Страница 46 из 85
– Ну, хорошо, отец, – сказал Оуэн спустя некоторое время. – Я не понимаю, почему тебе следует беспокоиться больше, чем Молинауэру или Симпсону. Если вы втроем заходите вытащить его, то сможете это сделать, но я никак не пойму, почему вы должны это делать. Я понимаю, что скандал дурно скажется на исходе выборов, если он разразится немедленно, но разве нельзя замять его до выборов? Твои вложения в трамвайные компании важнее этих выборов, а если у тебя есть ясный план, как прибрать к рукам нужные линии, тебе вообще не стоит волноваться насчет выборов. Советую тебе завтра утром забрать эти сто тысяч долларов и таким образом компенсировать падение твоих акций. Возможно, это разорит Каупервуда, но никак не повредит тебе. Ты сможешь выйти на рынок и купить его акции. Я не удивлюсь, если он прибежит к тебе и попросит забрать их. Тебе нужно убедить Молинауэра и Симпсона, чтобы они припугнули Стинера и запретили ему давать Каупервуду новые ссуды. Если ты этого не сделаешь, Каупервуд обратится к нему и потребует еще денег. Стинер зашел слишком далеко. Если Каупервуд не ликвидирует свою фирму, что ж, и хорошо, но, скорее всего, он все-таки обанкротится, и тогда ты сможешь собрать с рынка такой же урожай, как и любой другой успешный бизнесмен. Думаю, он разорится. А ты просто не должен беспокоиться о полумиллионе долларов, которые Стинер пустил на свои махинации с Каупервудом. Никто не давал ему полномочий на такие ссуды. Путь он сам позаботится о себе. Это может повредить интересам Республиканской партии, но потом ты разберешься с этим. Вы с Молинауэром можете договориться с газетчиками, чтобы до выборов они помалкивали насчет растраты.
– Полегче, полегче! – время от времени ворчал старый подрядчик. Он напряженно размышлял.
Глава 25
В то время резиденция Генри Э. Молинауэра находилась в новом городском районе, где жил и Батлер, на Южной Брод-стрит, недалеко от красивого здания недавно построенной библиотеки. Это был просторный дом того типа, который обычно выбирали нувориши: четырехэтажное строение из желтого кирпича и белого камня, не имевшее родства с каким-то определенным стилем и все же привлекательное по своей архитектурной композиции. Широкая лестница, ведущая на веранду, упиралась в резную дверь с узкими окнами, украшенными с обеих сторон изящными голубыми жардиньерками. Внутренность двадцати комнат была роскошно украшена деревянными панелями, полы выстелены паркетом. Там имелись большой холл, грандиозная гостиная и столовая как минимум на тридцать персон, обшитая дубовыми панелями; на втором этаже находились музыкальная комната, устроенная для трех честолюбивых дочерей Молинауэра, библиотека и его личный кабинет, спальня и ванная комната его жены, а также оранжерея.
Молинауэр считал себя, да и на самом деле был очень важным человеком. Его финансовые и политические суждения отличались необыкновенной проницательностью. Хотя он был немцем – или, скорее, американцем с немецкими корнями, – его впечатляющая внешность была типично американской. Он был высоким и грузным; это впечатление усиливалось из-за холодной и отстраненной манеры держаться на людях. Над его мощной грудью и широкими плечами возвышалась крупная голова, одновременно круглая и вытянутая, в зависимости от угла зрения. Выпуклый лоб угрожающе нависал над глазами, пытливыми и проницательными. Очертания носа, губ и подбородка, а также гладко выбритых твердых щек подтверждали впечатление, что он хорошо знает, чего хочет от мира, и вполне способен получить это, невзирая на препятствия. Он был лучшим другом Эдварда Мэлии Батлера – если знать пределы такой дружбы, – а в отношениях с Марком Симпсоном был таким же искренним, как два тигра между собой. Он уважал чужие способности и был готов играть по правилам, если правила подразумевали честную игру. В противном случае было нелегко измерить глубину его коварства.
Поздним вечером в воскресенье, когда Эдвард Батлер приехал к нему вместе с сыном, этот выдающийся представитель одной трети интересов города Филадельфия не ожидал их визита. Он находился в своей библиотеке, читал и слушал, как его дочь играет на фортепиано. Его жена с двумя другими дочерями отправилась на церковную службу. Он был настроен по-домашнему. Поскольку воскресный вечер был превосходным временем для деловых совещаний в мире политики, он и не исключал мысли, что кто-то из его достойных коллег может явиться в его дом, и когда его лакей, он же дворецкий, объявил о прибытии старшего и младшего Батлеров, он был вполне радушен.
