Страница 10 из 128
— Нас вызвали отследить старуху. Пока она сходит в магазин, специалисты должны были открыть дверь и провести тайный обыск на предмет наличия антисоветской литературы в доме. Мы с товарищем Ткаченко ее упустили, она вернулась домой, — начал монотонно и коротко закончил грустное повествование Ильин. Видно, воспоминания об этом позоре не доставляли ему радости. А главное, я не понял: застукала старуха в квартире специалистов или нет?
— Плохо рассказываешь, очень уж скромно и скучно, а надо красочно, — не унимался майор, начиная распаляться, и добавил пару непечатных слов, правда, непонятно в чей адрес: то ли старухи, то ли профессионалов.
— Она плетется, плетется, в витрины заглядывает, — снова начал, но с раздражением, свой рассказ Игорь. — Андрей говорит, пойду, мол, куплю сигарет. Он пошел к киоску, я попил воды, купил пирожок.
— Купил пирожок и с Красной Шапочкой поразвлекался, — ехидно вставил Аркадий.
— Чего там поразвлекался? Спросил, не пойдет ли со мной в кино, — с обидой возразил Ильин. — Ну, пока мы с ней беседовали, пришел Андрей и спрашивает: «Где старуха?» А старухи нету. Андрей в магазин — посмотреть, а я прямиком к квартире. Гляжу — старуха через двор ковыляет к своему подъезду. Я взлетел на шестой этаж, звякнул в дверь, говорю ребятам: «Старуха идет». Через пятнадцать секунд их уже в квартире не было, дверь заперли, а тут и старуха появилась. Вот и все!
— Как все? А как вы со старухой попрощались? Ладно, все по местам! Выводы свои я сделаю, я вам эту старуху… — Он сжал огромный кулак, из чего было ясно, что в другой раз он попробует этот кулак на них. — Нам подкинули ОУН — Организацию украинских националистов, — начал майор спокойно, как будто только что не было разговора о проколе со старухой. — Спецсвязь получила информацию, появился объект, который имеет отношение к подпольной типографии. Агент сообщил, что будет встреча у памятника Котовскому в двенадцать часов. Вот фотография агента. — Аркадий протянул Андрею Ткаченко снимок 6x12. — «Возьмете» его от дома и «поведете» к месту встречи. Как только состоится встреча агента с объектом, наблюдение за агентом прекратить и все внимание переключить на объект. Агент сообщил, что объект знаком с приемами слежки. Об осторожности предупреждать вас не надо. Но не будьте до такой степени осторожны, что позволите ему уйти из-под наблюдения. Упустите, в контору лучше не приходите! — добавил он грозно в своей обычной манере. Эта угроза никого не испугала, ребята знали, что любой прокол в их работе он перед руководством примет на свою голову, но не позволит учинять над ними расправу.
Мы расположились по отработанной схеме возле дома агента. До его выхода на связь был еще целый час, но уж такое было правило у «семерки» — место наблюдения занимать заранее. У памятника Котовскому тоже работали наши ребята, они на дальних подступах и включатся, как только мы приведем агента и состоится встреча с неизвестным нам объектом. После этого произойдет перетасовка: наша группа оттянется, а вторая группа выйдет на передний план. Дальше покажет обстановка, заранее нельзя предсказать, как будет работать «семерка».
Время пустого ожидания течет очень нудно: пересмотришь по нескольку раз все дома вокруг, стеклянные глазницы окон, выбоины на тротуаре, передумаешь все свои мысли, и при этом упаси Бог отвлечься от подъезда. Нельзя надеяться на своих товарищей, тут каждый работает и отвечает сам за себя. Тебя никто не предупредит, рации молчат. Только тогда могут сказать, когда объект пойдет на тебя. «Четырнадцатый, — это я, — объект пошел на тебя!» Твоя задача — уклониться от встречи с ним, не попасть на глаза, быстро найти надежную щель, а дальше уже как положено.
Агент выскользнул из подъезда как-то незаметно и сразу растворился среди пешеходов. От нас он не прятался, ему это незачем, он мог и не знать, что мы тут, рядом. Скорее всего, так оно и было. Он может думать, что наша служба пасется у памятника Котовскому.
