Страница 39 из 61
Меня охватывает жаром, отчего моя кожа покрывается румянцем. Кажется, я чувствую каждое свое нервное окончание.
Я отрываю от него взгляд и ерзаю на стуле. За неимением лучшего занятия делаю еще один глоток вина, чувствуя на себе пристальный взгляд Лиама.
— Ты уже ужинала?
— Пообедала около часа дня кое-что из холодильника. Лазанью. Было вкусно.
Успокойся. Держи себя в руках. Что за чрезмерные эмоции? Он просто спросил тебя о еде.
— Не желаешь пойти поужинать?
Я резко поворачиваю голову и внимательно на него смотрю.
— Ты имеешь в виду... куда-нибудь?
Лиам медленно вдыхает. На его челюсти напрягаются желваки. Когда он говорит, его голос звучит так, словно Лиам говорит сквозь стиснутые зубы.
— Да.
Через мгновение я понимаю, что оскорбила его.
Это настолько сбивает меня с толку, что я вынуждена некоторое время сидеть молча, настраивая свой мысленный компас.
— Я вовсе не хотела тебя оскорбить. Я просто не знаю правил. Меня никогда раньше не похищали.
Он изучает выражение моего лица. Его собственное — напряженное и мрачное. Затем он переключает свое внимание на стакан бренди, который держит в руке. Он подносит его к губам, пока вся янтарная жидкость не исчезает.
— Нет никаких правил, — говорит он хриплым голосом. — Только то, что ты живешь здесь со мной в течение следующих нескольких недель.
Почему он такой меланхоличный? И почему меня это волнует? И что еще важнее, чего мне не хватает?
— Меня кое-что интересует. — Он молча ждет, глядя на пустой стакан в своей руке. — Что такого во мне?
Я чувствую его удивление, хотя внешне он никак не реагирует. Он не сдвигается ни на дюйм. Но я настроена на него: на его настроение, на небольшие скачки в его голосе и изменения в выражении лица. Если вы достаточно наблюдательны, то с легкостью уловите любые безмолвные знаки.
Он отвечает после долгого молчания таким печальным голосом, что может разбить мне сердце.
— Благодаря тебе я чувствую себя человеком.
Эмоции переполняют меня, сдавливая грудь и образуя комок в горле. Это может быть глупо, это может быть даже безумно, но сочувствие, которое я испытываю к этому опасному, загадочному мужчине, настолько сильно, что у меня перехватывает дыхание.
Он страдал больше, чем большинство людей могли бы вынести и продолжать жить. В этом я уверена.
— Я рада, — шепчу, повинуясь какому-то безмолвному порыву.
Он смотрит на меня темными, пустыми глазами.
Дерьмо. Это абсолютно неправильно. Только не говори этого. Только не говори этого.
— Так как насчет итальянского ужина?
Он пристально смотрит на меня с минуту, а затем бормочет:
— У тебя было итальянское блюдо на обед.
— Мне никогда не надоедают любимые вещи.
— Как и мне.
У меня такое чувство, что он говорит не о еде, но у меня нет времени думать об этом, потому что он встает, подходит ко мне и нежно целует, прежде чем выйти из комнаты.
∙ ГЛАВА 21 ∙
Тру
После того как я переодеваюсь в платье и туфли-лодочки, которыми бросалась в Лиама, мы выбираемся на ужин.
Это очаровательное итальянское местечко, оформленное в стиле старинной тосканской двухэтажной виллы с внутренним двориком. Здание построено из терракотового кирпича, задрапированного вьющимся плющом. Тысячи белых огоньков мерцают в оливковых деревьях на патио, во дворе и по краю крыши.
Волшебно, романтично и совершенно неожиданно.
И пусто. Кроме официанта, который нас усадил, здесь не видно ни души.
Лиам замечает мое замешательство, когда я оглядываюсь по сторонам.
— Ресторан принадлежит мне. — Он расправляет белую льняную салфетку и опускает ее себе на колени.
— Ох. Закрыт для посетителей?
На его лице появляется намек на улыбку.
— Только на сегодняшний вечер.
