Страница 5 из 6
Я положу записку в стену плача:
«Шалом, Россия – Родина моя!..»
Серёжки берёз
Возле Мёртвого моря, где жёлтые розы,
Клин степных журавлей мне курлычет вопрос —
Разве можно сравнить эти розы-мимозы,
И серёжки орловских весенних берёз.
Километры судьбы от Полесья до Хайфы
Растянулись рекой. Хоть я пьян, хоть тверёз,
Но гортанный иврит не приносит мне кайфа,
Как трава-мурава, сок берёзовых слёз.
Дует знойный самум, нераскрыты бутоны,
А шипы в карауле, все иголки – штыки.
Там серёжки, качаясь, охраняли перроны,
Часовыми стояли берёзок полки.
Клин летит журавлей, моё сердце на части
Разделить не смогу здесь у моря и звёзд.
Будто грёзы, морозы вспоминаются часто,
И орловская даль, где серёжки берёз.
Может горькая соль, возле Мёртвого моря,
От дрожащих ресниц, многоточия слёз.
Мои розы, берёзы друг с другом не спорят,
Друг, в чехле от гитары, мне серёжки привёз.
Числюсь Алиёй
Я не поэт, не чистокровный русский,
В поэзии, могу себя распять,
Но я кропаю рифмы без нагрузки,
Без тонкостей славянских слов, от «а» до «ять».
Я не еврей, чтобы владеть стихами,
Среди поэтов числюсь алиёй,
А просыпаюсь утром с петухами —
Ночные строчки уползут змеёй.
Уйдут виденья, образы и строчки,
Хотя ушли, быть может, погулять,
Как их вернуть, без всякой заморочки,
Как вспомнить днём и всё не растерять?
Не растерять видений и сомнений,
Ожившие дымы костров в ночи,
Не усмирять проказу сновидений,
Которую не вылечат врачи.
Как сделать так, чтоб день равнялся ночи,
Для небанальных ритмов и стихов?
Прошедший день пусть строчек многоточье
Бросает на заре в ночной покров.
Где ночью строчки жили и творили,
В них рифма сладкозвучная лилась,
И девушки стихи мои любили,
Звучала песня… Днём оборвалась…
Улица в Яффо
Трамвай Москва – Тель-Авив
Сколько было исходов на рассвете (закате) веков,
Мы потеряли дорогу, где братья евреи нас ждут,
Где на камнях вырастают сады, города,
И алию хоть зовут, но не ждут никогда.
Я, алия, не заплачу у плача стены,
Молча, без слёз, я записку в стену положу,
В сердце моём не слышны отголоски
от веры струны,
Пусть полежит, как другие,
что сбудется, сам погляжу.
Еврейские проблемы, еврейские дела,
Зачем, скажи мне мама, такого родила?
Не верю я в евреев, зачем иудаизм?
Сходить что ль в синагогу? А где мой пофигизм?
В московских ресторанах на тромбоне,
Уже десятки лет сегодня разменяв,
Звезда эстрады на российском небосклоне,
Ведь мама русская здесь родила меня.
Пройду бульварами, попрощаюсь я с Москвой,
Люблю знакомые еврейские места,
Где накрывала и еврейскою тоскою,
И напоила русских духом, красота.
Прокатиться бы мне в ваши Палестины,
Где еврейская вселенная – Израйль.
Но не помню я, не вижу я картины,
Чтоб до Тель-Авива из Москвы катил трамвай.
И мажор, и минор в фа диез
В звёздном небе для всех, кто там не был,
Хватит места, конечно, для всех.
Ночью тёмной, вглядись в наше небо,
Помолчи про свой верный успех.
Спой любимые строчки из песен,
Что мы пели в свои вечера.
Расскажи не о тех, кто известен —
О безвестных, ушедших вчера.
И, как звезды летят, сам увидишь,
Зажигаясь от самых небес,
С плачем звуков, похожих на идиш,
Где мажор и минор в фа диез.
Наше небо, всегда оно с нами,
Покаяние видит и грех,
Кто есть кто, у кого между нами
Уготован по жизни успех?
Средь зимы, запорошенной снегом,
Хоть спроси у него, не спроси,
Скажет всё тебе звёздное небо,
Почему ты её не простил…
До весны… Потому что любил…
Еврейская пластиночка
Пластиночка знакомая
Хрипит еврейским голосом,
И старая игла шуршит в ночи.
А песня мне напомнила
Про молодость, про молодость,
Ей подпоём, а лучше покричим.
Сказать тебе мне нечего,
И вижу, что не хочется,
Но ради Бога, только не молчи.
Давай с тобою вечером,
Быть может, что-то вспомнится,
Со старой песней вместе покричим.
Пластиночка закрутится,
Закончится распутица,
Сыграют в свои трубы трубачи.
Быть может, хватит мучиться,
И что-нибудь получится,
Когда споём, а лучше покричим
Со старою пластиночкой.
Моя ты половиночка,
Хотя б словечко, тихо прошепчи.
Ведь песня нас окликнула,
О молодости всхлипнула,
Давай споём, а лучше покричим.
Танцующие хасиды
Аллилуйя, если строчки пробуждают
Что оставлю, что оставлю вам в наследство,
То, что прожил, то, что видел, что любил,
Те мечты, что начинались в раннем детстве,
Что другим оставить в жизни не забыл.
Оживу в листочках манускрипта,
Гончим Псом созвездий Млечного Пути,
Фараоном древнего Египта,
Иль правителем Лукум-Шалум-Сити.
Хоть прощанья и прощения известны,
Радость встреч, возможно, впишешь в альманах.
На земле когда бывает слишком тесно,
Слово вдруг летает птицей в облаках.
Аллилуйя, если строчки пробуждают
Покаяния за нажиты грехи.
Будут помнить, будут жить, Господь лишь знает
Мои строчки, мои песни и стихи.
Оживу в листочках манускрипта,
Гончим Псом созвездий Млечного Пути,
Фараоном древнего Египта,
Если сможешь, если хочешь – навести.
Еврейско-русские страницы
Береги свои Обереги
Береги свои Обереги,
Как ручья лесного бережки
Ивняки, ракиты, родники
Сберегают до самой реки.
Словно зеркало вода ручья,
Афоризмы твоих детских снов,
Окропленная мечтами, без вранья,
Девственностью дальних родников.
Наклонись, и в зеркало взгляни,
Всё, что мучает, спроси себя,
Речка – это прожитые дни,
Настоящие – в воде ручья.
Зачерпни в ладонь водичку и попей,
Как лекарство, нужное тебе,
Без рецептов, без больничных дней,
От недугов, данных по судьбе.
Молча, посиди на бережку,
И в ручье зеркальной чистоты
Ты увидишь, как плывут в реку
Облаков туманные флоты.
С кем на встречу мчатся облака
В бесконечность моря, океан,
Унося с собой от родничка,
Чистоту его пушкиниан…
И пока ты веришь, что ручьи
В облаках летят, как поезда,
Будут лета светлыми твои,
Словно светлого ручья вода…
…Дождик вдруг закапал, прошептал:
«Выключи и спрячь мобильник свой…
Слышишь… Гром вблизи загрохотал…
Оставайся у ручья, с собой…»
Береги свои Обереги…
Родные голоса
Созвучия орловской стороны,
Из старины привет деревни дальней
Вдруг приплывут из чёрной глубины
И зазвучат их голоса печально.
Из прошлых лет, неся печальный сон,
Вдруг, разойдясь на голоса и лады,
Обираются, сливаясь в унисон,
В протяжных песнях светлою отрадой.