Страница 31 из 40
– Чего-чего? – передразнил его мельник. – Вяжи ее, рыцарь в сияющих доспехах! Кто из нас двоих воин – я или ты? И за что только я каждый год дань плачу таким вот защитникам отчего края?
Видослав Рославич поколебался, подобрал рукава ферязи, кашлянул в кулачок и поднялся с колен. Ярогнева, будто нарочно играя с ним, убрала стрелу в тул, закинула за спину лук и сунула Душебор в ножны.
– Я…это… ты только не обижайся, – пробормотал Видослав. – Но это мой долг… Я должен задержать и доставить… за нарушение… препроводить куда следует… ввиду того, что преступность совсем разгулялась…
– Какая преступность? – поинтересовалась царевна.
– Ясно какая – из Дикого леса. Нечисть всякая. Твари кошмарные. Жуткие демоны, и так далее, и по списку…
– Выходит, я по твоему списку прохожу, как нечисть и кошмарная тварь? – голубые глазки охотницы невинно моргнули.
– Что ты, ваше высочество, нет, конечно! Только, все-таки, уговор: из лесу не выходить. А вы выйти изволили. Непорядок. Разбирательство учинить надобно, задержание оформить. Чтобы все как положено. Дело белыми нитками сшить.
– Так ты сам в лес забрался! – невинно моргнула царевна.
– Я-то что… я тут воевода… я обязан за всем проследить, чтобы не было непорядку… самоуправства, поджогов, судов беззаконных… а в Диком лесу имели место случаи внесудебной расправы… так что я был обязан… Не виноват я, это служебный долг!
– Чего ты болтаешь, трепло! – вышел из себя Курдюм. – Хватай ее! Обезоруживай! Меч отними перво-наперво, витязь!
Даже ворон на ветке не удержался и перелетел пониже, чтобы полюбопытствовать, чем кончатся потуги важного должностного лица.
– Ну чего тебе дался этот меч? – состроил страдальческую гримасу Видоша.
– Этот меч колдовской. Если он не поможет избавиться от водяницы, то ничто уже не поможет! – сгоряча выкрикнул мельник.
– Так возьми его! – Ярогнева сняла ножны с пояса и протянула Видоше. – Забирай. Ты – боярин, ты должен заведовать оружейной. Разве не так?
Видослав распахнул глаза: нет ли подвоха? Вроде, девка сама сдает оружие. Надо забрать, разве не так? Иначе что скажет общественность?
Царевна кокетливо поправила желтую запону, скрепившую полы ее багряного корзна. Видослав наконец нашел в себе силы, приблизился и протянул руку к мечу.
– Ввиду милости правосудия… учитывая явку с повинной… и добровольную сдачу… то я, право, не знаю…
– Смотри сюда! – властно велела охотница.
Она показала боярину яхонт желтовато-медового цвета, вставленный в золотую оправу запоны. Прозрачный, с мелкими каплями самоцвет заключал в себе темно-коричневую прожилку, похожую на зрачок. Запона до удивления напоминала змеиный глаз, которым удав завораживает добычу. И Видоша повелся на эту опасную ворожбу: он окончательно потерял волю, перестал лепетать и двинулся к Ярогневе, позабыв и себя, и товарищей.
– На колени! – велела царевна.
Он покорно опустился перед ней на траву, примяв полы ферязи.
– Кто ты таков? Говори, ничего не скрывая!
– Видослав, сын Рослава, из служилых людей Великого Мира-города, – ровным тоном пропел рыцарь.
– Как ты очутился у нас в Грязной Хмари? – требовательно допрашивала его Ярогнева.
– Из столицы прислали, чтобы смотреть за князем, – не переча, продолжал выдавать Видослав.
Ярогнева удивилась и сделала шаг назад. Запона в ее руке покачнулась, Видослав вздрогнул, отвел взгляд и с изумлением оглядел себя, стоящего на коленях. Однако дева опомнилась, быстро приблизилась, положила руку ему на плечо и заставила снова посмотреть в змеиный глаз камня. Видоша разинул рот и застыл.
– Кто тебя прислал? – продолжила она свой допрос.
– Мой государь, величайший правитель мира, кормилец и благодетель! – истово отвечал боярин.
– Какой еще государь? – с досадой бросила Ярогнева, очевидно, не понимая, о чем лопочет привороженный Видоша. – Разве не Всеволод Ростиславич – великий князь?
