Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 124

  - Слушаю вас!

  - Мы...

  - Называйте свою фамилию, когда встаете!

  - Славский, - сказал я.

  - Слушаю вас.

  - Мы не спали три ночи, мы все как вареные. А вы нас все мучаете, будто мы деревяшки, а не люди. Завтра мы будем другими, вот увидите.

  - Не смейте говорить от имени всех, я запрещаю вам говорить от имени остальных. Только от себя и за себя. И то не всегда, не всякий раз, когда вам вздумается. Это вам не гражданка. Вы − солдат славной советской армии и имеете право дышать, кушать, спать, тренироваться и молчать. Прошу спердонить: я не так выразился. Вы обязаны молчать, или выражаясь народным языком, держать поддувало закрытым.

  - Мы что - лишены конституции?

  - Да, да, вот именно. В армии нет конституции. О конституции забудьте. В армии вместо конституции уставы. А уставы мы будем изучать. Что касаемо бессонных ночей, то вы служите в армии, Советской армии, а она передовая в мире. Так-то, мамкины сыночки. Я тоже ехал вместе с вами, мне тоже хочется спать, но армия есть армия. А вы знаете, на войне, сколько ночей бойцы не спят? Неделями и ничего, а вы каких-то три дня не поспали и уже плачете, мамкины сыночки. Тоже мне неженки! Да вас лупить надо как сидорову козу каждого по отдельности. Будут еще вопросы? Нет вопросов? Тогда снова на заправку кроватей!

   4

  Распорядок дня в полковой школе был настолько уплотненным, что с шести утра до десяти вечера любой курсант был загружен буквально по минутам. Время перекура или посещения нулевого помещения нигде не значилось. Чтобы отлучиться на несколько минут в общественное место, надо было выдержать целую тираду унизительных упреков со стороны своего или дежурного сержанта. Никто никаких различий не делал, всех стригли под одну гребенку. К примеру, курсант Изанский, спокойно выслушивал любое унижение и даже улыбался при этом, а я очень болезненно переносил любое оскорбительное слово. Смысл любого оскорбительного, унизительного слова лип ко мне как муха на навоз. Я хотел немедленно дать ответ, но любой ответ, любое слово принесло бы мне наказание и сопровождалось бы еще более грубой бранью со стороны сержанта, будь то командира отделения, дежурного по школе, или любого другого, даже сержанта Сухэ, который общался с солдатами на любом, но только не на русском языке. Единственное, где он не плавал, так это в русском мате. Как я узнал гораздо позже, русский мат ˗ это особый пласт языка, который стремится проникнуть в любые языки мира.

  - Ты - мамкин сынок, но мне наложить кучу на это. У тебя рожа кривая, нижние зубы выпирают, а верхние гнилые, изо рта от тебя воняет, мотня грязная, тьфу на тебя!

  - Это неправда, - пробовал защищаться я, и мои глаза становились мокрыми.

  - Что? Ты еще смеешь вякать, крысенок недоношенный? Такие как ты, выходят из заднего прохода, а не оттуда, откуда положено. Будешь хрюкать ˗ пойдешь мыть полы сегодня ночью в штабе. Понял? Понял, я спрашиваю?

  При этом он брал за подбородок и приближал свое лицо к моим глазам.

  Я как и все молча переносил наказание, зная, что сержант Артемьев получает от этого кайф, как от махорочной самокрутки.





  Обычно в шесть утра дежурный по школе во всю глотку орал:

  - Школа, подъем! Строиться!!!

  На подъем, на то, чтобы одеться и стать в строй, отводилось 50 секунд. Далеко не все курсанты могли это сделать. Кто-то, в спешке, путал брюки с рукавами гимнастерки и за это подвергался унизительному словоблудию. Кто-то застегивал гимнастерку не на все пуговицы, кто-то терял широкий брезентовый ремень с железной пряжкой.

  После переклички в строю, срочно все выводились на утреннюю зарядку. Усиленная пробежка несколько кругов на спортивной площадке, была мучительной, особенно в первые дни, но потом мы привыкли, и наше сердце справлялось с нагрузкой, но любви к утренней зарядке так и не появилось.

   Наиболее сложным, если не сказать мучительным было подтягивание на перекладине: у всех курсантов было молоко в мышцах. Я вспомнил, что в школе, где я учился до призыва в армию, вообще никакой перекладины не было, а преподаватель физкультуры, вместо урока, всегда говорила: погуляйте, ребята.

  Ни я, ни другие курсанты и знать не могли, что физическая вялость, а точнее немощь, повлияет на наш выпуск: мало кому присвоили звание младшего сержанта. Что это за сержант, командир отделения, который не может подтянуться на перекладине десять раз, показать подчиненным пример?

  Самым унылым занятием было изучение уставов внутренней, караульной службы, изучение мат части и стрелкового дела.

  Эти занятия вели сержанты. Это были плохие учителя, умели только читать и то невыразительно, а только монотонно. Курсанты тут же погружались в сон. Не помогали никакие наказания: каждый день было то же самое.

  ˗ Строевой подготовка, ваш мат, блат ныкончается и ны подныматся ваш голова! Встат, смирррна! Ти пачэма спат, блат твоя мать? На вечер снова мыт пол. Как твой фамилий, блат твоя мат?

  ˗ Бамбушкарь, ˗ вскочил Бамбушкарь, словно ему воткнули шило в пятую точку.

  ˗ Нэ спат на урок, Бушка Мошка, а то отправит ти на драйка пол.

  ˗ Га˗га˗га, ˗ заревела вся школа.

  Сержант Сухэ растерялся, но ненадолго. Он убедился, что у него указка в руках и что он стоит у доски, пустил указку в ход, он стучал ею по классной доске до тех пор, пока не появился Писькоченко.

  ˗ Что произошло?! Сержант Сухэ, успокойтесь, а то звуки доходят до самого майора Степаненко, а майор Степаненко..., он когда ему мешают мыслить, начинает нервничать и рваться к источнику, откуда берется нервозность.