Страница 15 из 85
Стоял теплый октябрьский день, когда Каупервуд и Лилиан подошли к алтарю Первой пресвитерианской церкви на Кэллоухилл-стрит. Фрэнк был доволен тем, как изысканно выглядела его невеста в кремовом кружевном платье с длинной фатой – этот шедевр стоил месяцев труда. На свадьбе присутствовали его родители, миссис Сенека Дэвис, семья Уигган, братья и сестры и некоторые друзья. Он не был особенно доволен, но так хотела Лилиан. Он стоял, прямой и собранный, в черном сюртуке, надетом для свадебной церемонии по желанию невесты, но потом переоделся в элегантный деловой костюм. Он привел в порядок свои дела перед двухнедельным путешествием в Нью-Йорк и Бостон. Во второй половине дня они сели на поезд до Нью-Йорка, который шел пять часов. Когда они наконец остались наедине в Астор-Хаусе после нескольких часов притворства и наигранного безразличия, он заключил ее в объятия.
– Как восхитительно, что ты теперь моя! – воскликнул он.
Она откликнулась на его пылкость робкой улыбкой, соблазнительностью которой он восхищался, теперь в этой покорности сквозило желание, которое передавалось от него. Ему казалось, что он никогда не насытится ее прекрасным лицом, чудесными руками, ее нежным, податливым телом. Они были похожи на двух детей, когда ворковали и ласкались, катались по городу, ели и осматривали достопримечательности.
Каупервуду было любопытно посетить финансовые кварталы обоих городов. Нью-Йорк и Бостон привлекали его своим финансовым благополучием. Осматривая Нью-Йорк, он гадал, покинет ли он когда-нибудь Филадельфию. Он полагал, что будет там вполне счастлив вместе с Лилиан и, возможно, с выводком маленьких Каупервудов. Он собирался упорно работать и делать деньги. С их совместными средствами, находившимися в его распоряжении, он вскоре может стать исключительно богатым человеком.
Глава 10
Домашняя обстановка, которой они окружили себя, когда вернулись после медового месяца, была гораздо более изысканной, чем в прежней жизни миссис Каупервуд в качестве миссис Сэмпл. Они решили пожить в ее доме на Норт-Фронт-стрит, по крайней мере некоторое время. Каупервуд, энергия которого била ключом, сразу же после помолвки выразил неодобрение мебели и украшений или отсутствием оных и настоял на том, чтобы ему было позволено привести дом в большее соответствие со своими представлениями о красоте. За годы взросления он интуитивно приобрел собственные представления об утонченности и художественном вкусе. Он повидал много домов, более изысканных и гармоничных, чем его собственное жилище. В ту пору любой, кто проходил или проезжал через Филадельфию, не мог не заметить общей склонности к более культурной и разборчивой светской жизни. Появилось множество превосходных дорогих домов. Парадные лужайки с некоторыми попытками ландшафтного садоводства набирали популярность. В домах Тая, Лейфа, Артура Риверса и других он видел довольно изысканные художественные вещи: бронзу, мрамор, драпировки, картины, часы и ковры.
По мнению Фрэнка, его сравнительно заурядный дом можно было превратить в нечто более привлекательное за относительно небольшие деньги. К примеру, столовая с двумя непримечательными окнами в боковой стене за верандой смотрела на юг с небольшой лужайкой, несколькими деревьями и кустами, упиравшимися в забор, отделявший участок Сэмпла от соседского. Этот серый частокол нужно было снести и заменить живой изгородью. В стене, отделявшей столовую от гостиной, можно было сделать проем, завешенный красивой портьерой. Два узких окна можно было заменить одним большим эркерным, доходившим до пола и смотревшим на лужайку через ромбовидные стеклянные панели в свинцовых решетках. Всю ветхую невзрачную мебель, собранную бог знает откуда (частично унаследованную от Сэмплов и Уиггинов, частично купленную), следовало выбросить или продать и поставить нечто новое и более красивое. Каупервуд знал молодого человека по фамилии Элсуорт, архитектора, недавно закончившего местный колледж, с которым у них вышел взаимный интерес друг к другу. Уилтон Элсуорт был художник в душе, тихий, задумчивый и утонченный. От обсуждения достоинств одного из зданий на Честнат-стрит, которое было построено совсем недавно и которое Элсуорт назвал отвратительным, они перешли к обсуждению искусства вообще и отсутствия такового в Америке. Тогда Фрэнку пришло в голову, что Элсуорт был тем человеком, который воплотит его замыслы по переделке дома. Когда он рекомендовал Лилиан этого молодого человека, она смиренно согласилась с идеями мужа насчет благоустройства.