– Что ты! – развел рукавами Видоша. – Севку-князя давно развенчали. Он нынче в опале. Вот и сослали его на край света. А мне повелели следить за ним, чтобы он не сбежал и не начал сноситься с народом, который хочет вернуть его на престол.
– Вот это новость! – похоже, Ярогнева раньше ничего не слыхала о столичных делах. – А кто же теперь на великом столе?
– Буривой Прибыславич, бывший Севкин дружок. Он меня среди других бояр выделил и доверие мне оказал, за что я вечно ему благодарен. Только жить в таком захолустье я, признаться, не рад. Мне бы обратно, в столицу… Кабы знала ты, сколько мук я терплю в этой глуши!
– Да чихать мне на твои муки! – рассердилась царевна. – Что ж теперь Всеволод Ростиславич? Неужели он ссыльный? Я-то думала: он тут отдыхает от столичного шума.
Несмотря на стеклянный взгляд, Видослав нашел в себе силы расхохотаться.
– Несчастное, дикое лесное дитя! – воскликнул он. – Выросла в чаще и не знаешь: шум столицы – как гром, но этот гром слаще музыки.
– Помню я эту музыку! – с еще большей досадой выкрикнула Ярогнева. – Помню и Кремник, и каменные палаты. И острые иглы шатров, что вонзаются в небо. Помню золоченые крыши храмов и толпы народу. Суету площади-Середы и громаду Железной стрелы. Только я уже начала думать, что это все мне приснилось. Столько лет прошло – всего не упомнишь.
Взгляд Видослава уже начинал мутнеть. Речь его становилась все более неразборчивой. Наконец, он сбился на бормотанье, из уголка его тонкого рта стекла струйка слюны.
Хорохор сорвался с ветки, закружил над головами и тревожно заграял:
– Довольно, царевна! Нет нужды прошлое поминать. Не боярин наша цель, а вурдалак!
– В самом деле! – опомнилась Ярогнева.
Она прикрыла Змеиный глаз ладонью и захлопнула на плечах полы багряного корзна. Видоша пришел в себя, униженно вытер грязной ладонью слюни и прямо как был, на коленях, отполз обратно, под защиту собачьей своры.
А псы все не унимались и отчаянно лаяли на двух бойцов, сцепившихся посреди круга, образованного рыжими, пегими, черными, белыми хвостами, лапами и ушами. Горихвосту приходилось туго: Звяга оказался сторонником старого правила – бей до конца. Смуглая физиономия вурдалака медленно, но верно превращалась в фиолетово-красное месиво. Одна рука уже еле двигалась, вторая шевелилась едва, через боль. Сквозь замызганную рубаху начали проступать пятна крови, смешиваясь с алым травным узором, вышитым вокруг ворота.
«Не пора ли сдаваться? – приходило на ум. – Этот пес ведь прибьет, с него станется. Вот еще поерзаю для вида, и сдамся. Все равно меня свора из круга не выпустит…»
Отвратительно скалясь, Звяга склонился над его головой, чтобы шибануть повернее, прямо в глаз. Его кулак взвился в воздух и начал опускаться, как молот. Куцая черная борода псаря встопорщилась, по нестриженным вислым усам стекал пот. Горихвост зажмурился, отвернулся, и открытой ладонью оттолкнул его подбородок. Куцые космы бородки застряли меж пальцев, пара клочьев выдралась с корнем. Длинный ус намотался на мизинец. Горихвост отчаянно потянул палец обратно, стараясь освободить его, но ус только дергался и не хотел отвязываться.
Где же удар? Лежащий вурдалак приоткрыл заплывший глаз. Сморщив лицо, Звяга мотал бородой – дергающийся ус причинял ему страшную боль. Что, не нравится?
Горихвост нарочно дернул за ус посильнее. Звяга взвыл. Псы захлебнулись от лая. Железная хватка псаря ослабла, и Горихвосту удалось наконец вздохнуть. Медленно, не торопясь, он потянул ус к земле. Звяга начал клониться набок, рыпнулся пару раз, но не выдержал и скатился с его груди на траву.
Оп-па! Горихвост мигом вскочил и сам оседлал противника. Это вышло так неожиданно, что псы даже замолкли. А ведь у псаря не только усы торчат. Вон, борода в какие космы сбилась, аж в косички заплетать можно.
Горихвост намотал пару клочьев на пальцы и так потянул, что Звяга задергался на траве. Вот тебе еще! Вот! Получи! Ага, больно?
– Перестань! – взревел псарь.
– Отчего же? – пропыхтел вурдалак.