Три небылицы за постой

– Три сундука золота, – начал загибать пальцы десятский, – если кто не из родовитых – титул князя светлейшего, а в придачу, во владение – богатый город торговый и сто деревень вместе с ним.

– Ну, это мне подходит! – сказал Николка. – Поеду, попытаю счастья. Чай, чудище-то не страшнее оборотня будет?

Услышали это люди, стали его отговаривать: дескать, не ходил бы ты на службу тяжкую и опасную! А мы бы тебя старостой выбрали, избу бы новую всей деревней сладили, невесту подыскали наилучшую с приданным богатым… Но не польстился Николка на эти посулы, поклонился людям и сказал им на прощание:

– Когда по нашему царству разгуливает страшное чудище, неся смерть и разорение, к лицу ли мне прятаться за печкой и думать о корысти? А ну, как, сюда оно к нам нагрянет? Что тогда делать будем? С ним в сравнении, гляди-ка, и волк-оборотень пташкой-синичкой покажется. Нет, люди добрые, не останусь я здесь. Коль уж выбрал дорогу ратную, назад пути для меня уже нет. Может статься, и голову сложу. Значит, так тому и быть. Не поминайте лихом!

Запрыгнул он в седло, и поскакал из деревни в сторону большой дороги, что ведёт к стольному граду. Весь следующий день провёл он в пути – ехал вдоль нив цветущих, вдоль дубрав тенистых, по лугам зелёным. Потом – ещё день, ещё день… Хоть и резвый конь у Николки, а целых пять дней он добирался. И конь устал, и сам он утомился, как будто все эти дни отработал на сенокосе. А когда добрался до столицы, остановился на холме, залюбовался городом с куполами золотыми, с башнями высокими, с теремами богатыми, с воротами серебром обшитыми. Правда, пригороды, что вдоль стен городских тянулись, оказались ничуть не богаче той деревни, где он вырос. Стал Николка думать, куда бы ему определиться на постой. Едет он по посадской улице меж деревянных изб, а по дороге идёт старуха с большой вязанкой дров. То ли сама обессилела, то ли вязанка тяжеловата оказалась, да только споткнулась она и упала. И нет бы, прохожим помочь ей подняться. Куда там! Кое-кто ещё и насмехаться начал. Рассердился Николка, сказал этим пустосмехам:

– Эх вы! И не стыдно над старым человеком потешаться? А ну, прочь отсюда зеваки, не то – плетью всех попотчую!

Зеваки тут же – кто куда, а Николка спрыгнул с коня, помог старухе подняться, спрашивает её:

– Что ж, бабушка, такую ношу на себя неподъёмную взгромоздила?

– Эх, милый, – вздыхает та, – живу одна, дома дров – ни щепки, поесть не на чем сварить. А тут купец не жадный подвернулся, на одну медную монету дров дал вдвое больше, чем другие.

Взялся Николка помочь ей дрова донести до дому. Стала старуха его расспрашивать, кто он и откуда. Услышала, что собирается незнакомец сражаться с чудищем, только и вздохнула.

– Ох, и много уже удальцов погубило чудище трёхглавое – не сосчитать! Неужто, надеешься, что тебе повезёт?

– А это – как судьба решит, – ответил Николка. – Не всем же от неё бегать? К тому же, бегай – не бегай, а она и за печкой найдёт.

Узнав, что остановиться молодому богатырю негде, старуха предложила пожить на её подворье. Поставил Николка коня в давно пустовавшую конюшню, дал ему овса, налил воды, а сам поужинал, забрался на сеновал и тут же уснул сном непробудным. Что ни говори, а такой долгий путь – всякому ли по силам?

Тем временем хозяйка подворья, которую по уличному звали Селивёрстовной, пошла по соседкам, чтобы хоть что-то выведать про чудовище трёхглавое. Ну, не могло такого быть, чтобы кто-то хоть чего-то о нём не знал. Земля, как говорится, слухом полнится! Всю свою улицу исходила, да только и удалось ей узнать, что чудовище чем-то непонятным с какой-то горой дальней связано. Уже не раз замечалось, что как только за лесом заклубится чёрная туча, вскорости появляется и Трёхглавый. Только, вот, где эта гора – точно сказать никто не смог. А ещё узнала она, у кого для её постояльца можно раздобыть хорошие доспехи.

