Страница 12 из 12
— Сюда заходите, — приветливо пояснила женщина. — Тут у Ефима Мироновича что-то вроде предбанничка, а сам он в дальнем кабинете принимает.
— Спасибо, я поняла, — кивнула Катя.
Она из какого-то упрямства осталась стоять у окна. Неровный сводчатый потолок низко нависал над головой, пахло лекарствами и скукой.
В конце коридора появился одетый в белый халат молодой мужчина, с кокетливыми височками а-ля семидесятые и победительной улыбкой.
— Вы ко мне? — спросил он, подойдя к двери с надписью «Массажный кабинет».
— Нет, — с ненавистью произнесла Катя.
— А то заходите, — благодушно произнес тот. — Такая красивая девушка…
— Совсем обнаглели… — прошептала Катя себе под нос и решительно скрылась в «предбанничке» доктора Копейко.
Это была темная, довольно просторная комната с широкими кожаными креслами, вся заставленная растениями в горшках. На зеркальных полках стояли книги, журналы, какие-то фигурки… Катя иронически усмехнулась. Как, вероятно, подразумевалось, обстановка этой комнаты должна благотворно воздействовать на пациентов и расслаблять их нервную систему.
Следующая дверь, которая вела непосредственно в кабинет Ефима Мироновича, была закрыта неплотно, и вместе с ярким светом сквозь щель из нее сочились приглушенные голоса. Та давешняя тетка болтала с доктором. Но Катю мало интересовало содержание их разговора. Она прошлась вдоль полок, разглядывая корешки книг.
Они были самого различного, порой даже неожиданного содержания… Учебники по психологии, труды популярных современных авторов, чьи фамилии Катя слышала не раз, множество изданий Фрейда и Берна, книги по искусствознанию и рукоделию. «Надо же, даже «Резьба по дереву» есть!» — удивилась Катя. Религиозные трактаты, Библия, Коран, какие-то зороастрийские учения… Судя по всему, пациентами Ефима Мироновича были очень разные люди, принадлежавшие к разным конфессиям, и ко всем требовался свой подход.
«Если он спросит, что меня беспокоит, то что я отвечу? — снова задумалась Катя. — А, я скажу, что я постоянно на взводе и все меня злит…»
Она машинально, из чисто профессионального интереса, потянулась к «Резьбе по дереву», но вместо нее почему-то вытащила из книжного ряда толстенную Библию. Перелистала и не нашла для себя ничего интересного. Подумала: «Какая архаика… Неужели это кто-то всерьез читает?» — и задвинула Библию на полку. Рука потянулась к красочному изданию Фрейда…
— А по ночам практически не сплю, — донеслось до Катиных ушей. Это тетка жаловалась доктору. Скорее всего, она тоже позволяет себе поздний ужин, вот и не спит! Так прокомментировала про себя теткино недомогание Катя. А та продолжала: — Все мысли, мысли какие-то… Словно я могу что-то изменить, если в тысячный раз начну об этом думать. И тоска. Такая, знаете ли, застарелая уже, почти привычная.
— Продолжайте, Мария Ивановна, — подбадривающе произнес голос психотерапевта.
«Мария Ивановна… — снова усмехнулась Катя. — Марь Иванна. Марьиванна. И имечко-то у нее, у этой тетки, соответственное!»
— Еще чувствую холод… — торопливо, с готовностью сообщила та. Катя не хотела слушать, но разговор навязчиво лез ей в уши…
— Где, в каком месте?
— Везде. Особенно руки мерзнут. И ноги. Конечности, словом… И еще внутри холодно, как будто я ледяной воды напилась. Кутаюсь, кутаюсь, в ванне горячей постоянно сижу, а все без толку. И постоянно эту сцену вспоминаю.
— Какую сцену, Мария Ивановна? — со спокойным участием произнес Ефим Миронович.
— Ну, как Сереженька приходит домой, просит меня сесть, а потом говорит: «Все, Маша, покидаю я тебя. Другую люблю…» — Голос женщины дрогнул, и она завсхлипывала.
«Немудрено, что он тебя бросил! — строго подумала Катя, вспомнив, как выглядит пациентка. — Талии нет, на голове воронье гнездо, шерсть какая-то к юбке прилипла… За собой надо было следить!»
— …говорит он мне это все, а я словно в тумане. Как будто это все неправда, сон! Не доходят Сереженькины слова до моего сознания. Ну, он уже вещи собрал и ушел, а я все сижу, сижу… И никак не могу проснуться!
