Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 9



Она задрала подбородок ещё выше и покачнулась с пятки на носок, глядя на него снизу вверх.

— Значит, Лиза выиграла, — почти огорчённо проговорила ведьма, — она сказала, что вы отсидели четырнадцать, а я — десять. Кажется, я проспорила.

Долохов заинтересованно склонил голову к плечу.

— На что спорили?

Неизвестная спорщица задрала голову ещё выше, по самое не могу, а потом вдруг игриво ему улыбнулась.

— На танец. Проигравшая позовёт вас потанцевать.

— Вот как? — он любопытно приподнял тёмную бровь и упёрся языком во внутреннюю сторону щеки, чтобы не рассмеяться. Забавная какая.

— Да. Станцуете со мной, ваша светлость? Только ради спора, конечно же!

Антонин развеселился пуще прежнего и по-джентльменски вежливо подал ей руку в плотной чёрной перчатке.

— Почту за честь, ангел мой.

На свету золотистых люстр её волосы оказались ярко-рыжими, сияющими и блестящими — роскошный медный шелк падал ему на руку, которой он обнимал её за лопатки. Даже на каблуках ведьма едва доставала до его плеча, так что Антон был осторожен и внимателен, пока они танцевали. Будто боялся, что от одного лишнего неправильного движения она упадёт и разобьётся.

— Я вас, кстати, видела позавчера, — он как раз поправил скользнувшую ему на предплечье тонкую прядь медово пахнущих волос, — вы со своей матушкой были на балете.

— Был.

— Вы меня совершенно не помните? Нас, между прочим, представили.

Нет, он не помнил.

— Нет.

— Могли бы и соврать.

— Мог бы.

— Хам.

Она наконец замолчала, только взглянула на него из-под ресниц — обиженно и недовольно, так, что Долохов мгновенно почувствовал себя виноватым во всех смертных грехах. Такого у него уже давно не было. Когда танец кончился, то ведьма надменно взмахнула серебристым веером и ловко развернулась на каблуках, явно собираясь покинуть его как можно быстрее, но Антон мягко придержал её за локоть. Пришлось вспомнить все свои манеры.

— Как тебя зовут, ангел мой? Дай угадаю, Золушка?

Её спина оказалась весьма разговорчивой.

— Могу кинуть в вас туфлей для создания полного сходства, — с бойким весельем заключила она с нескрываемой иронией, а потом повернула к нему голову. Из вороха рыжих прядей, падающих на щеки и лоб, показались лукавые тёмные глаза. Зеленовато-серые, хотя больше зелёные, чем серые. Она тонко улыбнулась.

— Меня зовут княжна Евгения Юшкова. И если вы постараетесь, то найдёте меня в списке своих возможных невест — я там вторая снизу по алфавиту. По другим критериям первая.

Антон недоуменно улыбнулся, любопытно приподнимая брови. Это было что-то новенькое.

— По каким ещё другим критериям?

— А может, я как раз за вас замуж хочу. Хороший критерий, а?

Долохов выпустил её локоть.

— Очень хороший.

Он только и успел, что моргнуть, когда она исчезла из его поля зрения, будто рыбкой нырнула в воду. Раз — и нет её, только блеснули длинные рыжие волосы, перехваченные серебряными заколками у висков.

Антонин продолжал задумчиво пялиться в толпу в поисках яркой макушки, когда мать небольно ударила его по плечу веером. В который раз за сегодня. Кажется, она вознамерилась понаставить ему синяков. И чем больше, тем лучше.



— Вот ты где! Я тебя обыскалась. Ты точно не надумал насчёт Лизы Паскевич? Посмотри на неё ещё раз, может…

Антон прервал её, нетерпеливо мотнув головой и снова оглядевшись по сторонам.

— Я хочу жениться на Евгении Юшковой.

Мама молчала около пяти секунд, прежде чем издать какой-то судорожно-облегченный вздох. Словно у неё с плеч упал тяжёлый многолетний груз. Хотя, может, так оно и было. Лёгким Антон никогда не был.

