Пятерня Гвиру

   Тело корчилось в агонии на земле, а раздираемое двумя личностями сознание пыталось символически и метафорически объяснить происходящие события:

   Раненый Гвиру лежал на земле, затем стал медленно подниматься. Я видел, что в нем еще есть силы бороться.

   Он должен был блокировать, увиливать, контратаковать. Но старик лишь встал и, пошатываясь, двинулся к мерцающему золотом постаменту. Я понял, что Гвиру собирался сделать. Он жертвовал нашими нейро-цепями, защитой, осторожностью ради подготовки к единственному удару, который закончит все: он тянулся к Ключам.

   Шаг - его тело скрутил удар Левиафана, но он устоял. Еще шаг - следующий удар отразился острой болью в теле, но Гвиру упрямо шел вперед. Третий шаг - он упал на колени и протянул руки к Ключам, которые мерцали совсем рядом.

   Я бросился на него сзади. Всей своей волей, всем, что у меня оставалось, без остатка, я вцепился в него, пытаясь помешать. Он бил в ответ, вырывался, что-то кричал. Вместе с этим Левиафан наносил свои удары по нам двоим.

   Я уже не мог видеть Лаэ, не мог ей что-то сказать, но знал, что она рядом. Знал, что она жива. Эта светлая мысль была последней частичкой меня, которую я отдал, чтобы сдержать Гвиру.

   Удар, удар, удар...

   Я продолжал мертвой хваткой держать противника, и лишь потом понял, что руки мои пусты.

   Гвиру перестал существовать, а Я остался - раненый, но живой.

   Золотое свечение отделилось от постамента и двинулось в сторону Лаэ, а затем...

   Я услышал музыку: так поврежденный мозг интерпретировал то, что произошло.

   Легкая, радостная и озорная, словно журчание ручья, она стала усиливаться, распространяться вокруг, тянуться к камням, к травинкам, к облакам, к воде. И то, чего она касалась, принималось "журчать" вместе с ней.

   Я услышал, как пространство сделало глубокий выдох: спокойный и ровный.

   Выдох облегчения, выдох освобождения, выдох умиротворения.

   Где-то невообразимо далеко Зверь непонимающе выглянул из норы, куда он забился в страхе, и стал неторопливо нюхать воздух, словно проверяя, пришло ли время выбираться из берлоги.

   Я обратил взор на Левиафана и коснулся его сознания: это был спокойный, осознающий себя разум...

   Нежная рука стала гладить меня по щеке: рука Лаэ, Сестры Зверя, Хранительницы Ключей, Третьего дитя.

   Я пытался разглядеть ее, но не мог, пытался сказать ей хоть что-то, но не мог: мозг был слишком поврежден.

   Но я слышал ее голос, и этот голос сказал:

   - Что-то изменилось, Сорг. Может быть, наконец... все будет хорошо?