Я так понимаю, что он закрыл заведение, чтобы мы могли поужинать наедине. Даже не знаю, романтично это или подавляюще. Затем вспоминаю стеклянные контейнеры с едой в его холодильнике, и еще одна мысль приходит мне в голову: может быть, он провернул это ради безопасности.
Может быть, мафиозный папа не может есть на людях, потому что это слишком опасно для него.
Или для меня.
Или он думает, что я буду просить помощи у толпы.
Пока я играю блестящей салатной ложкой, обдумывая все это, Лиам говорит:
— Учитывая твою застенчивость и приступы неловкости в присутствии незнакомых людей, я решил, что тебе будет комфортнее, если мы останемся одни.
Мои пальцы замирают. Я смотрю на Лиама, который пытается подавить улыбку.
— Значит, ты помнишь тот разговор.
— Я все помню.
Только удачно забыл ту часть, где я сказала, что не перееду к нему.
Я кладу салфетку на колени и делаю глоток воды из стакана, чтобы выиграть время, вспоминая о поцелуе, что был подарен мне перед приходом сюда. Такой мягкий и мимолетный, совсем не похож на его обычные хищные укусы. Казалось, он намеренно сдерживал себя. Как будто не хотел меня спугнуть.
Как же меня бесит, что в один момент он может быть невероятно внимательным джентльменом, а в следующий миг, если ему это выгодно, он может взять и выбросить все свои манеры за дверь.
— Что такое? — спрашивает он.
А еще меня бесит, что он может читать мои долбанные мысли.
— Размышляла, насколько ты сложный человек.
— Не хочется тебя разочаровывать, но я наименее сложный человек из всех, кого ты когда-либо встречала. — Стоит мне скривить губы, он мягко добавляет: — Ты просто недостаточно хорошо меня знаешь.
Что-то в его тоне заставляет мою кровь забурлить.
— Будет ли у меня шанс узнать тебя получше? Узнаю ли я когда-нибудь все твои секреты?
Он смотрит на меня ничего не выражающим взглядом.
— Если узнаешь, значит, все катится в тартарары.
— Мне бы хотелось все о тебе знать, — выпаливаю я. Чем удивляю нас обоих.
На его челюсти напрягаются желваки. Кадык подпрыгивает, когда он сглатывает. Я вижу, как он ведет спор с самим собой, стоит ли продолжать этот разговор, и его любопытство берет верх.
— И почему же?
У меня не хватает смелости ответить ему, глядя в его настороженные глаза, поэтому я смотрю вниз на скатерть. Прикусываю внутреннюю сторону губы, затем делаю глубокий вдох и признаюсь:
— Потому что ты меня очаровываешь. Ты не похож ни на кого из тех, кого я когда-либо встречала. Ты весь такой острый по краям, и края эти царапают, а еще ты, очевидно, привык к насилию, но ты... чувствительный. Под всей этой пугающей бравадой ты очень мягкий. И, как мне кажется, очень печальный. Потрясающее сочетание.
Тишина просто обжигает. Я не осмеливаюсь взглянуть на него.
— Я думал, ты на меня сердишься.
От волнения я резко выдыхаю.
— Так и есть. Очень. Но я не собираюсь делать трагедию. — Мой голос падает на октаву. — И я все еще хочу тебя.
Наступает еще одна неприятная тишина, после которой Лиам бормочет:
— Посмотри на меня.
Я поднимаю на него глаза; мое сердце бешено колотится. Он смотрит на меня с выражением невыразимой боли.
— Спасибо, — произносит он.
— За что?
— За честность. Что остаешься собой.
— Всегда пожалуйста. — Мы пристально смотрим друг на друга, и я чувствую, как мое сердце бьется вне моей груди.
К нашему столику подходит официант.
— Buonasera signore. — Он кланяется Лиаму, а я удостаиваюсь почтительного кивка головой. — Signorina.
— Buonasera, — отвечает Лиам. — La lista dei vini, per favore.
Когда я в неверии смеюсь, официант бросает на меня недоуменный взгляд.
— Простите. Не обращайте на меня внимания, у меня низкий уровень сахара в крови. Я ничего не ела с самого обеда.
Лиам еще что-то говорит по-итальянски официанту, и тот улыбается. Затем отступает, насвистывая, и исчезает за углом.