Осиное гнездо

  У меня получилось, как у него, я обрадовался, а он похлопал меня по плечу.

  - Я не верю, что вы - враг народа, вы слишком молоды. К тому же в школе вы были секретарем комсомольской организации. Потом, ни американцы, ни японцы в деревне не работают. Кто вас мог завербовать?

  - Ну, если майору нужно, если у него в плане на это полугодия разоблачить двадцать- тридцать солдат, то я могу войти в их число. Тогда ничего не сделаешь. Мой командир Слободан подал сообщение на своего подчиненного вовремя.

  - Говорил я ему. И капитан Самошкин стоял за вас горой, но не помогло.

  - Потому что вы не евреи.

  - Ну, давайте работать. Я вижу вас можно оставить и одного. Уже скоро обед.

  - А мне можно пообедать?

  - Конечно.

   ***

  К десяти вечера я анкету заполнил, но не до конца. Было несколько вопросов, на которые я не смог найти ответа. К ним относились: где похоронена бабушка и дедушка, служил ли дедушка в венгерской или австро-венгерской армии, почему у отца было две коровы, одна собака и три курицы, сколько раз я встречался с двоюродным братом, который сейчас находится в Магадане по 58 статье за измену Родине.

  - Товарищ капитан, а если я сочиню, напишу: только вчера прибыл из Магадана, цветущего города, это моя 101 встреча...

  - Что вы? Боже сохрани! Майор наперед все знает.

  - Вы допустили ошибку, капитан. Бога нельзя вспоминать. Надо говорить так: Ленин сохрани, так как он - бог.

  - Да, вы правы. Это у меня от матери. Не заполняйте ячейки, если не знаете на них ответ. Решите с майором.

  К концу недели появился майор. Я засуетился. Теперь уж точно посадит в воронок и увезет. Ну была, ни была. Я подошел к двери, рванул ее на себя.

  - Я пришел, моя фамилия...

  - Я знаю, - сказал майор. - Когда освобожусь - я вас вызову. Подготовьтесь.

  Я бросился в казарму, стал собирать чемодан. Сослуживцы обступили меня.

  - Ты куда это собираешься?

  - За мной пришли.

  - Майор?

  - Да, он. Сказал, чтоб я подготовился. Прощайте ребята, не поминайте лихом.

  - За какие грехи хотят тебя упечь?

  - За вольномыслие.

  - Да? Тоже революционер нашелся! Ты разве забыл, что язык мой - враг мой? Помалкивать надо. Соглашаться со всем, что говорит партия. А не высказывать вслух то, что ты думаешь? Мы о тебе были другого мнения. Ну, разве можно держать дневник в тумбочке, а самому в госпитале валяться, скажи? Да тут каждое письмо, что мы посылаем родителям, просматривается.

  - И те письма, что нам приходят тоже вскрываются, - сказал сослуживец Денисов.

  - Я всего этого не знал, - произнес я.

  - Теперь будешь знать. Прогуляешься по ленинским местам - все узнаешь.

  - А путевку уже выписали?

  - Майор выпишет, он, наверное, сейчас этим и занимается, - сказал я и поднял чемодан.

  - Давайте, ребята, соберем ему хоть по рублю на дорогу, - предложил рядовой Денисенко.

  - Спасибо, мне ничего не нужно, ведь я отправляюсь в коммунистический рай, а там все бесплатно, - как можно тише произнес я.

  Рядовой Цыпин поднялся и кошачий походкой вышел из казармы. Через какое-то время пришел дежурный и громко произнес:

  - Солдат Славский, к майору!

  - Ну, все, пора. - Я схватил чемодан и направился к двери. Вид у меня был подавленный и грустный.

  - Держись! - сказал кто-то.

  - Ни пуха, ни пера!

  - Пиши нам!

  - Не падай духом!

  Я вошел к майору с чемоданом в руках, майор уставил на меня свои стеклянные глаза.

  - Чемодан зачем? Садитесь! Арестовать вас- это не моя обязанность. Надо будет - вас арестуют, не беспокойтесь. Это делают другие люди, я же веду наблюдение, определяю, так сказать выявляю, таких как...

  - Я, - подсказал я.

  - Возможно. Вы чувствуете себя достаточно виноватым, чтоб вас изолировать?

  - Я ни в чем не виноват, товарищ майор. Это голова дурная, - сказал я.

  - Ну, да: не в ту сторону повернута. А почему вы мне про свой дневник ничего не говорите?

  - Откуда вы знаете про дневник? - изумился я.

  - Мы все знаем, - сказал майор.

  - Я могу вернуться в казарму?

  - Идите, - недовольно пробурчал майор. Он выглядел несколько подавленным. Какое-то время, после Сталина в мир иной, ленинские гвардейцы ходили с опущенными головами, потому что лозунг: сажать, сажать и еще раз сажать, решили притормозить. Ах, если бы жив был Ленин. Он бы этого не допустил, поскольку такое послабление было бы...разгильдяйством и скатыванием в сторону буржуазной демократии.