Страница 2 из 5
В палату привезли парня, без ноги. Занял соседнюю койку. Разговорились, Саня Зайцев оказался земляком из-под Омска. Воевал в 56-й отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригаде, стояла в Гардезе.
– Как я не хотел идти на ту операцию, – рассказывал Саня. – Никогда такого не было. Не верил, когда говорили о каких-то предчувствиях. Какие предчувствия, считал, болтовня всё это. За год у меня столько боевых выходов было, здесь – не хочу. Мы шли в боевом охранении. Шестнадцать человек, шаг в шаг. С учебки в Фергане к этому приучены. А там лягушка стояла. Сам знаешь, могут пятьдесят человек пройти по ней, а на пятьдесят первом рванёт. Не знаю, каким был по счёту… В середине шёл, не один человек до меня наступил… Сразу и не понял, в первое мгновенье боли не почувствовал, а култышка в ботинке отлетела…
– А у меня чуйка в день подрыва на фугасе ничего не подсказала, – сказал Игорь. – Об операции заранее знал. Ехал как обычно. И вот лежу здесь. А мог бы, запросто, в цинке оказаться.
– Обидно, – Саня никак не мог примириться со случившимся, снова и снова терзал себя, могло ведь быть иначе, – шагни чуть в сторону, ничего бы не случилось…
– Должен радоваться, что так, – пытался отвлечь разведчика от тяжёлых мыслей Игорь. – У нас был случай. Идём колонной, впереди сапёры. Один с минно-розыскной собакой. Она садится. Но села не до мины, как должна, а после. Сапёр делает шаг к собаке, поднимает руку, поворачиваясь к нам, предупреждая тем самым: колонна, стой, внимание – мина. Сам наступает на неё. А там не лягушку заложили. Госпиталь был не нужен.
– Ты, знаешь, – признавался Саня, – хотел с медалью прийти домой. Пусть не с орденом, хотя бы с медалью. На войне был не при кухне, воевал честно. А вернусь без ноги. Обидно.
– А у меня память после контузии клинит, песню не могу вспомнить.
– Какую? – встрепенулся Саня. – Может, я знаю. Я много песен помню.
– Свою песню забыл.
– Ты песни пишешь? – Саня приподнялся на кровати.
– Есть несколько.
– Про Афган?
– Ну-да!
– Ух ты! – Саня восторженно посмотрел на Игоря. – А я на гитаре немного играю. Спой, а.
Игорь без запинки спел первый куплет, начал второй, у него получилось:
Белый клин улетает в край российский, родной,
Там птенцам будет счастье, светлый мир и покой.
Чтоб птенцы их не знали, что такое война.
– Нет! – остановился Игорь. – Не так было. Птенцы второй раз. Повторы – не есть хорошо!
– Да не придирайся ты! – сказал Саня. – Здóровская песня!
– Нет, я должен правильно вспомнить…
В школе Антонина Васильевна, учитель литературы, часто указывала на повторы слов в его сочинениях. Хвалила, хорошо раскрывал тему, а стиль грешил неряшливостью. «Со словом надо бережно обращаться, – учила, – не абы как».
Наконец, восстановил второй куплет. Так ли было в оригинале или нет, не мог сказать, но вроде бы складно.
Белый клин улетает в край российский, родной,
Там птенцам будет счастье, светлый мир и покой.
Чтоб их дети не знали, что такое война,
Как сердца наполняет страшной болью она.
Пред глазами встала картина пролёта журавлей над Хайратоном. Солдат, вытирающий слезу. Не у него одного повлажнели глаза в тот вечер…
Может кто-то из нас с клином так полетит,
Навсегда свои души в белых птиц поселит,
Как нам хочется мира и дороги домой,
А пока мы седеем, обжигаясь войной.
Как нам хочется мира и дороги домой,
А пока мы седеем, обжигаясь войной.
Третий куплет написал почти сразу, и в госпитале вспомнил без напряжения. Спел Сане. И всё же второй куплет Игорю не совсем нравился, казалось, требует доработки. Саня успокаивал:
– Брось ты маяться ерундой. Всё отлично! Как хорошо, что мы с тобой в одну палату попали.
– Как бы снова не забыть.
