Страница 12 из 124
Его земляк был хорошо знаком с послужным списком своего подчиненного и в любое время мог воспользоваться не меняющийся ситуацией, когда судьба его земляка висит на волоске. Перепелка это тоже знал и вел себя соответствующим образом. Оказывается, и у военных бывают сложные ситуации, из которых непросто выпутаться, а иногда не выдерживают нервы и в этом случае человек лепится к стакану и говорит: а пошли вы все в тартарары. Но подполковник держался. И как это ни странно, у него была единственная опора. Это были курсанты, он всегда встречал преданные глаза и видел в молодых изможденных лицах неподкупный вид, как бы говорящий: мы всегда с тобой, наша любовь к тебе это любовь к дорогому отцу. Все курсанты это его дети. Жаль, что он не всегда можем помочь каждому из них, поскольку сам нуждается в помощи. А ему помочь некому.
Вышестоящие начальники не любили Степаненко за его ярко выраженный подхалимаж, за интрижки, которые он плел в отношении своего замполита Перепелко. Но это были только плевки в его сторону. Никто не хотел с ним связываться, зная, что пойдут рапорты вплоть до министра обороны.
Майор Степаненко уже шестой год нес службу в качестве начальника полковой школы, куда его выпихнули за скверный характер из штаба дивизии. Все бы ничего, только ждать очередную звездочку все равно, что ждать у моря погоды. Для школы и майора хватит. Когда к нему заместителем прислали подполковника, он воспрянул духом. "Не может так быть, - подумал он, - чтобы начальник ходил в майорах, а заместитель в подполковниках. Я должен быть если не полковником, то, по крайней мере, подполковником. Надо только держать дисциплину в школе, повышать боевое мастерство. Плохо, что некоторые курсанты не выдерживают, слабые ребята. Один попал в психушку, второй пытался застрелиться на посту. А этот майор Амосов, этот денщик генерала Смирнова, наверняка уже знает и начнет капать на меня начальнику штаба армии Солодовникову. Не знаю, чем я ему так не угодил? А, может, этого подполковника прислали, чтоб подменить меня? Кто знает? Через месяц строевой смотр школы, надо постараться не подкачать". В это время на пороге показался подполковник Перепелка.
- Разрешите войти!
- Входите. Садитесь.
Подполковник уселся напротив своего начальника.
- Разрешите закурить!
- Курите, - разрешил Степаненко. - Только недолго: я страдаю удушьем.
- Знаете, товарищ майор. Я беседовал с курсантом Славским, после его возвращения из гауптвахты и он, поганец, высказал мне такую новость: на этой губе-де намного лучше, чем в нашей школе. Он не прочь бы получить еще хоть десять суток.
- Я его могу подвести под военный трибунал, - сказал Степаненко и покраснел от злости. - Надо вам, как моему замполиту, усилить идеологическую работу. Курсанты должны знать, что полковая школа - это образец сознательной дисциплины молодого Советского воина. Внушайте им, внушайте, что у нас сознательная дисциплина. Надо больше времени отвести на политзанятия и на политинформации, на которых разоблачать сущность американского империализма. И больше Ленина и Сталина читать, надо изучать их великие произведения. "Мать" Горького отменить. Начните другую мать, то есть "Материализм и эмпириокритицизм" Ленина, а потом "Вопросы ленинизма" Сталина. Со следующей недели. Я даю вам такое задание и это задание должно быть выполнено.
- Что касается сознательной дисциплины..., у меня тут есть свое мнение.
- Какое еще мнение, позвольте узнать? - спросил майор.
- Ну как можно наводить канты на одеялах ладошками, как это можно делать сознательно, объясните мне, товарищ майор. А ведь из-за этих кантов курсанты по десять раз перестилают свои кроватки, потому что вы приказали сержантам переворачивать постели и даже матрасы, если на застеленной кроватке нет острых углов на одеялах. Какая тут сознательность? Да и в режим надо было бы ввести коррективы, пусть самые маленькие. Я, к примеру, знаю, что солдаты читают письма, полученные от родителей на толчке...потому что другого времени у них нет. Мы не всех обеспечиваем гуталином и сапожными щетками. Курсанты вынуждены чистить сапоги полотенцами. Да и воровство процветает. Воруют щетки друг у друга, да и гуталин тоже. И еще. Постоянные крики по поводу и без повода негативно влияют на психику ребят. Не зря же парень пытался покончить жизнь самоубийством. Ну и многое другое...
- Что другое? говорите, добивайте уж до конца, товарищ...подполковник, земляк хреновый. Ты хочешь занять мою должность? Так бы и сказал. Я могу подвинуться. Только этот вопрос должно решить командование. Потому...не лезь, куда тебя не просят, птичка Перепелка.
Перепелка оторвался от конспекта, поднял голову, слегка улыбнулся и решил сменить пластинку. Он понял: говорить начальнику правду значит портить отношения с ним, восстанавливать с ним недружественные отношения, становиться его врагом. Он уставился на командира веселыми, смеющимися глазами и сказал:
- В вашей краткой, как у товарища Сталина речи, есть одно незаметное предложение, которое с моей точки зрения заслуживает особого внимания. Вы сказали: "образец сознательной дисциплины", а сознательной дисциплины можно достичь лишь в том случае, если найдешь путь к сердцу солдата. Сознательная и палочная дисциплина это разные вещи, понимаете?
- О чем вы говорите, товарищ подполковник?! Разве в советской армии может быть палочная дисциплина? Что вы ересь несете? Да как вы можете? Измените свою точку зрения по этому вопросу, иначе мы не сработаемся. Палочная дисциплина могла быть только в царской армии, такой она и была. А сейчас разве что у капиталистов. У них, кроме палочной дисциплины, ничего другого быть не может, потому что у них цели другие, чем у нас. Они захватчики, а мы освободители. Мы освободили почти всю Европу. Если мы стреляем в затылок одному, значит, мы освобождаем другого... от счастья получить в затылок. Мы убиваем одних в интересах других. А часто так получается: убиваем нашего врага в его же интересах. Это доктрина Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина.
Степаненко высказался и немного успокоился. Его заместитель наверняка полностью разоружился, перевоспитался, и больше не будет лезть со своим либерализмом под видом сознательной дисциплины. И действительно, подполковник записал в свой блокнот все, что говорил начальник, слово в слово и больше не возвращался к этой сознательной дисциплине. Он лишь неуверенно посматривал на своего начальника и иногда кисло улыбался.