Страница 28 из 85
Влияние дома на характер его владельца безошибочно и неопровержимо. Мы считаем, что наша личность ставит нас выше домов и других материальных объектов, но существует тонкая связь, благодаря которой дом становится отражением нашей личности, и наоборот. Дом и человек наделяют друг друга достоинством, силой и изяществом, и любая красота (или уродство) передается от одного к другому, как нить на снующем челноке ткацкого станка. Обрежьте эту нить, отделите человека от того, что по праву принадлежит ему и характеризует его индивидуальность, и вы получите жалкую фигуру, похожую на паука без паутины, которая не обретет прежней целостности, пока ее достижения и привилегии не будут восстановлены.
Наблюдая за строительством своего дома, Каупервуд преисполнился ощущения собственной значимости; обладание им вдруг позволило осознать, что связь с городским казначеем была широко распахнутой дверью, открывавшей путь к Елисейским Полям новых возможностей. В те дни он разъезжал по городу в экипаже, запряженном парой горячих гнедых коней, чьи лоснящиеся крупы и начищенная упряжь свидетельствовали об усердной заботе конюха и кучера. Элсуорт строил удобную конюшню в переулке за домами, которой могли пользоваться обе семьи. Фрэнк сказал миссис Каупервуд, что собирается купить ей «викторию» – открытый четырехколесный экипаж на низких рессорах[25], как только они устроятся в новом доме, и добавил, что им предстоит чаще выезжать в свет. Он говорил о важности светского общения, так как ему понадобится завязать знакомство с определенными людьми, которые до сих пор не входили в круг его общения. Вместе с сестрой Анной и братьями Джозефом и Эдвардом они могут устраивать приемы в обоих своих домах. Это поможет Анне составить блестящую партию. Джо и Эд тоже могут выгодно жениться, раз уж им не суждено преуспеть на ниве коммерции. По крайней мере, не вредно попытаться.
– Как думаешь, им это понравится? – спросил он у жены, имея в виду свои планы светской жизни.
– Полагаю, что да, – со слабой улыбкой ответила она.
Глава 16
Вскоре после достижения договоренности между казначеем Стинером и Каупервудом был приведен в действие механизм этой финансово-политической сделки. По указанию Стинера в книгах городского учета было отражено перечисление двухсот десяти тысяч долларов в виде шестипроцентных сертификатов с десятилетним сроком погашения на кредитный счет фирмы «Каупервуд и Кº». После включения этих бумаг в торговый реестр фондовой биржи Каупервуд начал предлагать их небольшими партиями по цене более девяноста центов, при этом создавая впечатление, что это будет многообещающей инвестицией. Сертификаты постепенно росли в цене и продавались в растущих объемах, пока цена покупки не сравнялась с номиналом, и две тысячи сертификатов на общую сумму двести тысяч долларов не были распроданы мелкими лотами. Стинер был доволен. Еще двести сертификатов было продано по номиналу в его интересах, что принесло ему две тысячи долларов. Это была незаконная и аморальная прибыль, но она совершенно не обременяла его совесть. Перед ним маячило видение безмятежного будущего.
Трудно объяснить с абсолютной ясностью, какая изощренная и значительная власть неожиданно оказалась в руках Каупервуда. В то время ему было немногим менее двадцати девяти лет. Представьте, что вы по натуре искусны в финансовых делах и способны играть с большими суммами в виде акций, сертификатов, векселей и наличных денег точно так же, как обычный человек играет в шашки или в шахматы. Или, еще лучше, представьте себя одним из тех великих и прославленных шахматистов прошлого, которые могли сидеть спиной к соперникам и играть на четырнадцати досках одновременно, поочередно называя ходы и запоминая позиции фигур на каждой доске, и при этом неизменно выигрывать. Конечно, это будет переоценкой мастерства Каупервуда в то время, но такая мощь не выходила за рамки его возможностей. Он интуитивно знал, что можно сделать с конкретной суммой денег; в виде наличных их можно было разместить на одном депозите, но в виде кредита и в качестве основы для игровой стратегии их можно было одновременно разместить в разных местах. При надлежащей бдительности и следовании инструкциям такая схема наделяла его покупательной способностью, в десять-двенадцать раз превышавшей возможности первоначальной суммы. Он инстинктивно знал принципы «пирамидальных» продаж с обратным выкупом и проведения фиктивных сделок. Он прекрасно понимал не только возможности повышения и понижения цены сертификатов городского займа день за днем и год за годом, – если ему удастся сохранить отношения с казначеем, – но и каким образом это откроет такой банковский кредит, о котором он до сих пор не смел и мечтать. Отцовский банк был одним из первых, кто выгодно воспользовался положением и расширил его кредит. Увидев его успехи в этом направлении, местные политиканы и их боссы, в том числе Молинауэр, Батлер и Симпсон, тоже занялись спекуляциями с городским займом. Его репутация как человека, благополучно разрешившего сложную ситуацию, стала известна Симпсону и Молинаэуру. Считалось, что Стинер сделал умный ход, когда обратился к нему. Согласно биржевому правилу, все операции заверялись в течение одного дня и подлежали исполнению до конца следующего торгового дня, но соглашение с новым городским казначеем предоставляло Каупервуду бóльшую свободу действий. Он отчитывался по всем сделкам, связанным с залоговыми сертификатами, в первый день каждого месяца, поэтому иногда имел в распоряжении до тридцати дней для совершения необходимых операций.
