Слёзы Оук Хилла

Ольга Сысуева

Слёзы Оук Хилла

Памяти       Фёдора Шаляпина (продолжение будет),

чуть с надеждой что будет немного смягчат отношение к образу литератора Бориса Савинкова, и А.П.А., М.М., друзьям, родителям – и памяти жертв гражданской войны.

Самое страшное в жизни, когда идёт брат против брата. Если сильна братская кровь, брат отстоит брата, а не воткнёт ему нож в спину.

ПРОЛОГ

Пролог. Эвакуация.

1920 год.

Варшава. Комната Бориса Савинкова. Борис Викторович держал в руках письмо Пилсудского, который просил его о помощи. В тоже время перед ним лежало письмо его друга Александра Христофоровича Бельского, который писал из Крыма, что Петру Врангелю нужна помощь. Савинков раздваивался на части. Вернее, он знал, что может помочь Бельскому только тогда, когда сможет справиться с Дзержинским лично, но тем не менее, где-то подспудно в душе думал про то, что операция Пилсудского провальная – надо переходить к большевикам. Но как постучаться к тем людям, которых считал врагами? Для Бельского ответ был ясен – собирать своих друзей и монатки и готовиться к эвакуации из Крыма. Борис Викторович, отвечая о том, что он один вряд ли чем поможет Врангелю – ответ заставил Врангеля несколько задуматься о происходящем и посмотреть на мир другими глазами… «Моё имя сильно в печати; – писал Савинков Врангелю, – но как один солдат с оружием может Вам помочь? Хотя, конечно, пробраться в амбары большевиков вполне реально, что может только человек, закалённый в подобных вылазках». Пётр Врангель бесился. Но логику ответа понимал. Использовать Савинкова это означало использовать Бельского, Шнуда, Шкуру и других. Это простой солдат, не имеющий шанса стать генералом. И если Савинкова убьёт пуля – то считайте дело проиграно. И использовать его никак не получится. Тем временем, Савинков унижался у Пилсудского и вымаливал денег на эвакуацию – чтобы спасти от беды Бельского и Петровскую, которых любил. Пилсудский немного денег дал, и они были переведены Врангелю, который смутно понимал, ради кого старается Борис Викторович. Их часто можно было видеть на пляже Крыма, который сейчас находился в состоянии войны – он и она – пара, которой в иных обстоятельствах не суждено было сбыться, но благодаря тому, что они оказались сейчас отрезанными каждый от своего круга – они держались вместе в небольшой квартирке, которую снимал он на какие-то личные сбереженья, вероятней всего, оставленные им Савинковым перед тем как тот удрал за Мережковскими в Варшаву. Врангель сплюнул. Александр Христофорович и Ольга Евгеньевна прогуливались по пляжу. Было довольно холодно, что сам Пётр поёжился. На столе у него лежала карта и план эвакуации. «Чёрт подери, как бы только не забыть этих людей» – думал Врангель, понимая, что перед ним стояла более глобальная задача – в Крыму находилась убитая горем по своему погибшему сыну Николаю II вдовствующая императрица Мария Фёдоровна.

Но Пётр Врангель не забыл. Ольга и Бельский вступали по трапу корабля аккуратно, боясь что-то навредить. Бельский дрожал за Ольгу, которую успел полюбить, узнав поближе за все эти годы мытарств и страданий. Несчастные люди не знали, чем закончится их вояж. И, хотя война с немцем уже закончилась, память жертв Лузитании была жива. Мужчина и женщина оборачивались назад – и видели таких же как они людей с тюками и багажом. Пётр Врангель сам лично проследил, чтобы Бельского и Петровскую не тронули по поручению Бориса Викторовича, который сейчас ругался в кабинете с Пилсудским, чтобы им обеспечить выход из страшной ситуации. Петровская обернулась назад, и увидела стоявшую где-то одинокую женщину. Представив себя на её месте, ей захотелось её взять на борт, но Бельский прижал возлюбленную к себе, и заявил глухим голосом: «В другой бы ситуации эта женщина избавилась от тебя, как от пробки из бутылки. Перестань истерить. Значит, мужик, бросил. Смотри, чтобы он не размахивал здесь с пистолетом. Как плохо что нет рядом Савинкова. Он бы их одним взглядом уложил». Петровская послушалась мужчину, и они вошли в трюм, где им была отведена отдельная каюта, несмотря на давку окружающих. Мирное население Крыма, которое прикрывала Армия Врангеля, совершало страшную посадку на R.M.S. Мальборо.

