Стёжки

В третьем классе меня назначили буксиром и пересадили к нему за парту. У нас в школе было так принято: к каждому лоботрясу приставляли отличника, чтобы он его перевоспитывал. Я давала Феле списывать, а он за это рассказывал смешные истории.

Родители купили Феле трубу, чтобы он занимался музыкой, а не бездельничал. В шестом классе мы организовали отряд барабанщиков и придумали, что оркестру не хватает горниста. Я была командиром дружины, Ника носила знамя, а Феля трубил сбор. Его четыре ноты «Слушайте все» заставляли замирать сердце. Феля важничал, так как горнист – ответственная пионерская должность.

Сейчас Феликсу за пятьдесят, у него свой джазовый клуб, и он до сих пор очень важная персона.

5 Мама нас не баловала. Так как папа считал, что работают одни дураки, ей приходилось все время трудиться, чтобы хватало на жизнь. С садиком все было не просто – туда и так большая очередь, а близнецам надо сразу два места. Чтобы взяли обеих, маме пришлось сначала пойти в ясли нянечкой, а потом и в детсад поваром. Бабушка закатывала глаза – не такой участи она желала сыну генерала! Есть же другие красивые женщины, из хороших семей. Женился на деревенщине зеленым пацаном, жизни не видел. Тетя Валя, двоюродная сестра отца, которая работала директором управления школьных столовых, поддакивала:

– И правда, Славик. Ну зачем сразу жениться? Ты ж не бывал в хороших ресторанах, не видел красивых женщин!

Мама слышала этот разговор, потому что стояла за дверью. Что за чушь она несет? Разве хороших женщин ищут в ресторанах?! С тех пор она тетю Валю недолюбливала.

Гулять с нами бабушка отказывалась, так как «дети плохо одеты».

Мы и правда носили зеленые рейтузы и оранжевые драповые пальто. Много лет подряд, потому что пальто я хорошо помню – с черным меховым воротником.

Бабушку я боготворила. Такая красивая, ухоженная. У нее были манеры, она ходила в филармонию и носила настоящие изумруды. Я обожала проводить с ней время, караулила момент, когда можно постучаться в ее дверь и получить разрешение посидеть рядом. Ее комната была как сокровищница – причудливая резная мебель, на стенах картины, стеклянная горка с китайским фарфором и статуэтками. Крыша горки – железная, в виде холма с веселым пастухом на вершине. Рядом с ним бежала собака, за спиной висел квадратный ранец, а на боку пастушья дудка.

Горка – остекленный со всех сторон шкаф. В нем хранят красивую посуду и дорогие подарки. До революции во многих домах были такие шкафчики, и свое название они получили потому, что посуду в них складывали горкой. Их прямые родственники – стеклянные витрины в музеях и магазинах.

Однажды папа пришел домой и сказал: «В прежние времена в приличных домах по субботам детей били розгами, для науки. Тоже решил, буду вас пороть».

Елочка – рисунок укладки паркета. Существует два вида елочки. Если плашки прямоугольные, то елочка классическая, если углы срезаны – французская.

Впервые укладку елкой придумали римляне, они заметили, что если дорогу замостить кирпичами, уложенными прямым углом по направлению пути, то она служит дольше. Деревянная елочка появилась в XVI веке, поначалу во французских дворцах, а позже завоевала весь мир.

Я заперлась в ванной – днем никто не мылся, можно было уединиться, сесть на скамейку и плакать. За что меня пороть?!

Я такая хорошая девочка, из школы приношу одни пятерки. В комнате у нас всегда идеальный порядок. По воскресеньям мы с сестрой моем пол в коридоре. Он такой огромный – когда у нас был трехколесный велосипед, мы ездили от входной двери до кухни, и это казалось отчаянным путешествием. А теперь мы большие, уже ходим в школу, поэтому у нас есть обязанности.

Каждую половицу сначала щеткой с мылом надраить, когда высохнет – намазать мастикой из желтого тюбика, а потом натирать.

