Миллионщик

Иванов уехал вместе с ним, они вроде как даже подружились на почве медицины, Иванов ведь не отрицал климатотерапию, хотя методы Владимира Ясоновича уж были больно инквизиторские, я как-то покопался в прошлых назначениях и нашел, что он недрогнувшей рукой назначил Георгию душ с температурой 10 градусов Реомюра — меньше 13 градусов Цельсия, садист, самого бы так — и на мороз! Я вручил Иванову запечатанный пакет для Государя с подробным отчетом о состоянии здоровья и назначенном лечении, а также эпикризом, снабженном рисунком микроскопии мазка[1], туда же положил письмо Георгия для папА и мамА, а также картинку, которую он нарисовал для брата Михаила — с кораблем на фоне бушующих волн. Надо сказать, что Георгий неплохо рисует и особенно хорошо у него выходят небольшие марины — акварели на тему моря и кораблей.

Вместе с Георгием в Ливадии остался врач из клиники профессора Иванова, пятидесятилетний надворный советник Рыков Иван Семенович, с ним фельдшер и медсестра. Иван Семенович был ветераном Русско-турецкой войны, воевал в Рущукском отряде и был награжден орденом Святого Станислава 3 степени с мечами, который с гордостью носил на сюртуке как боевую награду, хотя у него уже была и выслужная Анна 3 степени. Человек он был храбрый, авторитетов не признавал, а то бы уже был минимум коллежским советником, а то и статским. К Георгию он относился как к больному молодому человеку, которого надо вылечить, а не как к Великому князю, капризам которого надо потакать, поэтому оставлял Георгия на его попечении без опаски.

Фельдшер Михаил Абрамов, подчиненный доктора Рыкова, лично следил за проведением дезинфекции пресловутой карболкой, все кроме Георгия, кухонных работников, и других лиц, не контактирующих с пациентом напрямую, ходили в медицинских халатах под горло с завязками сзади и медицинских шапочках или косынках. Я объяснил Великому князю, для чего все это делается и он согласился со мной, а вот Алышевский все кривил губы, когда я и его заставил облачиться в халат и шапку. Так что бациллы мы вроде не разносили, а в прошлом они там «летали роем». Сюртук я тоже старался не одевать, в доме было тепло, а под халатом в сюртуке жарко, поэтому носил просто рубашку, которую Артамонов стирал в щелоке и проглаживал с двух сторон и парусиновые брюки, которые в Ливадии и оставил, все равно приезжать придется не раз, поэтому приказал всегда держать для меня два чистых комплекта.

В Севастополь проехали по приморскому шоссе мимо Ай-Тодора и Дюльбера и издалека было видно, что уже возведены фундаменты зданий и осенью разбили сад и посадили саженцы плодовых деревьев. Поезд отправлялся из Севастополя без жесткого расписания, за мной опять прислали спецвагон и до Москвы доехали с ветерком, без остановок.

14 ноября 1892 г., Москва.

Дома мне на шею кинулась Маша, которая соскучилась за месяц отсутствия и я обратил внимание на ее неплохой русский с небольшим милым французским акцентом, выдающим иностранку. Машенька рассказывала все новости сразу — где они побывали и что видели с Аглаей, кто приходил и что спрашивал. Сказал Маше, что мы сегодня же уезжаем в Петербург на моем личном поезде, чтобы она собиралась побыстрее, Аглаю с собой брать не надо, остановимся в гостинице и проведем в столице несколько дней. Потом принял ванну, привел себя в порядок, велел Артамонову приготовить мундирный фрак с орденами, зимнюю шинель и фуражку, а сюртук, в котором я приехал, почистить, выколотить пыль и подержать на солнце с целью некоторой дезинфекции (хотя Артамонов в Ливадии делал это постоянно).