Глава первая

Погружение во тьму

Александру Аникину

1898 год.

Собираясь на бал со своей кузиной Мимми, семнадцатилетняя Ольга не представляла, что её ждёт.

Роскошный приём в Букенгемском дворце в честь королевы Виктории.

Бал в честь дня Рождения королевы Виктории, которое приходилось на 24 мая, – ждал многих гостей своего времени.

Ольга Петровская ждала этого бала, потому что ей хотелось очень увидеть королеву Викторию лично.

Мать Ольги, кузина княгини Виктории Фёдоровны Романовой, супруги Великого князя Кирилла Владимировича Романова, которые получили приглашение на этот знаменательный бал, как внуки королевы Виктории, была приглашена на бал по особому приглашению. Владимир Степанович ждал какого-то подвоха-провокации относительно Сергея Александровича, и поэтому поспешил за ним и Эллой с вечным охранником – Дмитрием Николаевичем Путилиным. Путилин был в весьма весёлом расположении духа, и пристально осматривал присутствовавших. Ему не казался бал угрозой, но всё-таки ради безопасности великого князя Сергея Александровича Путилин должен был быть на балу. Красивый сотрудник российской полиции привлекал к себе внимание молодых девиц, пробегавших мимо него в роскошных розовых и голубых платьях. Они, смеясь, убегали прочь от своих уже не могущих так бегать тётушек, которые расположились на стульях. Молодой человек подумывал завести интрижку-другую с какой-нибудь прелестной англичанкой. Дело герцогини Лейкомпширской как-то стёрлось из памяти. Сам Ревенко хотел его поскорее закрыть за не имением фактов, и уехать с Великим Князем в Российскую Империю, поскольку российский император Николай II беспокоился бы за долгое отсутствие Великого Князя.

Александру Аникину

1898 год. Бал у королевы Виктории.

Церемониал британской королевы Виктории и страшно утомлял, и капитан дальнего плавания Эдвард Джон Смит задремал, сидя на стуле в правом крыле Букингемского дворца. Подошедший к нему 59-летний Александр Бельский, слегка ухмыльнулся и подал Смиту руку приветствия. Гордый моряк отверг руку русского дворянина, приняв его за лакея, и ушёл прочь, вглубь зала.

Александр усмехнулся, и, пожал плечами: развеять тоску британского морского волка не удалось. К Бельскому подошёл церемониймейстер бала Филипп Сиэтл.

– Что Вы застыли? _ Спросил Филипп грозно сдвинув брови. – Вас ждёт Маэстро Пуччини, с просьбой разобрать что он написал – какую-то арию Скарпиа.

Бельский ядовито ухмыльнулся.

– Маэстро Пуччини написал и не понял что он написал? А я должен ему сказать что он сочинил?

– Для обычного русского Вы слишком ядовиты. – Заметил церемониймейстер – высокий человек среднего возраста в изысканном зелёном костюме. – Маэстро написал гениально. Это Вы ничего не поняли.

Бельский, смолчав на сей раз чтобы не быть выгнанным из роскошного дворца на холодную улицу, и чтобы его не подобрали и не увели в дом призрения, пожал плечами и вынуждено поплёлся за Филиппом.

В коридоре мимо них прошёл молодой человек со светлыми волосами и голубыми, как океан в солнечную погоду, глазами. Юноша подмигнул Бельскому, и Александр понял, что это его соотечественник – тот самый, что спас его в 1896 году на Ходынке – при коронации Николая II. "Смелый юноша!", – подумал Бельский, и Борис ему снова улыбнулся, будто поймав мысль. Церемониймейстер и дворянин пошли в глубь дворца прочь, а к Борису Викторовичу подошла его дальняя троюродная сестра – кузина Ольга Евгеньевна Петровская – в роскошном нежно-голубом платье, доходившем ей до пола.