Толстые деревянные щетки имели кожаные петли, которые надевались на ноги, как лыжи. Плашки пола были уложены елочкой, мы выбирали себе по линии и хорошенько их натирали – паркет блестел как каток. Раньше приходил специальный дядя-полотер, а теперь трудные времена, это наша обязанность, и мы с ней отлично справляемся. За что пороть?

Потом к нам переехала Маша и папин брат дядя Петя. Они заняли комнату с балконом, где раньше размещался генеральский кабинет. Маше было три года, ее мама-адвокат почему-то бабушку тоже не устроила, поэтому с тех пор Маша с папой жили с нами, а не в квартире на Невском.

Когда тебе десять, у тебя хлопковые колготки коричневых и серых оттенков с вечно отвисающими коленками, обязанность по субботам драить пол и «В гостях у сказки» раз в неделю по воскресеньям, как ты отнесешься к появлению маленькой сестрички, с которой можно играть в дочки-матери? Конечно, я была в восторге! Особенно мне нравилось наряжать ее, чтобы идти гулять. Какие у нее были вещички! Мы таких никогда прежде не видели. Колготки – синтетические и удивительных цветов: желтые, малиновые, даже в полоску или горошек. Трикотажные юбочки в складку-плиссе, пушистые кофточки с бантиками и сердечками. Черный резной шкаф с полками, на которых хранилось это богатство, был как волшебный ларец, рядом с ним у меня колотилось сердце. Я могла бесконечно складывать Машины платьишки в аккуратную стопку, лишь бы с ними не расставаться.

Папа с дядей Петей постоянно дрались. Это были ужасные дни. Мама уводила нас с Машей в ванную, и мы сидели там, закрывшись на крючок. За дверью стоял дикий ор. Маша плакала: «Тетя Вера, ну почему вы женились на таком хулигане, а не на моем папе?»

Эх, Маша, какая же ты была милая куколка. Кто бы мог подумать, что тебя ждет такая чудовищная беда.

6

Все бабушкины надежды рухнули. Она всегда мечтала о красивой, образованной, интеллигентной жизни.

Она родилась в многодетной деревенской семье, шутка ли – двенадцать детей и Клава среди сестер старшая. Отец Иван Иванов служил в конторе счетоводом, мама управлялась с хозяйством. Их большой бревенчатый дом в Усово всегда был полон шумной детворы – единственный на всю деревню велосипед, подаренный Владимиром Ильичом Лениным, являлся семейной реликвией, соседские мальчишки собирались у забора, чтобы кататься по очереди.

Клава ездила учиться в Москву. Каждый день на электричке туда и обратно, но ей был нужен только московский аттестат. Училась на отлично. Июнь сорок первого – последний звонок – золотая медаль – фронт.

В генеральном штабе, куда направили Клаву санинструктором, встретила деда. Двухметрового роста, огромный, могучий – погоны на сантиметр длиннее, чем у Говорова[1]. Командир, кавалерист – ухо на скаку саблей срублено. Породистый, блестяще образован, генерал-майор.

В сорок пятом жили в Польше, занимали двухэтажный особняк. Садовник первым заметил беременность, когда молодая пани зачастила за солеными огурчиками. Весной сорок шестого, уже в Ленинграде, родился первенец, имя дали в честь отца – Вячеслав, через год родился второй сын, его назвали в честь деда, Петром.

Семья требовала внимания и заботы, поэтому мечты об образовании пришлось оставить. Все чаяния были направлены на любимых сыновей.

Слава рос неуправляемым и дерзким. В свои десять лет он уже ходил строем в Нахимовском училище, но к дисциплине приучить его так и не удалось. После смерти отца Славка вовсе распоясался – диплом юриста, несмотря на четыре года учебы в университете, так и не получил. Зато успел жениться на ком попало и нарожать детей.

Хотя бы младший Петя радовал – спокойный, рассудительный, послушный. Нашли ему подходящую партию, девушку из семьи потомственных адвокатов.

1

Говоров – советский военачальник, маршал Советского Союза.