Кривое зеркало

Сбоку от забора помещался старый ларек с закрытым жестяным листом окошком. Дима мельком взглянул на лежавшего в кустах пса и заметил его слабо дергающий бок. Гена перехватил взгляд напарника и усмехнулся. «Не ссы, брателло, собачек я люблю», говорила его усмешка. И Дима знал, что Гена только чуть-чуть не додержал свою руку на шее собаки. Торговец проснулся не сразу, только когда они с Барышевым были уже внутри. А вот женщина почуяла их моментально. Она забилась в угол кровати, прижав к груди два детских тельца, и с ужасом смотрела на них. Дима видел ее темные зрачки и копну волос вокруг лица. Прижав палец к губам, он велел ей молчать. Да она и сама не в силах была проронить ни слова. Торговец, моментально покрывшись липким вонючим потом, назвался Али, и выложил все, только взглянув на Гену. Предводителем боевиков оказался Мадуев, его родственник жил в селе, и отморозки частенько наведывались к нему, обирая местных жителей. Получилось так, что когда Леха с Димой останавливались в селе на короткое время, те уже были на подходе. Барышев потребовал назвать всех участников набега, и Дима запомнил их имена. Того, кто убил Леху, звали Абу. Али трясся, говоря, что идея зарезать парня принадлежала именно Галиеву. Этот человек был страшен в своей ярости, походил на животное, и что сам Али боится за своих жену и детей.

Выяснив точное местонахождение родственника Мадуева, Дима и Гена покинули дом торговца. Закрыв за собой дверь, они не услышали даже легкого шороха за спиной. Собака уже пришла в себя, но, увидев Барышева, молча отползла в кусты. Собаки явно умнее людей, подумалось тогда Диме.

…Хозяин выскочил на порог, держа в руках обрез и сверкая маленькими глазками из-под кустистых бровей. Нюх у бородатого смуглого мадуевского родственника был отменный. Дима легко увернулся от наставленного на него дула и, перехватив нож в руку, другой рукой обхватил бородатого за шею. Чеченец взвыл и попытался все же наставить на Диму обрез. Силы в нем было немеряно. Комарову же хотелось просто оторвать ему голову и швырнуть ее на съедение бродячим псам. Ведь это к нему они заходили лишь для того, чтобы набрать воды во фляги. Хорошо, что пацанов оставили за холмом, а то бы охота продолжалась до последнего. Это Леха, упокой, бог, его душу, почувствовал неладное и велел Диме вернуться, а сам остался проверить обстановку. И это для него, для Димы, они устроили показательную казнь. Ненависть стянула голову Диме стальным кольцом, внутри что-то забилось, ища выхода, и только когда по рукам потекла горячая темная кровь, наконец, отпустило. Бородатый, дернувшись несколько раз, обмяк. Из горла его хлестала кровь, заливая все вокруг жарким потоком. Федя деловито подошел к стоявшим во дворе канистрам и, отвинтив с одной из них крышку, удовлетворенно кивнул. Разлив бензин по периметру дома, он достал зажигалку и чиркнул, выпуская на волю голубоватый огонек. Огонек весело мигнул и, попробовав на вкус сухую траву, радостно помчался по дорожке из мелких лужиц прямо к настоящей вкусной пище.

Гена махнул рукой, и парни бросились к окраине, где их уже заждался Леха. Через какое-то время раздались крики и плач, но Дима не слышал ничего. Вокруг опять стояла тревожная ТИШИНА, а впереди маячила спина Гены Барышева, который нес автомат Димы. Замыкал Федя. А посередине шагал Дима, неся за спиной все то, что осталось от его друга. Он шел ровно, стараясь не оступиться, боясь потревожить и без того настрадавшегося Леху.

