Страница 9 из 14
- Ну, пап, что они на твои звонки не реагируют? Когда ты нацепишь погоны генерала? пора бы уж. Ты сдвинь это БуХСС с мертвой точки и тогда тебе сменят погоны. А то прямо издевательство какое-то. По три раза сдавать один и тот же зачет! да это офигеть можно. Голова болит от этих зачетов.
- Ты бы, дочка, больше сидела за учебниками, а то шляешься со всякими чуваками, как ты их называешь.
- Ты меня не любишь, папуль. Какая я несчастная, я чувствую и знаю, если бы у тебя был сын, ты бы к нему по-другому относился, - всплакнула Зоя и тыльной стороной ладони стала размазывать слезы по лицу.
Это размазывание слез по лицу и поразило Никандра. Когда-то в молодости он делал точно так же.
- Ладно, дочка, - сдался папочка, - я открою тебе секрет: представление на звание енерала уже послано в Москву, так что погоны скоро появятся на моих плечах, и тады я навещу твоего ректора, будь он неладен. Он ить в партизанах не воевал, советскую власть не защищал. Придется ему напомнить об этом.
Зоя прямо расцвела. Она достала из шкафа самое лучшее платье, долго крутилась перед зеркалом и все спрашивала:
- Как я выгляжу, мама?
- Ты куда собралась, дитя мое.
- Секрет, мамочка.
Никандр выглянул из своей спальни.
- Ты красавица у меня, дочка. Гляди, шоб я не подымал милицию города на поиски.
- Пап, мы далеко живем от центра. Я добираюсь полтора часа до дома. Хоть бы машину за мной прислал.
Но папа не слышал. Он уже лежал на диване на правом боку, поглаживал отвисший живот, подложив под голову том Ленина. Он всякий раз пытался познать великое учение, но то, что написал его кумир, решительно не понимал. И всякий раз думал: да, высота, глубина, не понять простому смертному. Вот получу звание енерала, тогда я с тобой Ильич повоюю, ты раскроешься передо мной, и тады в своих речах я буду только на тебя ссылаться.
Зоя в это время уже закрыла за собой дверь, спустилась со второго этажа и по семенила к трамвайной остановке. Она спешила к подруге, Стела ее уже ждала.
В этот раз Зоя опоздала только на сорок минут. Стела дулась на нее, но дождалась.
На вечере в горном институте обе чувихи цвели и пахли, хотя Зоя своей внешностью, дорогими духами, шикарным платьем, глубоким декольте и чисто женским хищным взглядом оставила свою подругу Стелу далеко позади. Входящие в моду современные танцы требовали самостоятельности: каждый танцевал самостоятельно хоть и попарно, а Зоя любила старые танцы, особенно медленные, когда можно прижаться друг к другу, да еще запретным местом коснуться мужского достоинства, спрятанного не менее тщательно.
Женихов у Зои оказалось много, но она выбрала себе самого симпатичного, чуть выше ростом, он, правда оказался изрядно бухой, но с кем не бывает.
На вопрос, как ее зовут, Зоя охотно ответила и не соврала, назвала свое настоящее имя.
- Зоя Никандровна, прошу любить и жаловать, - сказала Зоя, награждая кавалера роскошной улыбкой.
- Любить буду и жаловать не стану, не дам спать с вечера до утра. Ты, ласточка, так хороша, что я просто...не знаю, что делать. Если бы не эти все дебилы..., вернее, если бы были вдвоем, я тут же бы доказал, на что способен. Ты, ласточка, не томи. Пообещай, что это вскоре случится, а?
И Костя тут же чмокнул ее в щеку.
Это было так приятно, Зоя стала еще симпатичнее: щеки порозовели, глаза сперва закатились, будто все уже происходило, а потом открылись, полоснули Костю, а потом засверкали, аки южные звезды в тихую волшебную ночь самой природой предназначенной для любви. И, несмотря на это, она сказала:
- Костя, мне показалось, что ты порядочный парень, а ты просто бабник. Да знаешь ли ты, кто перед тобой?
- Кто ты, ласточка? кто передо мной? не томи душу.
- Единственная дочка генерала и студентка университета. Прощай, бабник.
- Зоя, но... не предавай значения, все, что я сказал, не более, чем шутка. Надеюсь, ты любишь шутить.
- Ха, еще как, - произнесла Зоя, прогибаясь назад, чтобы почувствовать, что у Коли что-то там есть и уже шевелится. Но Костя крепко назюзюкался, а когда он переходил норму, его мужское достоинство погружалось в беспробудную спячку и даже сама царица Тамара, не смогла бы разбудить.
И, тем не менее, молодые симпатичные люди не расставались: Костя не отпускал от себя Зою, а Зоя не отпускала от себя Костю. Костя оказался просто молодцом: он выдержал тяжелое испытание - проводил Зою до поселка Фрунзе на том же проклятом восьмом трамвае и вернулся в общежитие в три ночи. Он проспал до обеда, пропустил важные лекции, а вечером в 18 часов встретил Зою у памятника вождю мирового пролетариата.
Идти особенно было некуда, поэтому он повел Зою в парк подальше от садовых скамеек, где чудом остались дикие заросли. И там, вдали от всего грохочущего, бурлящего мира впился ей в губы, а когда Зоя ответила на затяжной поцелуй, и при этом у нее из груди вырвался вздох, запустил руку в то место, откуда растут ножки.
- Дорогой, возлюбленный мой, ты не представляешь, чем я жертвую.
Костя понял, что Зоя отныне его и тут же приступил к окончательной атаке. Но штык оказался...гибким, неспособным проникнуть в узкую щель.
Зоя простила, она понимала, что это...все бывает. Произошло замыкание, и ничего не сказала.
8
К огорчению Зои подобные случаи происходили и потом. Костя был явно расстроен и все больше потягивал православную. Дошло до того, что Зоя, будучи в сердцах, сказала ему страшное, оскорбительное для мужского достоинства и самолюбия слово.