В солнечном городе

Прекрасно вернуться домой и с наслаждением нежиться в уютной кроватке, рассматривая в полудреме орнаментную вязь на ковре, и заснуть с глубоким осознанием, что у меня – ребенка – в жизни нет никаких проблем…

В моей памяти часто всплывает этот милый сердцу эпизод. С годами я стал больше понимать, что беззаботное детство кончается тогда, когда приходит осознание, что в жизни все-таки есть проблемы. Однако прожив на земле почти полвека, я сделал важное наблюдение. Каждый вечер, когда я добираюсь домой, проведя целый день в трудах и заботах, в решении проблем: своих и чужих, то наслаждаюсь семейным общением за ужином. Я молюсь вместе с малышами на сон грядущий, и когда уже смыкаются мои уставшие веки, то засыпая, чувствую удивительную легкость, будто в жизни и не существует проблем. Хотя завершать свой – полный заботами день – с такими мыслями… это всего лишь мое решение!

Крылья

Я из числа тех людей, которые никогда не были отличниками. Ни разу в жизни! Даже в первом классе! Вроде бы что-то из школьной программы у меня получалось неплохо. Ну, например, чтение – придя в первый класс, я уже мог довольно бегло читать. Легко запоминал разные стихи. Но письмо откровенно хромало. Чистописание никак мне не давалось. Оттуда все и пошло-поехало. Как бы я ни старался, всегда в моих работах обнаруживался изъян. И любой школьный предмет становился для меня еще одним поводом почувствовать себя неудачником. Даже урок рисования поначалу вызывал у меня большой интерес. Но из-за того, что все мои шедевры выглядели некрасивой мазней, я стал охладевать к предмету. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы в четвертом классе не случилась одна забавная история.

После летних каникул учительница рисования дала нам традиционное домашнее задание – нарисовать композицию на тему: «Как я провел это лето». Вдоволь нагулявшись после школы, я пришел домой и засел за уроки. Приготовил альбом, разложил на столе все необходимое для рисования – в этом у нас с сестрой не было дефицита. Мой дедушка работал художником-монументалистом и общался в кругах известных алма-атинских художников. Поэтому у нас всегда имелись хорошие акварельные краски ленинградского производства и потрясающие, страшно дорогие, кисти из ворса соболя и даже колонка.

Я налил воду в специальный стаканчик, настроил свет лампы, раскрыл альбом, пальцами потеребил кончик кисти, стараясь включить все свое воображение – но на ум ничего не приходило. Моей сестре везло – у нее был талант к рисованию. Из-под ее кисти всякий раз выходили шедевры, а мне никогда не удавалось создать ничего стоящего. К моему счастью в комнате появилась мама. Она словно чувствовала, что я никак не могу решиться приступить к «домашке». Заглядывая мне через плечо, мама спросила:

– Сынок, что ты собрался рисовать?

– Пока не знаю. Надо про то, как я провел лето. А я не знаю, что именно подойдет.

– Ну, вспоминай! Вот папа брал тебя с собой в командировку. Вы же там куда-то на озеро ходили, рыбачили. Что-нибудь интересное про рыбалку попробуй нарисовать.

– А, точно! Знаешь, там был очень смешной случай. Мы с папой сидели в камышах с удочками. Ловили рыбку и складывали в ведро позади нас. Поймали несколько штук, и я решил их посчитать. Рыб в ведре было шесть. Потом я поймал еще одну красивую рыбку, а папа вытащил большого леща и дал его мне, чтобы положить в ведро. Я медленно запустил его к другим рыбкам, потому что он был большой, и еще раз пересчитал, но рыб в ведре было по-прежнему шесть.

– А куда же они делись? Выпрыгнули?

– Я так и подумал. Но на земле их нигде не было. Мы с папой предположили, что кто-то ворует наших рыб, потому что когда поймали еще несколько, то опять не досчитались.

– И что дальше?

– Я сказал папе, спрячусь за дерево и стану следить за ведром. Не прошло и несколько минут, как я увидел змею. Она выползла из травы, влезла на ведро, схватил ртом рыбу, и быстро исчезла в камышах. Я крикнул папе, что нашел воришку. Оказалось, что это уж. Мы вместе с папой стали смеяться. А чтобы не допустить повторной кражи поставили ведро рядом с собой. Вот такая история была!