Мир не перевернулся, когда Леху Бахтина отправляли в цинковом гробу на родину, не посыпался огненный дождь на землю и тогда, когда его семья отказалась хоронить сына, сославшись на отсутствие финансов. Трое мужчин отдали последние почести другу на деревенском погосте, недалеко от Вязьмы, где жила двоюродная бабка Лехи и его тетки. Когда-то, еще в училище, Леха рассказывал, что те его очень любили, на лето звали к себе, и без огромной торбы деревенских гостинцев он оттуда не возвращался. Когда родители начали пить и переругались со всей родней, Лехе больше не пришлось бывать в деревне. И он мечтал, вернувшись, обязательно съездить к ним и привезти много подарков. Сослуживцам пришлось попотеть, разыскивая бабку. Но, когда все формальности были улажены, когда отрыдали и отголосили в избе немолодые уже тетки, когда развеялся пороховой залп над деревянным крестом, ребята осознали, что если для Лехи все и закончилось, то для них только начинается. Все свои силы и знания они потратили на поиски и истребление банды Мадуева. Группами и поодиночке они стирали их с лица земли, не дожидаясь человеческого и божьего суда. Правы ли они были, не задумывались. Это была война, а она, как известно, принимает любые средства для победы.

…Гену Барышева подстрелили осенью, в сентябре. Гена выжил, здоровье у него было богатырское, но пуля попала в голову, выйдя через глаз, и парень остался инвалидом. Его мучили частые головные боли, с ним стало тяжело общаться, и, когда его все-таки уговорили лечь на обследование в военный госпиталь, у него наступило заметное облегчение. Выводы, правда, сделанные врачами, были ошеломительными и для Гены и для военного руководства. Гена оказался шизофреником. И если раньше все его странности списывались на сложности боевой обстановки, то теперь все встало на свои места. Гене следовало лечиться серьезно и долго. Он принял это спокойно, улыбался и подмигивал оставшимся глазом, прощаясь с ребятами, а они боялись, что он не сможет или не захочет с этим жить и что-нибудь сотворит с собой. Они брали с него клятву и обещали навещать, а Гена, огромной скалой возвышаясь в дверях больничного корпуса, улыбался им детской улыбкой, и в уголке его голубого глаза дрожала слеза. Вскоре к нему приехала мать, маленькая худощавая женщина, и забрала Гену домой в небольшой волжский городок. Она не плакала и не причитала над сыном, а деловито опросила врачей о его состоянии, написала список необходимых лекарств, одарила медсестер привезенным медом и, поняв, что Гена в состоянии работать в хозяйстве, собрала его в дорогу.

Федя дослужил с Димой до окончания контракта и уволился в запас. У Лапина уже была семья, женился он рано, в восемнадцать лет, подрастала дочка. Федор зарабатывал деньги на квартиру, жена Ира на обстановку, а с девочкой сидели по очереди бабки. Через год Аленка должна была идти в школу, и Федя очень хотел сам отвести ее в первый класс. Он переживал, что из семи лет супружеской жизни они с Ириной не прожили целиком и года. Федя верил в то, что пишут астрологи о проблемах семилетнего брака и вообще о взаимоотношениях людей, боялся, что они с женой стали чужими друг другу, а потому, отгуляв отвальную, затарившись под завязку теле и видеотехникой, купив для дочки компьютер, отбыл к себе в Воронеж.

Дима вернулся в Москву.

…Отвинтив крышку на бутылке с минеральной водой, Дима сделал большой глоток и поставил емкость на подоконник. Ну вот, остался лишь один шаг. Все оказалось намного проще. Значит это действительно правда, и слова «Азъ воздам» не пустой звук, и Дима действительно вершит правое дело, раз сам господь бог помогает ему в этом. Он столько времени искал неуловимого Абу Галиева, а тот словно в воду канул, и надо же, они оказались совсем близко. Только протяни руку…

Дима помотал головой, чтобы придти в себя от нахлынувших мыслей. В ворота въехал «Москвич» Левы, и тот вышел из машины, неся руках объемную спортивную сумку. Чувствовалось, что в ней находится что-то тяжелое, черная пума на красной ткани согнулась в хребте практически поперек. Макинтош остановился перед входом и, высоко задрав голову, оглядел края крыши. С утра он загнал пару ребят наверх для того, чтобы они очистили поверхность от остатков снега и льда и проверили состояние шифера. Все свое хозяйство Лев Петрович держал в мощных кулаках и при необходимости без малейших сомнений использовал их в качестве элемента воспитания.

— Салют, Дмитрий, — Макинтош заглянул в зал и подмигнул, — время есть? Пойдем в тир, покажу кое-что.

Дима взглянул на часы. До следующей группы оставался еще целый час. Без сомнения, ему будет на что посмотреть, а еще опробовать это собственными руками. Как только Макинтош умудрялся перевозить, не пряча, сумку с оружием прямо в собственном автомобиле?