– Вот вы где! – добродушно воскликнул он и протянул руку. – Я определенно рад вас видеть. Оуэн! Как поживаете, Оуэн? Джентльмены, что вы предпочитаете выпить, что будете курить? Знаю, вы не откажетесь. Джон, – обратился он к слуге, – подайте что-нибудь этим джентльменам. Я только что слушал, как играет Кэролайн, но думаю, она смутилась.
Он пододвинул стул для Батлера и указал Оуэну место по другую сторону стола. Слуга вернулся с замысловато изукрашенным серебряным подносом, на котором стояли бутылки виски, старые вина и коробки сигар разных сортов. Оуэн принадлежал к новой породе молодых финансистов, которые не пили и не курили. Его отец умеренно употреблял то и другое.
– Здесь у вас уютно, – сказал Батлер без какого-либо намека на важную миссию, которая привела его сюда. – Неудивительно, что вы остаетесь дома воскресными вечерами. Что нового в городе?
– Насколько я знаю, ничего особенного, – умиротворенно ответил Молинауэр. – Дела идут более или менее гладко. У вас тоже нет причин для беспокойства, не так ли?
– Боюсь, что есть, – сказал Батлер и допил бокал виски с содовой, приготовленный для него. – Кажется, вы не читали вечерние газеты?
– Нет, не читал, – отозвался Молинауэр и выпрямился. – А что, был экстренный выпуск? В чем дело?
– Ничего особенного, кроме пожара в Чикаго, и похоже, что утром нас ожидает финансовая буря.
– Что вы говорите! Я об этом не слышал. Большой пожар?
– Говорят, город горит до сих пор, – вставил Оуэн, с интересом наблюдавший за лицом известного дельца и политика.
– Вот это настоящая новость! Нужно срочно послать за газетой. Джон! – позвал он, и слуга тотчас явился на зов. – Достаньте мне где-нибудь вечернюю газету!
Слуга исчез.
– Почему вы думаете, что это имеет отношение к нам? – осведомился Молинауэр и повернулся к Батлеру.
– Дело в том, что совсем недавно мне стало известно об одном обстоятельстве: наш казначей Стинер получит большую прореху в своих расчетных книгах, если дела не обернутся гораздо лучше, чем кажется определенным людям, – спокойно сказал Батлер. – Это может дурно выглядеть перед выборами, не так ли?
Трезвый взгляд его серых ирландских глаз столкнулся с взглядом Молинауэра, который ни в чем не уступал ему.
– Откуда вы это узнали? – ледяным тоном осведомился Молинауэр. – Он не мог умышленно забрать столько денег, верно? Вам известно, сколько он потратил?
– Довольно много, – тихо ответил Батлер. – Насколько я понимаю, около пятисот тысяч долларов. Но я пока что не могу сказать, что эти деньги растрачены. Они находятся под угрозой растраты.
– Пятьсот тысяч! – изумленно воскликнул Молинауэр, тем не менее сохраняя внешнюю невозмутимость. – Не может быть! Как долго это продолжалось и что он делал с деньгами?
– Он выписывал огромные ссуды – около полумиллиона долларов молодому Каупервуду с Третьей улицы, который вел дела с городским займом. Они инвестировали для себя в разные предприятия, но в основном покупали ценные бумаги трамвайных линий. (При этих словах бесстрастное выражение лица Молинауэра едва заметно изменилось.) По словам Каупервуда, этот пожар завтра утром несомненно приведет к биржевой панике, и если он не получит существенной поддержки, то не сможет устоять. Если он не удержится, то из городской казны пропадет пятьсот тысяч долларов, которые уже нельзя будет вернуть обратно. Стинера нет в городе, и Каупервуд обратился ко мне с просьбой посмотреть, нельзя ли что-то сделать. По правде говоря, раньше он вел для меня разные мелкие дела и оказывал полезные услуги, поэтому он считает, что сейчас я мог бы помочь ему, то есть уговорить вас и сенатора организовать встречу с крупными банкирами, чтобы поддержать рынок на утренних торгах. Если мы этого не сделаем, он обанкротится, и он считает, что скандал может повредить нам на выборах. Мне показалось, что он не замышляет никаких игр, а просто хочет спастись и не подвести меня, то есть нас… если получится.