– Очень забавно, сынок! Давай, нарисуй про это картину!

– Хорошо, я попробую.

Я взял карандаш и попытался сделать набросок. Ведро с рыбой и хитрый змей вышли неплохо, а вот изобразить папу и себя, не получалось. Я тер ластиком уже третий раз лист бумаги, когда из кухни вернулась мама.

– Ну, как дела? Получается?

– Пока только камыши смог хорошо нарисовать.

– Давай-ка я немного тебе помогу!

Я хотел уступить маме стул. Но она отказалась и стала делать наброски карандашом, просто склонившись над столом. Через пару минут на листе появились две фигуры, в которых легко угадывались папа и я. Папа сидел на маленьком стуле с удочкой, а я стоял у дерева.

– Вот так это было? Смотри! Похоже?

– Да, точно так и было!

– Ну, а остальное у тебя неплохо получилось. Давай. Бери кисти и начинай рисовать красками!

У меня ушло около часа, прежде чем я позвал маму. Она подошла, улыбнулась и сказала:

– Ну, в общем, неплохо, нужно немного подправить. Дай, я сяду и подрисую кое-что.

Не знаю, что ей там понравилось. Лично я не был доволен, поэтому решил пойти на кухню, съесть пару пирожков и запить вишневым компотом. Пока мама корпела над моим шедевром, я наблюдал, как за окном идет дождь. С нашего четвертого этажа открывался прекрасный обзор – в темноте были видны капли, летящие под фонарем. Вернувшись в зал, я оценил, как преобразился рисунок.

– Ну, как тебе, нравится?

– Здорово, мама! Залюбуешься! Ты настоящий художник!

– Вот если бы мы рисунок нашей Нелли доверили, еще лучше бы получилось. Жаль, что она у бабушки заночевала, помогла бы тебе.

На следующий день я успел с утра нахватать «тройбанов» по русскому и математике и пришел на урок рисования. Учительница попросила приготовить к проверке домашнее задание. Все зашуршали альбомами. Она медленно обходила парту за партой, пока не остановилась возле меня – я обычно сидел на «камчатке». Бросив беглый взгляд на рисунок, она вдруг развернула альбом к себе, а затем взяла его в руки. Не переставая разглядывать наше с мамой художество, она вернулась к своему столу, постояла немного в задумчивости и, взглянув на меня, спросила:

– Томасов, это ты сам?

– Да, я сам!

– Очень хорошо! Я ставлю тебе пятерку с плюсом, а твою работу забираю на школьную выставку.

Господи, ну зачем я в тот день солгал учительнице? Вернее, сказал ей полуправду. Что мешало мне признать, что рисовал я не один?! Ведь моя была только идея, а помогла сделать рисунок красивым именно мама. Почему я постеснялся сказать все, как есть?

– Кстати! – продолжила учительница. – На базе нашей школы открывается филиал городской художественной школы, туда будут отбирать способных детей. Хочу порекомендовать тебя, как талантливого ученика.

Я смущенно улыбнулся и кивнул в знак согласия. Уже через неделю меня зачислили в первую группу художественной школы. Так началась моя ежедневная учеба.

В «художке» было все: рисунок, натюрморт, живопись, скульптура, история искусств, пленэр. По окончании положенных часов проводилась выставка работ. В нашей группе было тридцать учащихся. Значит, обычно все тридцать работ принимали участие в выставке. В студии, где обычно мы работали, вдоль стены по периметру была сделана специальная полочка. На ней наш учитель по ИЗО поочередно расставлял картины. Первой в ряду всегда оказывалась самая лучшая работа. Для нас звучало пояснение, почему учитель находит ту или иную картину лучшей. Затем рядом с ней он ставил следующую работу и рассказывал, в чем она уступает предыдущей. Потом награждал комментариями еще несколько картин, а после молча выставлял оставшиеся. Кто-то из вас может себе представить, что на протяжении почти трех лет мои работы всегда стояли в числе последних на этой «галерее позора»?