Страница 15 из 21
– Что?
– Ты смотрела утренние новости?
– Я… нет.
– На северо-западе обрушился тоннель метро.
– И?
– Поврежден магистральный кабель… – Михаил обернулся к женщине, – клиника и склад LPC остались без электричества.
– Ну, там же свои электростанции.
– Да, там свои генераторы, ты права. И дополнительные аккумуляторы есть. Тревогу начали бить через два часа, после отключения. Можно было подвезти еще, но дорожные службы оказались не готовы к тому, что и в этом году, словно впервые за всю историю страны, наступит зима.
Люда выпрямилась.
– Соты?
– Соты… – кивнул Михаил. – Благодаря одному любителю мануального вождения там авария и пробка до ближайшей заправки на несколько часов. Пока я был за решеткой, Марк не сразу выбил разрешение на использование вертолета в городской черте. Поехали на снегоходах по обочине… по обочине обочины. Это и так уже смешно, но их остановили за нарушение. Когда в офисе узнали, отправили последнего охранника пешком. Они пробыли без электричества на несколько минут дольше, чем можно было позволить. Начались необратимые процессы. Всего несколько минут…
Люда обошла диван и остановилась у окна. Михаил не поднимался и не оборачивался. Он слишком хорошо понимал, что она может чувствовать сейчас.
– Там же генераторы… аккумуляторов на несколько суток…
– В стране воров и дураков не бывает запаса аккумуляторов на несколько суток.
– Но только не у нас!
Безрадостно смеясь, Михаил подошел к Людмиле и крепко обнял ее.
– Ты подстать своему шефу, Люда… такая же наивная идеалистка.
– Этого не может быть, Миш. Марк бы что-нибудь придумал!
– Что, например? Марк выбил разрешение на использование вертолета только когда сказал, что в сотах этого склада органы всей верхушки «Руси». Ты думаешь, это помогло? Когда ночной дежурный на кнопке блокировки частных транспортных средств вылез, наконец, из сортира, единственный оставшийся охранник склада уже шел до заправки пешком.
– Но Марк мог доехать, долететь… у него же куча всякой техники!
– Мы не можем летать, пока «Русь» не отключит блокировку. Мы в опале, Люда. Беспредел в прошлом.
У Михаила появился входящий вызов.
– Миша, где ты? Я только узнала о складе LPC, но не верю своим глазам. Все соты? Абсолютно все? Ничто нельзя восстановить?
– Мам, это поправимо. Вырастим новые. Все будет хорошо.
– Мне сообщили, что тоннель был поврежден в результате взрыва. А взрыв организовал техник. Ты понимаешь, чем нам это может грозить?
Перед ответом Михаил глубоко вздохнул.
– Кто тебе это сказал?
– Неважно! Где ты?!
– У меня параллельный звонок. Я подъеду ближе к вечеру, как и обещал, – Михаил переключился на нового абонента, – да, Григорий.
– Миша, в тоннеле был взрыв и, судя по записи, виноват живой проект. Мне прислали запись по старой дружбе и здесь просто баталия перед взрывом. Судя по всему, пассажиры поняли, что клон везет взрывчатку. Сейчас органы выясняют, чей это был техник.
– Гриш, кто-то сообщает Ларисе Сергеевне новости раньше, чем я сам о них узнаю. Я хочу, чтобы ты нашел этого человека. Или эту контору. Или эту машину. Чем бы это ни было.
– Я попробую, но мне придется установить оборудование на территории особняка Ларисы Сергеевны.
– Нет, она не позволит. Придумай, как это сделать удаленно. По поводу взрыва я понял.
– Если кто-то возьмет на себя ответственность, то хорошо. Но если в течение трех дней будет тихо, то сочтут личной инициативой. А личная инициатива одного из клонов, девяносто девять процентов которых работает на опасных производствах и с опасными веществами выльется «Живому проекту»…
– Не продолжай. Я все понимаю.
– Ты не приедешь в офис сегодня?
– Не собирался. Пришли мне запись. И спасибо за оперативность… в моем личном запросе.
– Ты про парня Гороян? Это было несложно. Только теперь по той же ниточке, но в обратную сторону пойдет его руководство, и тогда парню пиши «пропало». Если ты планируешь что-то предпринять, лучше поторопиться.
– Я понял. Если у тебя есть время и возможность, подчисть за ним и выкупи долг на «Живой проект». Обратись к Федору.
– Что?!
