Краденые звёзды

После чего встала резко, зашла со спины, бесцеремонно взяла Глеба за воротник рубашки и неспеша, но неожиданно сильно потащила куда-то волоком.

Голову его кидало из стороны в сторону: зал качало будто палубу в шторм. Балкон отдалялся, стало темнее, вдали люди в камуфляже и с разрядниками на поясе обследовали стены помещения похожим на тепловизор прибором. Трое притулились у балконных перил: один из них, в форме страховщика, указал на дым выше древесных крон и всплеснул руками над собой, изображая взрыв. Еще военный — около пятидесяти, абсолютно седой — у сожженного дотла столика рядом с лужей чего-то алого внимательно смотрел на Глеба и словно бы пронизывал испытующим взглядом.

В который раз замутило, рот наполнился горечью. Глеб замычал. Строго глянув ему в лицо, девчонка остановилась и несколько раз хлестко ударила его по щекам:

— Эй-эй! Не стоит этого делать: у меня очень чувствительный нос.

Надавила на плечо, заставив Глеба немного помучиться от резкой боли. Как будто помогло: сознание чуть прояснилось, предметы вновь обрели цвета. Потом она протащила его еще немного, бросила на мягкое и теплое. В поле зрения попал густой рыжий волос. Едко запахло паленым.

Звонко цокая каблучками, девушка сбегала куда-то и притащила с собой три небольших обруча из желтого металла. Поочередно пристроила их у Глеба и у себя на макушке, заправив темные пряди волос на висках за заостренные кончики аккуратных ушек. С последним обручем коротко повозилась в стороне, вернулась. Прищурилась, склонила голову на плечо, уставилась внимательно на парня: в темной синеве зрачков плавали белые блестки.

Все-таки она была чертовски красива: Глеб не мог оторвать от девчонки глаз. Случись им встретиться в другой раз, при иных обстоятельствах и тогда, возможно, все было бы по-другому? То, что в роду у нее затесался залетный эфес, еще ничего не значит. Ведь главное, чтобы человек хороший был, верно? А остальное приложится.

Девушка нахмурилась, будто сумела прочитать его последнюю мысль. Сказала брезгливо:

— Совсем офонарел, да? Вот только не надо лыбиться, как душевнобольной.

Коснулась его лба, там, где находился обруч.

— Попробуй с этого момента ни о чем таком больше не думать, иначе сделаю больно.

Глеб хотел спросить что она имела ввиду, но в кожу выше темечка одномоментно врезались тысячи тончайших игл и он на несколько мгновений позабыл обо всем на свете.

Пространство схлопнулось, как проколотый воздушный шар и завертелось спиралью: мелодично жужжа и сыпля искрами. Он перестал чувствовать вес собственного тела и будто бы висел в пустоте.

Или не висел?

Ему трудно было определиться с этим: сумрак утра сменился непроглядной теменью, лицо обдували мощные потоки воздуха, но движения не происходило. Попытка пошевелиться ничего не дала, как если бы он оказался заключен в камень — жук, что по нелепой случайности угодил в смолу и застыл там на веки.

Глеб не смог бы сказать сколько продолжалась эта пытка. Мучения прервал голос девушки, внушил надежду:

— Слышишь меня? — спросила она из далекого далека.

Глеб кивнул. Сообразив, что она тоже, наверняка, его не видит, добавил словами:

— Слышу. Где мы? Где ты?

— Иди на звук, — справа в пустоте застучали каблуки ее туфелек. Запульсировал огонек маяка.

Ощутив, что вновь может управлять телом, Глеб двинул на свет. По внутреннему времени прошло около минуты прежде, чем он сумел нагнать девушку. Недоэфеска шла не оборачиваясь, в том же наряде, какой он ее и увидел впервые: яркий топ, чисто символическая юбка на бедрах, чулки и туфли.

— Глаза сломаешь, — прокомментировала она. — Не отвлекайся на бредовые фантазии и не тешь себя несбыточными мечтами.

— Куда мы идем? — спросил Глеб, сообразив вдруг, что и правда задумался о другом.

— Скоро узнаешь.

Еще через минуту она остановилась, села на колени. Хлопнула рукой рядом, приглашая и Глеба присоединиться к ней.

— Что бы ни случилось, не отходи от меня дальше вытянутой руки. А лучше, — поморщилась она, — ладонь на плечо положи и не отпускай. Иллюзия физического контакта усилит нашу связь.