Пока они проводили свой медовый месяц, Элсуорт приступил к реконструкции, имея в общей сложности три тысячи долларов на расходы, включая мебель. Работы были завершены лишь через три недели после их возвращения, и они оказались в почти новом доме. Как и хотел Фрэнк, эркер в столовой нависал над самой травой, а окна с ромбовидными панелями в свинцовых переплетах раскрывались на латунных шарнирах. Столовая была отделена от гостиной раздвижной дверью, которую еще следовало занавесить шелковой портьерой с изображением свадебной сцены в Нормандии. В столовой стояла мебель из старого английского дуба, а гостиная и спальни были обставлены американской имитацией в стиле чиппендейл и шератон. Тут и там можно было видеть несколько простых акварелей, бронзовые статуэтки Осмера и Пауэрса, мраморную Венеру работы ныне забытого скульптора Поттера и другие предметы искусства, но ничего особенно примечательного. На полу лежали ковры приятной, со вкусом подобранной расцветки. Миссис Каупервуд была немного шокирована наготой Венеры, сообщавшей дух европейской фривольности, непривычный для Америки, но ничего не сказала. Все выглядело уютно и гармонично, и она не считала себя вправе прекословить. Фрэнк гораздо лучше нее разбирался в таких вещах. Когда в доме появились горничная и лакей, супруги стали устраивать небольшие приемы.
Те, кто помнит первые годы своей супружеской жизни, лучше всего поймут малозаметные перемены, которые произошли с Фрэнком в силу его нового положения; подобно всем, кто связывает себя узами Гименея, он в определенной степени подпал под влияние своего домашнего окружения. Судя по некоторым чертам его характера, можно было представить, что ему суждено стать весьма респектабельным и достойным гражданином. Он оказался идеальным семьянином. Его радовало возвращение к жене по вечерам, когда он покидал оживленный центр города с шумным движением и спешащими прохожими. Здесь он мог чувствовать себя вполне благополучным и счастливым человеком. Мысль о накрытом обеденном столе со свечами (его идея); мысль о Лилиан в длинном платье из голубого или зеленого шелка (он любил, когда она носила эти цвета); мысль о большом камине с пылающими поленьями и о жене, свернувшейся в его объятиях, – все это будоражило его незрелое воображение. Как уже было сказано, книги его не волновали, но кроме сложных и хитроумных финансовых комбинаций его захватывало и само ощущение жизни – картины, деревья, нежные объятия. Все его существо стремилось к богатой, радостной и полноценной жизни.
Миссис Каупервуд, несмотря на разницу в возрасте, в то время оказалась подходящей для него спутницей. Однажды она проснулась к жизни и с тех пор была ласковой, отзывчивой и мечтательной. Оба хотели завести ребенка, и через некоторое время она шепотом сообщила ему счастливую новость. Она считала себя виновной в своей предыдущей бездетности и была удивлена и обрадована, когда убедилась, что это не так. Перед ней открылись новые возможности: образ прекрасного будущего, перед которым она не испытывала страха. Ему нравилась мысль о продолжении рода; для него она была окрашена в почти собственнические тона. В течение дней, недель, месяцев и лет – по меньшей мере, первых четырех или пяти, – он испытывал живое удовольствие от вечернего возвращения домой, прогулок во дворе, катания вместе с женой, приглашения друзей на ужин, разговоров с ней и перечисления тех вещей, которые он собирался сделать. Она не понимала его сложных финансовых ухищрений, и он не трудился объяснять их.