Лицо

– Доброе утро, надеюсь, я не разбудил вас?

Мотаю головой, не в силах и слова сказать. Юрий вновь помешал в огромной сковороде свою магическую еду, и посмотрев на посудомойку, свободной рукой с некоторым усилием открыл ее и я увидел ровные ряды чистых тарелок и даже стаканов. Так вот где была вся посуда, а то я найти не мог. Я даже и посудомойкой пользоваться то не умел. А у Юры все споро вышло.

– Я просто в восхищении, Юрий. Вы умеете готовить?

Он кивнул с улыбкой:

– Ну, насчет готовить – это вряд ли. А завтрак и обед, наверное, приготовлю. В Японии мне преподали на выходных как-то несколько курсов их поварства. Не знаю, я любитель японской пищи. Если вы согласны, то я могу ее готовить. К нашей пище я не очень хорошо отношусь.

Закивав быстро, сглотнул, глядя на то, как он выкладывает на большую тарелку поджаренные ломти в яйцах и беконе, украшая все это зеленью и огурцами. Поставив передо мной тарелку и положив так же все и себе, он сел напротив меня и я покраснел. Покраснел от смущения и опустил взгляд.

Он спросил хрипло:

– Вы чай с жасмином любите?

Мотнул утвердительно головой и он, тотчас встав, вновь заколдовал над плитой и глиняным чайником. Этого чайника здесь точно не было. Неужели он его с собой привез?

Он, словно угадав мои мысли, кивнул с улыбкой:

– Я вожу этот чайник с собой. И сбор чая всегда заказываю в Японию. Очень дешево и вкусно. Некоторые думают, что выйдет дороже, но на самом деле дешево.

Маленькие кружки для чая наполнились ароматом жасмина и я, довольно зажмурившись, глотнул этого волшебного чая. И правда, божественно. Он покорил меня. Я про Юрия.

Восхищенно не сводя с него взгляда, спросил нервно, когда тарелка опустела:

– Сколько же вам лет, Юрий?

Он посмотрел на меня несколько недовольно и вместе с тем взволновано, но все же ответил:

– Мне 36 лет.

Я так и охнул вслух. Он почему-то раздраженно спросил:

– Что тут удивительно?! Обычный возраст.

Киваю медленно головой в ответ и сдержанно отвечаю:

– Ты выглядишь пацаненком, обычным пацаном едва за шестнадцать…

Он всплескивает руками и нервно сжимает чашку со своим чаем. Так в молчании и доедаем все, допиваем вкусный чай, и молча же одевшись, выходим вместе.

На улице он немного оттаивает и смотрит с интересом на значок метро у дома.

– Ты рядом с метро живешь. Наверное, дорогая квартира вышла?

Киваю с гордостью:

– Я поднакопил, плюс от родителей наследство осталось немного. Все родные разобрали.

Он смотрит на меня удивленно

– То есть как наследство? У тебя кто-то умер?

Киваю напряженно, смерть моих родителей далась мне очень тяжело. Мама ушла вслед за отцом на следующий месяц после похорон отца. Сердце не выдержало такого горя. Всякое у нас было в семье, конечно, и не скажешь, что они жили душа в душу. Ссоры, скандалы – все было, но было 50 лет их брака, которым наша семья гордилась. Были уходы моих братьев и сестер, со скандалами. Я был самым младшим. Родители дали нам четверым все. Купили квартиры для всех, кроме меня. Няньчили внуков и не роптали, что они хотят тихой пенсии. Два брата и две сестры. Семеро внуков для них были обузой, непомерной обузой. Отец тянул, как мог, помогая троим детям вырастить их в тяжелое время. У троих так и не задались учеба, институт. Когда я ушел из дома, то отказался в помощи даже в учебе. Потому что жить под родительским крылом стало тяжело. От меня требовали стать отличником, то, чего не было у троих старших. Затем институт с отличием. Дальнейшее обучение я уже провел за границей, подрабатывая везде, где только можно себе представить. Но государство, как ни странно, дало мне такую возможность, ориентируясь на то, что я показывал блестящие результаты. Именно потому я и не остался за границей. Я был все-таки патриотом своей родины. Как бы странно это не звучало.

