Кукушка

   - Вперед, ублю... дети мои, схватить их! - верещал священник. Его лицо исказилось, глаза пожелтели, на шее вздулись вены, а грудь под балахоном часто и конвульсивно дергалась.

   Толпа в нерешительности колебалась. Авиль и остальные священники зашептали слова мертвых наречий. Кожа их начала трескаться и лопаться. Под ней вздувались алые, покрытые чешуей мышцы. Вокруг стал расползаться белый свет, закрывая всю толпу.

   - Вперед!

   Резко осмелевшие и одурманенные светом горожане бросились во Тьму.

<p>

***</p>

   Карминовые тучи пронзали толстые, извивающиеся оранжевые жилы. Небо рвано вздымалось, будто пыталось судорожно дышать.

   Земля под ногами оказалась испещрена рытвинами и трещинами. Из них вытекала кипящая лава.

   Высотные здания, словно деревья под шквалом ветра, скривились и нависли над улочками, по которым двигалась четверка беглецов.

   Они немного оторвались от толпы, но слышали, как та их стремительно нагоняла.

   Очень сильно хромая, северянин ковылял последним. Невыносимо кружилась и болела голова. В теле ощущалась смертельная усталость. По звенящей боли, по обильному кровавому следу, тянущемуся от стопы, по характерному скрежетанию ноги о брусчатку, Ярваг понимал, что дела плохи.

   Перед очередным поворотом трактирщик пошатнулся и прислонился к стене. Опустился на колено. Вырвал кровью.

   Девочка окрикнула домовика и потянула Ярвага за рукав.

   - Ну что ты сидишь! Побежали, скорее!

   Она видела, что происходит с Ярвагом, но отказывалась в это верить.

   - Давай, хлопец. Трэба ператерпеть и все будет добра, - мягко проговорил домовой.

   Он врал... Видел, как серебристая нить, что связывала их с Ярвагом, растворяется, а затем формируется, но уже между Ляденем и девочкой.

   Подбежавший дайри издал глубокий звериный рык, слыша приближающуюся толпу.

   - Нагоняют... суки... - просипел трактирщик.

   - Нужно бежать, слышишь! - вытирая слезы, умоляла девочка.

   Ярваг вложил фигурку кота в ее ладошку.

   - Спасибо тебе... Знаешь, у тебя будут... очень красивые песни... Кукушка.

   Ярваг посмотрел на "проводника".

   - Дайр... Кеаду... это ведь твое имя... уведи их...

   Дайри кивнул. Приложил руку к сердцу, затем к груди северянина. Поведя носом по воздуху, отвернулся и шагнул за поворот.

   Домовой шумно выдохнул и, глядя в глаза Ярвага, прикоснулся к его лбу. Затем взял девочку за руку и поволок прочь.

   - Нет! Ты же обещал! - услышал Ярваг плач девочки. - ТЫ ОБЕЩАЛ!!!

   "Прости, кукушка..."

   Домовой почти насильно тянул ее за руку вслед за дайри, который на бегу водил руками по воздуху, словно загребая воду. Троица скрылась за поворотом.

   Ярваг смотрел им вслед и видел дивные картины и образы, которые замелькали в голове, едва лишь Лядень его коснулся. Мерцающая бликами, смеющаяся река. Высокие, налитые соком жизни деревья. Крепкие звери и голосистые птицы. Дороги и селения, мужчины и женщины, дети и старики. Ярваг понимал, что наконец-то видит Север.

   Недостающие кусочки сердцевины огня стали на свои места. Она обрела целостность, завершенность.

   В проулок выскочила вопящая толпа. Обезумев, горожане утратили последние черты человечности. Ярваг ощущал исходивший от них смрад безумия и остервенения. Толпа бросилась на него.

   Собрав все силы, северянин поднялся с колен. Заревел, словно медведь, и шагнул вперед, раскинув руки.

   И столько в его крике было какой-то странной радости, облегчения, чувства правды и освобождения, что Тень, услышав эту "песнь", слилась с ней, закружилась в ней, подхватила ее, усиливая и преумножая.

   Толпа в ужасе замерла и попятилась, пронзаемая иглами рева огромного северянина.

   Внутри чистого, ровного пламени души весело плясали огоньки, лаская наконец сформированную и законченную литеру "Я".

<p>

***</p>

<p>

 </p>

   Над Завьюнками стелился легкий туман. На небольшом песчаном бережке, закрыв глаза и погрузив стопы в мягкий речной песок, стояла золотоволосая девушка.

   С ее уст срывалась и устремлялась вдаль дивная, спокойная мелодия. Девушка пела о Севере. О запахе леса, о шуме реки, о красоте людей, внешней и внутренней. Она вложила в песню всю свою любовь и всю благодарность человеку, которому предназначалась эта песня. Девушка потеряла его очень давно, но всем сердцем надеялась, что, где бы он ни был, он эту песню все-таки слышит.