До Глеба внезапно дошло где они сейчас находились: обручи — ничто иное, как компактный нейроинтерфейс нестандартной конфигурации. Ими можно легко связать чипы в головах воедино.

— Чей мозг ты собираешься хакнуть? — спросил Глеб. Глаза его расширились от нехорошего предчувствия, а локоть дрогнул, когда он попытался отстраниться от гибридной эфески. Та немедленно стиснула его ладонь в своей руке, положила на прежнее место.

— Не бойся, ты мне пока не нужен, — сказала она.

— Цедурианец?

— Он, родимый. Смотри внимательно.

Медленно отпустила руку и стала пальцами рвать тьму перед собой: она хрустела, как пластик и развеивалась на сильном ветру.

Ветер усилился и подул со стороны провала, что создавала перед собой девчонка. Глеб поежился, стало холодать, однако он не рискнул опустить руку. По зрачкам ударило желтым светом: парень зажмурился с непривычки, посидел так немного и снова открыл глаза.

Перед ним расстилалась безжизненная каменистая равнина с отрогами могучих гор на горизонте. За самой высокой из вершин прятался уголек механического солнца. Еще один висел где-то над головой: картинка транслировалась со зрительного нерва цедурианца и потому не представлялось возможным рассмотреть все в подробностях. Экран в пустоте постоянно качало, цедурианец куда-то шел.

В воздухе клубилась едва заметная пыльная взвесь. Вот четырехрукий верзила опустил голову, приподнял мешок с земли и изменил направление. Горы свернули левее, справа в поле зрения попала часть остова мелиоративной установки. Изъеденный ржой скелет машины выглядел жалко, глазу там не за что было зацепиться: ценное давно растащили на металлолом.

Обогнув могилу чуда инженерной мысли, цедурианец направился к приземистому зданию, сложенному из обветшалых каменных блоков. Потянулся к дверной ручке, чтобы войти внутрь, но что-то его остановило. Он сбросил мешок, обошел здание сбоку. Там оказалось окно, через которое лился на улицу свет живого огня.

Вездесущая пыль затянула стекло: за ним маячили размытые силуэты, а с потолка на них потоками обрушивалось яркое пламя. Цедурианец пошоркал окно вынутой из кармана тряпкой.

Помещение оказалось почти доверху забито тюками с сеном. По центру пространство было расчищено: там кружком расселись… люди? Что-то смутило Глеба, он протер слезящиеся глаза свободной рукой. Всмотрелся лучше: нет, натуральные эфесы — десять особей мужского пола там устроились на полу, взявшись за руки, а под потолком…

— Ма-а-ать ее! — шепотом, но выразительно, с чувством, повторил слова цедурианца Глеб. — Это же солнце. Настоящее!

Девчонка шикнула на него, приказала заткнуться и наблюдать.

— Сама вижу, что не бутафория. Вопрос: как? Запомни каждую мелочь.

Кровожадные отродья на полу выполняли пасы руками и ритмично раскачивались на месте в подобии транса, будто творили важный ритуал. Зрелище завораживало, Глеб не мог оторваться.

Наконец они остановились, перебросились рядом реплик, но Глеб как будто оглох. Не слышал больше ни завываний ветра, ни того, как бьется крупная пыль о стекло. Разговор тоже прошел мимо.

Вновь успокоившись, каждый из остроухих протянул в центр по невзрачного вида коробочке не больше кулака; эфесы одновременно задрали руки к солнцу. И светило потекло, заструилось вниз крупными каплями. Протуберанцы вытянулись, сложились в огненный вихрь. Бьющийся в судорогах конус потянулся к полу, где находились ничем непримечательные коробочки. Звезда уменьшилась, сжалась до невероятных величин, помещение озарила ослепительная вспышка.

Кажется, цедурианец ругался громко, когда заполошно прикрывал веки всеми четырьмя лапами, чтобы не сжечь глаза. А когда открыл, в помещении стало сумрачно. И только светились яростным пламенем два десятка глаз, взгляды были устремлены ему навстречу.

Глеб почувствовал себя неуютно: будто не цедурианца заметили эфесы, а его самого. Казалось, ему заглянули в самую душу, поворошили там слегка и, не найдя ничего ценного, наплевали издевательски.