила успокоиться другим способом.

На секунду отстранился. Но в план Оли явно не входило давать мне опомниться и отступить. Новый поцелуй, и я вновь падал в бездну. Тело отзывалось на такие привычные Олины прикосновения. Желание накрывало с головой. Пульс зашкаливал. Жадно отвечал на поцелуй, не в силах остановиться — если Оля чего-то хотела, я никогда не мог ей отказать. А время, проведенное порознь, лишь усиливало жажду. Где-то на краю сознания маячила мысль, что это неправильно, но я гнал ее от себя. Оля сейчас такая родная, такая податливая. И только моя. Как и четыре года назад.

Но сейчас все иначе, и нужно об этом помнить. Это чертовски сложно в такой момент, когда нас разделяет лишь тонкая ткань. Я прижимал ее к себе и скользил руками все ниже. В такой момент нереально остановиться и практически невозможно вспомнить, что что-то не так, что Оля ведет себя неправильно. А Оля подалась навстречу. Сорвать с нее платье будет легко. Хотя можно не срывать, лишь приподнять. Ее руки уже настойчиво теребят мою футболку.

У нее что-то случилось с Антоном, отчего ей плохо. Но сейчас мне плевать на ее жениха, я знаю, что могу сделать ей хорошо. Знаю, что именно она любит в сексе. И есть серьезные подозрения, что до кровати мы просто не дойдем.

Поцелуев становилось мало. Еще немного — и мы уже не сможем остановиться, слишком скучали друг без друга. Но остановиться все-таки нужно, потому что, сорвавшись сегодня, завтра Оля будет ненавидеть себя за это. А еще меня — за то, что воспользовался ситуацией. Хотя я бы поспорил, кто кем воспользовался.

Я прервал поцелуй, и сделать это было титанически сложно. Только одно заставило меня отступиться — я все еще ее люблю и не хочу, чтобы она страдала, а подобное она себе не простит.

— Оль, не надо…

Она мгновенно сникла и хотела отступить, но я продолжал прижимать ее к себе. Мы оба, все еще разгорячённые, уже оба понимали, что ничего не будет. Я бережно гладил Олю по волосам, подхватил на руки и сел с ней на диван. Мы просто сидели, обнявшись, я слушал ее тяжелое дыхание, шептал что-то успокаивающее, а она всхлипывала. Оля привыкла быть сильной, забыла, что ей тоже нужна поддержка. Не будь она в таком состоянии, не позволила бы прижимать ее к себе.

Но теперь я уверен, что об Антоне можно забыть.

Невольно заметил бутылку с виски — Оле немного потребовалось, чтобы дойти до такого состояния. В принципе неудивительно, она и раньше не пила, к тому же она такая худенькая, и алкоголь действует быстрее, и, кажется, за последний месяц похудела еще больше. На нервах. Подозревал, что Антон стал просто последней каплей. До этого я постарался сам. Настроение напиться самому, но нельзя. У меня же ребенок и жена. Правда, она еще об этом не знает и не планирует. Знать бы, как сама Оля отреагирует на произошедшее — пусть мы и не переспали, но поцелуи все-таки были, и начала она.

Не заметил, как она уснула прямо у меня на руках. Решил уложить ее в своей спальне, хотелось спать с ней рядом. Раздел ее и принял холодный душ, чтобы заработали мозги, потому что поймал себя на том, что желание близости не пропало.

Немного остудив свой пыл, понял, что придется ночевать с дочерью — не знал, просыпается ли мой ребенок по ночам, и что будет, если не обнаружит никого рядом.

Глава 15

Оля

Оделась и вышла в коридор. Судя по доносившимся из кухни голосам, мои уже завтракают. А значит, я проспала. Обычно я всегда просыпалась раньше дочери.

С трудом поборола желание сразу отправиться к ним. Все-таки стоит привести себя в порядок, не только из эстетических соображений, а потому что я себя так увереннее чувствую.

Перед тем, как зайти в кухню, сделала глубокий вдох. Вошла.

— Доброе утро, Оль.

Лицо мелкой все в креме от пирожного. Ее отец заметил это и потянулся за влажной салфеткой.

— Мама, мама! Ты так долго спала! — пропищала дочь, пытаясь уклониться от проявления отцовской заботы.

— Мама просто устала, солнышко, поэтому и спала долго. Оль, какао будешь?

— Папа сам готовил, — выдала Катюшка.

Павел едва не выронил кружку от подобного заявления. Даже я застыла в дверях, пытаясь осознать. Больше не дядя Паша, а именно папа. Похоже, эта парочка окончательно спелась. Очевидно, мне придется смириться с фактом наличия Павла в своей жизни. Катюшка не обращала внимания на изумление двух взрослых, ее интересовали более важные вещи:

— А блинчики скоро? — поинтересовалась она у отца.

— Скоро, дочь, скоро. — Павел что, сам блины решил готовить? Прямо идеальный отец. — Оль, как себя чувствуешь?

Можно, я не буду отвечать на этот вопрос? По крайней мере, сейчас. Цензурно и правдиво я ответить вряд ли смогу.

— Нормально, — выдавила из себя.

— Садись завтракать, милая.

Милая?! У меня настойчивое ощущение, что я явно что-то упустила. К моему большому сожалению, я толком не помню ничего из прошлой ночи, но надеюсь, я все-таки не давала повода себя так называть. Больше никогда не буду пить. Впрочем, показывать, что чего-то не помню, я не собиралась, как и спорить. Ребенок заснет, тогда уже и поговорим.

Павел поставил передо мной пирожное, но сделал это так, будто приносит жертву дракону или кидает мясо опасному хищнику. Думает, что я злюсь? Возможно, поэтому выбор Павла пал именно на эту сладость? На свете столько сладостей, столько всего вкусного, но почему-то, когда я была расстроена, то всегда выбирала пирожное корзиночку, и Павел об этом прекрасно знал.

— Есть еще пицца, будешь?

Покачала головой, взяла десертную ложку и зачерпнула крем. Сладко. Павел, похоже, решил разбавить сладость.

— Оль, ты бы не могла рассказать, что тебя вчера расстроило до такой степени? Если, конечно, об этом можно говорить при дочери…

Его прервал дверной звонок. Надеюсь, это не мама Павла, которая с удовольствием поздравит сына с продвижением коварного плана по моему возвращению. Если ранее она думала, как сделать все, чтобы мы расстались, то теперь она готова пойти на многое, чтобы мы с ее сыном поженились. А мама у Павла женщина весьма упорная.