Поведала Селивёрстовне об этом вдова кузнеца, к которой она зашла напоследок. Много лет назад приснилось мужу той женщины, будто подъехал к его кузне небывалого вида витязь на белом коне с гривой до земли, в золотых доспехах, и с копьём в руке. И объявил кузнецу незнакомец, что должен он отковать панцирь, который ни стрела, ни меч не возьмут. А ещё меч, который может рассечь и железо, и камень.

– А каков из себя тот человек, для которого я буду ковать доспехи? Сколь он высок, сколь широк в плечах? – спросил кузнец.

– Делай, как душа подскажет, – ответил витязь. – Тому воину, что придёт за панцирем и мечом, они будут впору.

Повеление своё незнакомец приказал держать в тайне, поэтому кузнец работал над доспехами украдкой от всех, больше десяти лет. И закончил работу за год до своей смерти. Даже его жена об этом ничего не знала. Лишь на смертном одре рассказал кузнец ей про свой сон, и назвал то место, где были спрятаны доспехи. Когда она уже вдовой пошла в церковь заказывать заупокойную по мужу, то на иконе вдруг увидела того самого витязя, что ему приснился. Это был сам Георгий Победоносец. И вот теперь, как видно, настало то время, когда за доспехами должен был прийти тот, для кого они и предназначались.

– …А какой масти конь у твоего постояльца? – напоследок спросила вдова.

– Вороной, – сказала Селивёрстовна.

– Ну, значит, это он и есть! – согласилась та. – Покойный муж мне и сказал про всадника на вороном коне.

Утром проснулся Николка, умылся родниковой водой, почистил и снарядил коня, чтобы в город въехать было не зазорно. А как сел завтракать, хозяйка подворья ему и рассказала про свой вчерашний разговор с вдовой кузнеца. Удивился Николка и обрадовался – значит, сама судьба определила, что надлежит ему сразиться с неведомым чудовищем. Пришли они к вдове, и с ней вместе отправились в старую, уже завалившуюся кузню. Велела вдова копать перед самым горном. Взялся Николка за лопату, и вскоре увидел дубовую дверь, под которой открылся обложенный камнем подвал. В нём-то и были спрятаны чудесные доспехи. Достал их молодой богатырь, примерил, и сразу же стало ясно, что ковался панцирь на него – лёг он на плечи раз в раз, словно сделан был по точной мерке.

Поблагодарил Николка Селивёрстовну и вдову кузнеца, сел на коня и поехал в город. Когда проезжал ворота, стражники и рты пораскрывали, глядя на незнакомого воина. Да и то, как не удивиться? Начищенные доспехи на нём сверкают, аж глаза слепят, конь вороной, стати чистокровной, идёт, приплясывает, из булыжной мостовой высекает искры подковами – в разные стороны они так и брызжут. Пока Николка до дворца доехал, за ним целая толпа увязалась. Таращатся на незнакомца столичные жители, никак в толк не возьмут – что за богатырь? Каких земель? А на площади перед царским дворцом уже дюжины три удальцов собралось. И не просто витязей, а знати родовитой – и здешней, и заезжей. Все, сплошь – князья светлейшие, графья сиятельнейшие, герцоги, виконты, бароны именитые, и ещё невесть кто.

Все разодеты в шелка и бархат, доспехи на них золочёные, у всех сбруя камнями самоцветными украшена, сабли и мечи лучшими заморскими кузнецами кованы… Прямо, как будто, не на битву собрались, а на весёлую пирушку. Увидели они Николку в простой, одежде из льняного полотна, в доспехах без позолоты, на коне с простой воинской сбруей, и давай над ним потешаться. Дескать, ты-то куда, мужик лапотный притащился? Тебе ли, деревенщине, в одном строю с нами, благородными, стоять? А следом за своими барами и их челядь захихикала. Только не на того они напали, чтобы оконфузить и вывести из себя. Усмехнулся Николка и спросил витязей благородных:

– В добрый ли час смеяться надумали, честные богатыри? Что тешиться до сечи, коли пока неведомо, кто из тут собравшихся будет смеяться после неё?

Сразу же попритихли, понурились удальцы. Вспомнили, что за битва им предстоит, всяк тут же задумался о своей доле. Тут протрубили трубы и глашатаи объявили:

– Эй, молодцы-богатыри! Эй, люд столичный! Слушайте царское слово, государево наставление.

Открылись ворота дворца, и на площадь вышел царь с боярами. Долго стоял в тяжком раздумье Дементий Премудрый, не говоря ни слова. Примолкла площадь, даже лошади перестали гривой потряхивать. И сказал царь всем собравшимся: