Слишком женская история

– Оригинальную аппликацию ты придумала.

– Находишь?

– Усиленно ищу, – сообщает Алена и смахивает с себя одеяло.

Она голая, еще тонкая, а не сухая, с чистой смуглой кожей. У Варвары веки крепко сжимаются от неожиданности. Не то чтобы ее, любительницу бани, смущала женская обнаженка. Просто не дает глазам растрачивать зависть. Умница, во внутреннем хозяйстве все пригодится. Мерзкие чувства тоже двигатель прогресса.

– Извини, – просит Алена, – халат в шкафу, в прихожей. Я всегда так сплю. Говорят, очень полезно.

– Что ты, что ты, – бормочет Варвара. – Может, вернуть тебе ключ? А то врываюсь ни свет ни заря, бужу…

Махнув рукой, Алена бежит в ванную и через десять минут возвращается в купальнике:

– Йоги советуют предварять гимнастику водными процедурами.

Варвара машинально поджимает ноги и, кажется, гонор. Во всяком случае, не намекает, что ради нее можно было бы и отказаться от лишних телодвижений. Алена расслабляется и приступает к самомассажу. Потом бесцеремонно переходит к упражнениям, симпатичным только на картинке, а в реальном исполнении гонящим обильный пот, заворачивающим то тут, то там гимнастический купальник, словом, безобразным.

– Я кофе принесла, – сообщает Варвара злым голосом.

– Еще полчаса мне ни до чего, – тяжело дыша, откликается Алена. Она все же трудится с удвоенной интенсивностью, чтобы сократить муки подружкиного ожидания. – Если тебе скучно, вари мой.

Знает она Варварин кофе. Дед-ветеран получил банку в праздничном пайке, вот девушка и отсыпала две чайные ложки. Страшно пить и воображать, как она проделывает это, таясь от мужа. Павел не любит ее подруг и не угощает тем, чего самому мало достается. Скандалит, если застукает за выносом дефицита из кухни. Зато всегда благосклонен к приносу. Пусть лучше Варвара наслаждается Алениным кофе. Его-то она дует чашку за чашкой. Но, видит бог, Алене не заморских зерен жалко, а Варвару, пытающуюся угодить всем.

После гимнастики Алена убирает постель, торопливо накручивает волосы на бигуди и является Варваре, от нетерпения и обиды дырявящей металлической набойкой ее паркет. Завести тапочки для психующих гостей, что ли? Щедро крепкий кофе быстро превращается в пар. Подруга выгребла из холодильника все сладости и красиво разложила их на блюде. Дома она ест стоя, черпает ложкой из кастрюли, чтобы не возиться с посудой. Там она вообще сама для себя остаточный принцип. Алена решительно ставит всю уйму калорий перед Варварой и моет себе и ей по персику:

– Ты забыла, чем я завтракаю?

Женщины садятся за стол.

– Может, курнем сначала? – предлагает Варвара, озираясь в поисках сигарет.

Алена знает, как ей хочется курить. Она и примчалась с утра пораньше, чтобы надымиться вволю. Дома ей нельзя. На улице тоже – боится, что кто-нибудь из друзей мужа случайно увидит. Павлу она наверняка сказала, что идет на рынок. Через часок, прихватив у Алены моркови и лука, порысит назад и будет врать про толпы желающих купить дешевые овощи. Подвиг во имя семьи – томление в очереди. Алена не стала комкать свое утро ради несчастной Варвары. Плохая она подруга, да? Пусть спасибо скажет, что вообще поднялась. Могла бы зарыться в постель с головой:

– Кофе на столе, сигареты на подоконнике, делай то, зачем пришла, и выметайся, захватив из холодильника любые продукты.

Потому что не Алена нужна Варваре, а крохотная передышка. У нее сегодня муж, сын, дед в одной шестнадцатиметровой комнате. Ей сегодня мыть, стирать, чистить, готовить. Хозяйка подает гостье пачку и зажигалку:

– Кури, а я после еды.

– Я потом еще пару раз с тобой, – хватает сигарету Варвара.

– Разреши тебе Пашка курить, ты ведь бросишь, – смеется Алена.

Варвара давно догадалась о неприязни Алены к Павлу. А о ненависти мужа к подруге всегда знала наверняка. Поэтому уверенно лжет:

– Он тут ни при чем.

Алена берет свой персик. Кожица кругло свезена с желто-розовой мякоти на его боку. Персик до тошноты похож на ободранную коленку. Алена отдает его Варваре и, залпом выпив теплый кофе, спешит закурить.

Она думает о том, что сию минуту после тяжелой продолжительной болезни в ней гибнет смысл ее двадцатипятилетней жизни. Испускает дух лидер. Варвара закусывает фрукты пирожным и жалуется на судьбу, а в Алене по-хозяйски обосновалась смерть. Вот-вот случится главное таинство: лидерство отделится от Алены и тополиной пушинкой уплывет в неведомое. И неведомый же, но очень добрый Бог поймает белое волоконце теплыми ладонями, обрадуется и по детской примете проглотит, загадав желание: «Да будет у Алены все хорошо, да обретет ее жизнь новый, прекрасный смысл».

Алене хочется зарыдать. Потому что не станет Бог мучиться, заталкивая в себя раздражающе налипшую на язык пушинку. Он рассмотрит ее в лупу, тяжко вздохнет, сосчитав пылинки грехов, и уберет в ящик, где копится понемногу неземная Алена. Потом Он всплакнет, понимая, как нелегко теперь Алене будет искать себя, не растеряв всех без исключения остальных. Но в конце концов Он успокоится. И даже улыбнется: «Занятно, что эта повзрослевшая негодяйка еще вытворит».

У Алены темнеет в глазах, и десятки синих звездочек мигают невпопад, как взбесившаяся от перегрузок иллюминация. А Варвара говорит о своем. Никак не угомонится. Ей уютно, сытно, тепло. Нечуткая, дурно воспитанная, болтливая Варвара. Ну, что там у нее сегодня? Ах, одна Алена живет так, как все хотят? Достойно и независимо? Варвара бьется, бьется – не получается. У друзей-приятелей тоже. Но Варвара радуется за Алену, а они завидуют. Берегись, сглазят. Никто, кроме лучшей подруги Варвары, правды не скажет, но завидуют, подражают и, чем дальше оказываются от идеала, тем хуже о нем думают.

«Пожалуйте в реанимацию, – кисло думает Алена. – Я еще котируюсь в виде образца для подражания». И вдруг понимает: свершилось! Как жаль единственного отпущенного ей мига озарения. Может, она поняла бы нечто более нужное душе, чем смысл Варвариного трепа. Купилась, идиотка. А Варвара просто готовится хвастаться. Вот влепит еще пару комплиментов и начнет. Так хлещут в парной веником по чужой нелюбимой спине – безнаказанно, грубо, злорадно готовясь ответить на неизбежное «спасибо» двусмысленным «всегда пожалуйста». Да, после самоуничижения хвастовство приобретает пикантный вкус. Вкус, будь он неладен. Рыба, жаренная на сливочном масле с луком, по вкусу напоминает грибы… Растительного масла Алена не выносит: когда-то хлебнула в потемках из бутылки, перепутала с лимонадом… Она стонет и зависает над раковиной.

– Ты не беременна? – искренне оживляется Варвара.

– Одинокую женщину спрашиваешь?

– Женщину спрашиваю.

– Я умираю, Варька.

– Ничего, я после трех абортов жива. А ты один как-нибудь выдержишь.

Алену скручивает выполосканной наволочкой. Ее рвет желчью.

– Благодари голодания, йогу, доклады, командировки и любовников, – торжествует Варвара.

Алена открывает кран и плещет на горящие щеки ледяную воду. Достает из холодильника минералку, пьет, вяло размышляя, удастся ли убить Варвару, если прицельно швырнуть в нее стакан.

– Благодарствую, подруженька, за сочувствие. Какая удача, что ты у меня есть. Давай еще кофе, и покурим, – наконец выбирает она реакцию. От бессилия.

– Тебе не вредно? – опасно для своего здоровья ехидничает гостья.

– Все, что со мной происходит, так и задумано и мне на пользу, – пытается взять реванш еле живая хозяйка.

– Я вижу, вижу.

Алена ее уже не слушает…

Вначале Аленины задатки мать определяла словом «бесстыдница». Выдворят Ольга с коллегой, заглянувшим только на полчасика, Алену на улицу под ее нарочито гнусавое нытье:

– Там гулять не с кем.

– А вон какие-то девочки играют, – кивнет в окно мать, прижимаясь к очередному лысеющему принцу. – Подружись с ними.

– Сама попробуй, – заворчит Алена, хлопая дверью.

Минут через пятнадцать неудовлетворенная обнаженная женщина по пути в душ остановится выкурить сигарету у неплотно задернутых штор. Глядь, а во дворе ее дочь бойко развлекается с незнакомыми детьми, да еще и командует ими.