Более того, это даже не было отчетностью в смысле перевода средств со своего кредитного счета. Поскольку выпуск был очень крупным, в его распоряжении всегда находились значительные суммы, а так называемые трансферы и балансы в конце месяца были лишь цифрами в бухгалтерских книгах. Он мог пользоваться сертификатами городского займа, размещенными на его счете как подручным материалом: например, размещать их в любом банке как гарантию для получения займа (словно они принадлежали ему) и таким образом получать семьдесят процентов от их номинальной цены наличными деньгами, и он не замедлил это сделать. Он брал деньги, за которые не нужно было отчитываться до конца месяца, и оплачивать другие биржевые операции, прибыль от которых шла на новые займы. Теперь он обладал почти безграничными ресурсами, не считая своей энергии и изобретательности, а также времени, в которых он был вынужден действовать. Политиканы не сознавали, какую золотую жилу он разрабатывал для самого себя, так как не догадывались о гибкости его ума. Когда Стинер – после предварительного обсуждения с мэром, Стробиком и другими людьми – сообщил Каупервуду, что в течение года он официально может распоряжаться всеми бумагами городского займа на два миллиона долларов, тот промолчал, но внутренне ликовал и поздравлял себя с успехом. Два миллиона, с которыми он может играть! Его призвали на помощь как финансового советника, и он дал совет, который был принят! Прекрасно. Каупервуд не был человеком, который по натуре был бы озабочен соображениями совести. В то же время он до сих пор считал себя честным в финансовом отношении. Он был не более хитроумным или дальновидным, чем любой другой финансист, если бы такой нашелся.
Здесь следует отметить, что предложение Стинера по поводу городского займа никак не было связано с позицией местных политических лидеров относительно управления городской трамвайной системой, которая представляла собой новый и многообещающий этап развития городской инфраструктуры. Многие ведущие финансисты и политиканы проявляли интерес к конным трамваям. В частности, Молинауэр, Батлер и Симпсон интересовались трамвайными линиями независимо друг от друга. Между ними не было взаимопонимания по этому вопросу. Если бы они устроили совещание, то пришли бы к выводу, что не нуждаются в каком-либо постороннем участии. По сути дела, в то время трамвайный бизнес в Филадельфии был недостаточно развит для создания союза; это случилось позже. Однако в связи с новой договоренностью между Стинером и Каупервудом Стробик через некоторое время обратился к Стинеру со своей идеей. Эта идея с помощью Каупервуда сулила деньги всем, но особенно для него самого и Стинера. Речь шла о том, чтобы Каупервуд, выступая в качестве тайного представителя Стробика и Каупервуда – или, скорее, одного Стинера, так как Стробик не хотел «засветиться» в таком деле, – выкупил достаточное количество акций одной трамвайной линии для получения контроля над ней. Потом Стробик благодаря собственным усилиям заставит городской совет выделить определенные улицы для продолжения линии, и они станут ее совместными владельцами. Правда, впоследствии он предложил Каупервуду вытеснить Стинера из доли. Но кто-то должен был проделать предварительную работу, и этим человеком вполне мог быть Стинер. В то же время, насколько он понимал, дело нужно было провернуть с большой осторожностью, поскольку его боссы не теряли бдительности, и если они обнаружат, что он занимается подобными вещами ради собственной выгоды, то преградят ему путь к достижению политического поста, где он мог бы открыто заниматься такими же махинациями. Любая сторонняя организация, такая как уже существовавшая трамвайная компания, имела право обратиться в городской совет за разрешением продлить трамвайную линию, и при прочих равных условиях этот запрос не мог быть отклонен. Но такая организация, разумеется, не могла одновременно выступать в роли акционера и президента городского совета. С другой стороны, посредничество Каупервуда в интересах Стинера – совсем другое дело.
25
Фаэтон типа «виктория» обычно был оборудован откидной крышей.