Юрий смотрел на меня с сожалением, слушая мой длинный рассказ, присев на чистенькую скамейку у метро. Выкурив две подряд сигареты, я так и застыл, глядя в одну точку, не понимая, почему я все ему рассказал о себе. Он был у меня второй день. А я ему рассказал всю свою подноготную, даже ту, о которой не хотел вспоминать. Мне хотелось, чтобы он слушал меня и слушал, не сводил с меня своих красивых, с теплой поволокой дымки, серых глаз.

Он отвел взгляд и мне сразу стало неуютно, когда он вновь поднял на меня взгляд и спросил неуверенно:

– А почему у тебя тогда детей нет?

Пожимаю плечами:

– Я пробовал несколько раз, но… Наверное, надо по-другому к этому относится. Надо, чтобы мать твоих будущих детей любила тебя. Я пробовал четыре раза. Причем, договаривался, обещая все на свете…

Он кивнул, пряча взгляд. Я посмотрел на него напряженно и спросил в ответ:

– А ты, у тебя есть дети?

Он мотнул головой:

– Я… У меня не может быть детей. Я гей.

Удивленно смотрю и понимаю, что я не хочу, чтобы он был с профессором. Мне будет неприятно осознавать, что он будет с кем то… под кем то. Но и мне самому было тошно от того, что он будет именно этим заниматься. Вместе встали по какой-то негласной команде и я махнул рукой на другую сторону дороги.

– Нам не надо в метро. Нам надо только в переход, институт наш вон.

Показываю ему на огромное здание и он кивает:

– Вообще здорово!!! Совсем рядом и правда. Как же здорово. Я пойду за тобой, а то тут такая толкучка.

Киваю и вдруг сам беру его за руку. Он покладисто держит свою ладонь в моей руке, и когда я сжимаю чуть сильнее – улыбается, глядя на людей.

– Надо очки, как для слепых, придумать, чтобы не компрометировать тебя, Феликс.

Я смеюсь про себя. Как же он ошибается. Мне плевать, что обо мне сейчас все подумают. Мне хотелось защитить этого паренька ценой даже собственной жизни. Все в нем располагало к огромной дружбе, и только. Хотя, я вспомнил, как нес его на кровать и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мне нравился его вес, его тело. Боже, о чем я сейчас думаю? Все, хватит. Надо и впрямь расслабиться с кем-то. Наверное, Евгению пригласить надо в ресторан, и потом…

– Вас все уважают, – сказал Юрий восхищенно, уже в моем кабинете. Встреча и знакомство прошло очень хорошо, и сейчас я ждал профессора в своем кабинете. Он сказал, чтобы мы дождались его. Женя недовольно фыркала, глядя на Юрия, но и заинтересованный взгляд не скрывала. Мне сразу вдруг стало неприятно даже представлять ее в постели с Юрием. Нет! Они не смотрятся вместе. Перед глазами почему-то представилось, как он вытягивается в моей постели и сонно мне улыбается. Ох, член сразу набух и я заерзал в своем кресле. Хорошо, стол закрывал мою неловкость. Юрий внезапно облизал пересохшие губы, и закашлявшись, спросил меня:

– Шанель… шанель…?

Недоуменно смотрю на него и киваю. Да, именно Шанелью прыскается Женя. Юра побагровел и внезапно стал чесать шею, задыхаясь. Я кинулся к нему и крикнул Женьке:

– Моя полка, скорее противоаллергенное!!!

Она, кивнув, кинулась из кабинета и почти тотчас зашла обратно. Юра задышал глубже только через минут десять. Сипения уже не было слышно в грудной клетке. Отек сошел.

– Не могу ее переносить, запах этот. Простите, Евгения.

Он виновато посмотрел на нее и она виновато посмотрела на меня.

– Жень, не надо обливать себя так духами. Я же предупреждал. Ты медсестра. Да хоть врач. У нас ведь это правило в работе. Ничего не должно перебивать обоняние. Это ведь тоже служит для нас…

Она перебила:

– Простите ради бога, простите. Юрий Алексеевич, простите. Я не буду больше. Унесу сегодня флакончик. И переоденусь, у меня есть сменная одежда.

Он кивнул, сжимая ее руку, и она, вскинувшись, выскочила из кабинета.

Профессор пришел и с порога объявил:

– Юрочка, здравствуйте. Ты будешь работать в моем крыле. Сейчас именно разгружается оборудование для тебя.