— Слава тебе господи, — почти простонала она с таким нескрываемым удовольствием, что Антон с усмешкой подавил желание рассмеяться, — я уж думала, что это бесполезно. И… Ну… Подумаешь, что она вроде как помолвлена, ничего страшного. Юшкова так Юшкова. Как хорошо ты выбрал, Антон! — она порывисто прижалась к нему, крепко обнимая, щёлкнул сложенный веер, — мне надо срочно найти Татьяну Юшкову, я должна…

Антонин проигнорировал её дальнейшую сбивчивую речь — кажется, мама уже подбирала правильный оттенок платья к цвету волос будущей невесты. Он внимательно смотрел в другой конец зала, где та самая блондинистая бледная девица с заносчиво вздёрнутым веснушчатым носом — Лиза Паскевич, о чём-то негромко переговаривалась с его неожиданной партнершей по танцам.

И, словно заметив его пристальный внимательный взгляд, княжна Юшкова обернулась — всего на секунду, но он успел заметить, что она улыбалась. И определённо была очень довольна.

Ну, может, всё будет не так уж и плохо?..

Она была очень-очень хорошенькой. Прямо как ангел.

Комментарий к До самой крайности

Я варю для вас очень вкусный суп из мужиков.

краткая справка:

Антонин дружил с Абраксасом и Вальбургой ещё в Хогвартсе, куда перевёлся на последних курсах. С Томом, впрочем, тоже.

Абраксас и Корбан были любовниками, если вы не поняли, почему Корбану больнее, чем Антонину.

Даша — та самая служанка из сборника про маленького Антона.

Афанасий — семейный садовник.

Айне — бабушка Антонина, мать Фёдора, Аглаи и Михаила (мужа Эллы).

Просто безликая безымянная бабушка — княгиня Любовь Долохова.

Княжна Елизавета Паскевич — чистокровная русская ведьма.

Княжна Евгения Юшкова — чистокровная русская ведьма.

а ещё и небольшой словарик на всякий пожарный:

Ваша светлость — обращение к князю/княгине.

Скатерть-самобранка — магический артефакт, с помощью которого происходит сервировка стола в дворянским домах. Показатель богатства семьи.

========== Сейчас или никогда ==========

Всё было гораздо хуже, чем он мог себе представить, потому что Антон буквально чуял — где-то его наебали. Где именно его обманули, и как именно он не понимал, но знал точно, что этот самый обман был где-то рядом, совсем рядом, будто он специально закрыл глаза и пропустил его мимо себя, чтобы не разочаровываться или обижаться.

Не совсем же он потерял нюх в Азкабане, действительно. Да, он умирал. Он сдыхал целенаправленно и целеустремлённо, будто усталая измученная псина со старыми ранами, но ведь именно ей Антон и был — с уродливым шрамом на лице, да и на всём остальном теле, пожеванный и покоцанный, проебавший все, что только мог в чужой стране с чужими людьми, просравший свою молодость просто в ноль, измученный долголетней пустотой и холодом, он не понимал, чего ему хочется больше — умереть или выжить. Выжить или умереть. Гнить в земле мясным комком из плоти и крови или функционировать дальше.

К несчастью, мать, когда вернулась за ним в Англию, отрубила все отходы на тот свет, как могла, в своём изощрённым жестоком стиле, как умела и любила всегда, с самого его детства — Антонин точно знал, что она скорее сама оторвёт ему голову и сыграет ей в магический гольф в своём любимом спортивном комплексе «Ратмир-01», а после наденет свои лучшие перчатки, возьмёт нитку и иголку, и пришьёт голову ему обратно, чтобы он не злил её своими отвратительными депрессивными глупостями. Хорошие сыновья так не делают.

Каждую ночь закрывая глаза, Антон погружался в мрачную жестокую пучину плохих воспоминаний и извечного сжирающего холода, но никак не мог скатиться в своё прежнее меланхоличное состояние, потому что мать жгла ему глаза непримиримой и мрачной констатацией факта, который он всегда ненавидел осознавать: Антон Долохов мог сбежать от своей семьи, но от любви к ней сбежать не мог. Никогда.

Он мог сбежать от самого себя, но разбить матери сердце очередной выходкой — нет, поэтому обречённо соглашался на всё, что она только предлагала. Даже на свадьбу. Разучившись ей отказывать, Долохов мрачно стоял и курил, взирая на приготовления домовых и крестьян со смесью ужаса и недоумения — всё семейство усиленно готовилось к сватовству и последующим непонятным шаманским пляскам. Ранее он в таких праздниках занимал роль стороннего наблюдателя, но в этот раз ему совершенно не повезло, и Антонин получил главную роль.