— Водички, пожалуйста.
— Спасибо. В общем, не сразу я поняла, что он меня бросил. А ведь двадцать лет вместе прожили, душа в душу! — страстно произнесла женщина. — Деток у нас двое — старшенький сейчас в Германии учится, а младшенький одиннадцатый класс заканчивает…
— Дети как к уходу отца отнеслись?
— Да не очень… Не очень они его поступок поняли. И ведь что самое странное — я до последнего времени ни о чем не догадывалась. Сережа вел себя как обычно. Задерживался, конечно, по вечерам, и в выходные иногда уходил. Говорил, к друзьям…
Катя стояла у двери и, сжимая руки, теперь напряженно слушала эту бесхитростную, такую обычную исповедь. Столько женщин могли слово в слово повторить, что лепетала сейчас бедная Марьиванна…
«Нелли… Для Нелли тоже наступит такой день, — мелькнуло у Кати в голове. — Алеша уйдет от нее, и она тоже станет твердить: «За что?..» Нет, Нелли должна отреагировать совсем по-другому. Нелли сильнее, она справится!»
— Я все о той женщине думаю, к которой Сережа ушел. Сама-то я ее не видела, но знакомые рассказывали… Говорят, молоденькая, красивая. Веселая. Зачем она так со мной поступила?
— Мария Ивановна, это не она, это ваш муж…
— Ах, Ефим Миронович, я все понимаю! — с душераздирающим вздохом перебила женщина доктора. — Но она… На ней ведь тоже часть вины! Неужели она не знала, не догадывалась, какую боль я испытаю?
Катю стала бить мелкая дрожь, словно она сама глотнула из ледяной проруби. Она вдруг отчетливо, очень ясно представила Нелли после ухода Алексея — ошеломленную, измученную женщину. Убитую горем, подурневшую.
«Нет-нет, нельзя впускать такие мысли в себя! — испугалась Катя. — Я и в самом деле сойду с ума, если начну думать об этом!»
В их любовном треугольнике все будет по-другому. Конечно, Нелли предстоят несколько неприятных минут. Но Алексей, разумеется, сделает все, чтобы смягчить удар. В моральном и материальном плане. Пусть все оставит Нелли — не жалко. Он будет жить у Кати. Она, Катя, разумеется, будет позволять ему встречаться с дочерью сколько душе угодно. Нелли — современная, интересная женщина, не то, что эта тетеха в соседней комнате. Через некоторое время Нелли найдет себе нового спутника жизни, какого-нибудь приличного, весьма достойного мужчину. Недаром же в народе говорится: сорок пять — баба ягодка опять! Да, к тому сроку, на который намечен уход Алексея из семьи, Нелли будет именно сорок пять. Гм, еще совсем нестарая… И они все будут дружить семьями. Добрые, благородные, современные люди…
— Я просто места себе не нахожу. Да, знаю — время лечит, — бормотала в соседней комнате женщина. — Наверное, когда-нибудь эта боль будет не так остра. Но никогда я не смогу забыть того дня, когда он сказал, что больше не любит меня. Да, у меня есть дети, есть работа, есть хорошие друзья… Я об этом Помню. Только… только в тот день моя душа умерла.
— Моя душа умерла… — одними губами прошептала Катя.
И будущее, которое она представляла относительно благополучным и четким, вдруг стало рушиться на ее глазах. Она — милая, молодая женщина — станет виновницей чужого горя. До сегодняшнего дня ей было все равно, что будут чувствовать Нелли и Полина, а теперь Катя поняла: им будет очень больно.
И ей стало совсем не по себе. Она не хотела причинять кому-то зла! Ведь зло имеет свойство возвращаться!
«Моя душа умерла…» — повторила Катя еще раз слова незнакомой Марьиванны, как будто они имели непосредственное отношение и к ней, к Кате.
Теперь в кабинете за дверью говорил доктор — спокойно, увещевающе…
Минут через десять женщина и доктор вышли из кабинета. По лицу Марии Ивановны было видно, что она плакала, но теперь почти успокоилась.
— Ну-с, у нас еще пациентка… — благожелательно произнес Ефим Миронович. — Прошу.
Он приветливым жестом распахнул дверь. Был Ефим Миронович невысок, кругл и абсолютно, младенчески лыс. Пожалуй, более мирный облик трудно и вообразить, но Катя с каким-то ужасом шарахнулась от доктора.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.