– Ты услышал и понял правильно. Сделай это для меня, пожалуйста.
– Хорошо… – глухо, с неохотой ответил начальник СБ, – отбой.
– Что-то еще? – Люда стояла против света, и Михаил видел лишь ее силуэт.
– Ты не хочешь этого знать.
– Да, не хочу. И ушла, чтобы не знать.
– Прости, – вздохнул Михаил. Он не видел лица женщины. Перед ним в ярком свете в обрамлении мягких волн спадающих на пол и подобранных массивным шнуром тяжелых штор стоял лишь абрис… образ человека, на поддержку которого он имел право рассчитывать, но не имел права причинять ей ту же боль, что испытывал сам. Они в равной степени любили LPI, но разделившая их пропасть стала очевидна: Людмила уже ушла.
Пройдя в прихожую, Михаил накинул пальто и, не прощаясь, ушел.
Вася ждал распоряжений, но президент молчал. Он смотрел в окошко на высокий темно-коричневый железный забор, отделяющий частную территорию его бывшего секретаря от улицы. Нужно было двигаться, что-то делать, но Михаил не мог решить куда и не находил причин зачем.
– Какой сегодня день?
– Одиннадцатое октября, Михаил Юрьевич, – отозвался Вася, – вторник.
Он сидел, задумчиво глядя на забор, или сквозь него – не видя преград. Он пытался вернуть свои мысли к происходящему вокруг, но картина распадалась, словно великолепный антикварный витраж, разноцветные осколки которого поодиночке оказывались бессмысленными стекляшками.
Через минут десять или чуть больше Михаил вернулся в дом Людмилы. Она стояла в проходе в гостиную, будто все это время ждала его возвращения, следя за ним в окно.
– Почему я?
– Что?
– Твое признание… твое предложение… – Михаил прикоснулся ко лбу, его скулы горели, – твоя просьба потешила мое самолюбие, и я не спросил, почему ты выбрала меня, – пояснил он свой вопрос. – Если тебе не нужны деньги Королевых, не нужно имя и положение, не нужен я как человек, как мужчина… что именно для тебя представляет ценность?
Она развернулась и скрылась в комнате. Михаил прошел за ней. Людмила встала вполоборота к окну, и Миша продолжил самостоятельно отрезать уже обдуманные причины:
– Я вряд ли буду хоть сколько-то хорошим отцом, потому что моя жизнь – LPI. Я не так умен, как даже наши общие знакомые… и характер у меня не самый мягкий. Я тиран, самодур и даже ты меня боишься. Ты мало что можешь от меня получить, даже если бы я хотел отдать тебе все, что у меня осталось. Я много могу, но не сдвинусь с места, если не увижу резона сделать шаг. Судя по происходящему вокруг, я просто неудачник и, похоже, иду прямиком под каток. Я загибаюсь от усталости, и даже мои клонированные органы погибли прошлой ночью вместе со всеми сотами на складе LPC. Что именно ты оценила столь высоко?
Людмила, слушавшая его монолог со вниманием и изумлением, мягко улыбнулась и повернулась к нему всем корпусом. Когда женщина заговорила, Михаил догадался, что она поняла вопрос сразу, и ответ был готов еще до того, как вопрос был задан.
– Твое нежелание страдать.
Михаил нахмурился, а потом с недоверием попросил пояснений.
– Впервые я поняла это пять лет назад, когда умер Юрий Николаевич. Ты сказал Петру… когда он пытался…
– Кто-то должен работать, пока все убиты горем. Пока люди страдают, кто-то должен их кормить.
– Ты помнишь? – удивилась женщина.
– У меня другие ассоциации с тем днем, но я помню все, что происходило.
– Именно это я и имела в виду. Меня шокировал твой ответ. Я думала, что мне предстоит работать с каменной горгульей. Что сын президента, чью улыбку так приятно было провоцировать своей улыбкой в редкие визиты во время его учебы, а потом работы на станциях, что его больше нет. И что теперь в кабинете президента работает бесчувственный живой проект. А потом… начало происходить все это. И я видела, как иссушает тебя боль, когда ты получаешь очередные сведения, как прощаешься с людьми, как… хоронишь планы и мечты. И каждый раз ты словно скидывал маску, что была исковеркана болью, и шел дальше, принимая новый день и новый бой и вдохновляя всех вокруг. И меня. А потом затонул Океан-3. Я думала, это убьет тебя, но ты лишь…