Я держусь довольно близко к агенту, имею возможность даже рассмотреть его со спины. Почему-то у меня к таким агентам необъяснимая неприязнь. Этот сутулый, уже немолодой, кепка, которые называют «аэродромчиками», поношенный плащ и стоптанные туфли. Или специально так вырядился, или действительно такой бедный. На каком компрматериале его завербовали? Если он оуновец бывший, то причастен к убийствам на Львовщине, а может быть, в Черновцах. Оставили на свободе, группу, наверно, разгромили, живых судили: кого расстреляли, кому полный срок на всю катушку — и в Сибирь. А этот поклялся служить КГБ. Даст липу — сразу дело его в суд. В лагерь, где будет отбывать срок, приползет слух, что он стукач, кого-то провалил, — долго не проживет. Он это знает и старается. Добровольных стукачей в ОУН госбезопасность не имеет. Мне его не жалко, он для меня остался одним из бандитов, которые убивали и пытали наших советских активистов. За что такого жалеть, на его руках, которые он поджимает в рукава плаща, наверняка кровь не одного человека. Неожиданно я наткнулся взглядом на Игоря. Он кивнул в сторону головой, и я пропустил его вперед — мы уже подошли к площади, где на коне восседал бронзовый Котовский. Агент пошел через площадь, к памятнику. Туда же двинулась целая группа туристов, кажется, из Румынии — они тут частые гости. Начали щелкать фотокамерами: и морду коня, и морду коня с головой Котовского, и сзади, и спереди, и группу, и одиночек. Таких любителей фотопамяти крутилось человек пять. Наш агент уже подошел к памятнику, от меня его прикрыла группа туристов, которая все время перемещалась, и только на пару секунд я снова увидел его, а с ним интересующего нас объекта. Они тут же разошлись, под мышкой у агента оказался какой-то сверток. Ушли туристы, исчезли фотографы; я понял — вся эта группа туристов была приведена в это время сюда не случайно и фотографы — люди наши.
— Пошли по плану, — услышал я по рации голос Ткаченко. Он был старшим в смене.
Мы не видели друг друга, но я знал, что вся группа здесь присутствует. Машина вышла из-за угла и двинулась в сторону вокзала. Объект неторопливо петлял по улицам, заходил во дворы. Мы засылали следом одного человека, после чего он отправлялся в машину, как мы выражались, «в отстойник», где должен был пересидеть достаточно времени, чтобы стереться из памяти объекта, и снова выйти на тропу слежки. Там же, где был «проходняк», мы принимали объекта на выходе на другую улицу, благо все «проходняки» мы знали как собственный двор.
Побегал, побегал, схватил такси, покатался по городу, отпустил такси, еще побегал минут тридцать, потом дважды пересек железнодорожные пути, отсекая наш транспорт. По логике отрыва от слежки он должен немедленно поймать машину и бросить нас на улице. Что он, конечно, и сделал, когда второй раз перебежал железнодорожные пути. Возле технического пакгауза его ждало такси, на котором он уже катался по городу. Значит, объект готовился к этой акции, хотя я глубоко сомневаюсь, что он обнаружил за собой слежку. Объект ушел бы от нас, если бы мы не держали вторую машину по другую сторону железнодорожных путей.
Успокоенный, он приехал на вокзал. Я прошел за ним почти по пятам до самых касс. Остальным здесь светиться не полагалось.
У касс людей не было — очевидно, время было такое: ожидался только местный поезд, а на нем селяне разъезжали зачастую без билетов. И все же я обратил внимание, что к одной из касс одновременно с разных сторон шли два человека: заросший до ушей, в телогрейке и кушме, с торбой через плечо молдаванин и, чуть замедляя шаг, как бы желая пропустить вперед себя этого молдаванина, двигался наш объект. Он пропустил бородатого, почти притерся к нему сзади, и, могу поклясться, что видел, а не показалось мне, как он что-то сунул молдаванину в карман телогрейки. То ли у того отпоролся карман, то ли объект промахнулся, но это что-то с легким стуком упало на пол и немного успело прокатиться, прежде чем молдаванин шустро подхватил предмет своей заскорузлой ладонью и сунул его в торбу. После этого он не стал обращаться в кассу, а, пропустив нашего объекта, быстро пошел обратно, направляясь к выходу на перрон. Все это заняло секунды, и вряд ли кто обратил внимание на такой непримечательный факт. Не скрою, если бы я не был задействован в группу наружного наблюдения и не висел на хвосте у объекта, то не придал бы никакого значения такому пустяку. Сейчас же это был серьезный момент в нашей работе, я зафиксировал передачу чего-то неподконтрольному лицу, а фактически обнаружил новую связь. Решение надо было принимать немедленно; молдаванин, которому я сразу дал кличку Могар, уже дошел до выхода и вот-вот скроется за дверью. Я склонил голову к воротнику куртки, где был зашит микрофон, и сказал: «Прикройте объект…» — дальше я не успел ничего произнести: носильщик с двумя чемоданами на ремне, перекинутом через плечо, налетел на меня, стукнул в плечо, туда, где был скрыт микрофон, и вырубил его. Носильщик, скотина, не извинившись, это у них не принято, понесся дальше. Я слышал голос Ткаченко, он тревожно спрашивал, что произошло, но меня уже не слышал. Я несколько раз произнес: «Взял связь!» — но в ответ лишь слышал: «Четырнадцатый, где объект? Четырнадцатый, ответь, я тебя не слышу!»