После обеда стал разбирать корреспонденцию. Начал с наиболее интересующей — письмо доктора Шмидта о возбуждении исков. Юрист писал, что, как и ожидалось, Захариос на заседание суда не прибыл, после чего иск был подан к компании братьев Виккерс. Оттуда сразу же в Цюрих приехал их адвокат и заявил, что Захариос у них не работает, на что мой юрист предъявил копию выданной мне Альбертом Виккерсом бумаги, из которой следовало, что Захариос на момент совершения преступления был сотрудником компании и оставался им еще три недели, как минимум, до моего визита в Лондон. В общем, герр Шмидт припер виккерсовского адвоката к стенке уликами и потребовал выплаты от фирмы (а потом они вольны направить встречный иск к Захариосу и искать его хоть с помощью Скотланд Ярда, да хоть мистера Шерлока Холмса пусть приглашают, я-то тут причем). Тем не менее, братья посчитали иск чрезмерным и кто-то из них приедет в Россию провести переговоры со мной и урегулировать спор. Второй иск к Фарбениндустри сейчас изучают и пришлют своего представителя для переговоров с доктором Шмидтом.

Письмо на французском было от мсье Огюста Вернейля, изобретателя метода получения синтетических рубинов. Месье Огюст благодарил за интерес к его работам, рассыпался в любезностях по поводу того, что в далекой России его знают и ценят, написал, что я иду тем же путем, что и он, но пусть каждый идет своей дорогой. То есть, он отклонил предложение сотрудничества, ну, это его проблемы, насильно мил не будешь.

Потом было приглашение от Посла Италии в России посетить посольство для вручения ордена Короны Италии 3 степени за гуманное отношение к пленным и рыцарское ведение войны.

Михайловская Артиллерийская Академия извещала о присуждении большой золотой медали за разработку нового оружия и методов его применения с вручением премии в двадцать тысяч рублей.

Письмо от Министерства двора ЕИВ о том, что мне предлагается прибыть для осмотра трех особняков в Петербурге и двух мыз под Гатчино[2] для выбора места проживания и рекреации (то есть — отдыха), пожалованных мне согласно Указа ЕИВ.

Дальше были ответы на заявки получения привилегии.

Военное министерство отказало в заявке на гусеничные боевые машины, мотивировав тем, что гусеничный движитель уже известен (на скрепление траков пальцами и конструкцию подрессоренных опорных катков они внимания не обратили), а что на него громоздить, пушку или пулемет, разницы нет. Про паровую машину и говорить не приходится. А вот то же самое, только без оружия, естественно, в Департаменте торговли и финансов нашло понимание (или княжеский герб торговцев больше вдохновил, чем военных) и заявка на привилегию для строительно-дорожной машины на бесконечной ленте оригинальной конструкции пошла в дело и оформление, о чем мне сообщат (когда 150 рублей пошлины платить придется).

Кстати, русские привилегии выдавались на пять лет с последующим продлением два раза по пять лет, поэтому надо взять поверенного на патентные дела (патентов и привилегий набралось уже немало, мне одному за этим не уследить). Пусть оригиналы патентов хранятся у меня, а господин поверенный будет только отслеживать сроки окончания и продлевать патенты. Кстати, в разных странах разные правила, где выдается патент на десять лет с однократным продлением, где сразу на двадцать, соответственно и пошлины везде разные. Решено, пишу Управляющему о найме специалиста — оклад небольшой, можно и выпускника юрфака взять, но аккуратность в ведении дел должна быть обязательно, что оговорить в контракте о компенсации ущерба по халатности (будет подстегивать бдительность).

С гусеничными машинами разобрались. Ага, вот и миномет. Резолюция: «для окончательного решения вопроса о привилегии обязать заявителя разработать и построить опытный образец на одном из оружейных заводов и представить на испытания установленным порядком». Замечательно! Господину Можайскому на его лабуду сразу денег дали и привилегию оформили, а потом он уже неспешно свой аэроплан мастерил. Причем сначала получил 2500 р на двигатели и поехал за ними в Англию, а после написал, что купил движки за свои деньги, поскольку выданную сумму истратил на дорогу. Да за две с половиной тысячи рублей в первом классе можно вокруг света объехать и еще на сувениры останется. Нет, военное ведомство через некоторое время выделяет еще почти девятнадцать тысяч рублей — цену небольшого именьица. А мне значит, на свои средства и мины выпускать? Видимо, подумали, что дядя — миллионщик, все сделает и принесет на блюдечке с голубой каемочкой.