– Я железно не забуду, – уверенно сказал Саня. – Запоминаю с двух раз.
– Ты это ты, а у меня память косячит после контузии.
– Сейчас задокументируем! – весело произнёс Саня.
Он попросил у медсестры листок бумаги и ручку, записал «Журавлей» и вручил Игорю:
– Держи!
Десять дней они лежали в одной палате. Саня выучил весь афганский репертуар Игоря. Сам знал всего Владимира Высоцкого, много песен Александра Розенбаума, об Афганской войне – все. У Сани был отличный слух, приятный баритон. Они завели правило петь перед сном. Старались негромко, но однажды наехала медсестра.
– Мужики, вы чё сдурели – пить в госпитале! – прогремела с порога.
– Да трезвые мы, как тузики! – возмутился Игорь.
– А чё горланите?
– У нас, тётя, – назидательно сказал Саня, – хорошее настроение!
– Какая я вам тётя? – возмутилась медсестра. Ей было чуть за тридцать, но габаритами – тётя.
– А мы какие тебе мужики! – сказал Саня. – Мы – гвардейцы!
– Ладно, гвардейцы, – сбавила тон медсестра, – потише, у нас сегодня больно сердитый врач дежурит. Разорётся ещё.
В середине девяностых Омское общество воинов-афганцев организовало концерт афганской песни. Более двух часов исполняли свои песни воины-афганцы – омичи, иногородние авторы. Концертный зал Омской филармонии вмещавший тогда, до реставрации, за тысячу зрителей, был забит до отказа. На девяносто процентов заполнен теми, кто прошёл Афган. Многие в военной форме. Десантники, танкисты, пограничники, лётчики. Для них концерт стал грандиозным мероприятием. После распада Советского Союза тему афганцев старались отодвинуть подальше, афганцы были неудобны новой власти, к их объединениям относились с опаской. Подобного масштаба концерт состоялся в первый и последний раз в городе. Зал зачастую подпевал, или даже пел вместе с исполнителями. В едином порыве встал, когда объявили минуту молчания в память погибших.
За полчаса до концерта Игоря за кулисами нашёл Саня Зайцев. Они ни разу не виделись после госпиталя в Гардезе.
Обнялись.
– Молодец, что пришёл! – сжал Санину руку Игорь.
– Ты тогда меня здорово поддержал! Спасибо! «Журавли Афгана» будешь петь?
– Собираюсь!
– Спой, обязательно спой! Классная песня! Я её часто пою.
– А давай вдвоём! – неожиданно для себя предложил Игорь.
Они уединились в дальнем углу и устроили репетицию.
– Отлично! – сказал Игорь. – Никуда не уходи, я сейчас организатору доложу. «Журавлей» дуэтом споём.
– А вдруг не разрешит?
– Как это «не разрешит»? – сказал Игорь. – Куда он денется!
Игорь был в форме капитана, он ещё служил, Саня – в костюме-двойке. Примерно одного роста, крепкие парни они не без волнения шагнули из-за кулис на большую, ярко освещённую сцену и пошли к микрофону. Оба хромали. Правая нога Игоря постоянно давала о себе знать, большей частью было терпимо, но периодами, начинала ныть, болью отдаваясь при ходьбе.
– Доковыляли, – весело в микрофон сказал Игорь. Зал в ответ разразился аплодисментами.
– «Журавли Афгана», – объявил Игорь, и они запели:
Журавли в синем небе над горами летят,
В небо смотрят солдаты и, прощаясь, молчат…
Асадабад
С Петей Бойко Игорь Чуклин столкнулся в Тюмени на вокзале. Игорь возвращался в Омск из Тобольска, гостил у родственников, а Петя ехал на вахту в Сургут. Игорь не узнал однополчанина, тот раза в полтора увеличился, хотя толстым не выглядел, живот не торчал, равномерно расширился во все стороны. Этакий шкаф.
Игорь сидел в вокзальном кресле, вдруг над головой рявкнуло:
– Чук! Здорово!
Игорь поднял голову, Петя нависал над ним с протянутой для рукопожатия рукой.
– Боёк! – поднялся с кресла Игорь. – Ну, ты размордел!
– Пока толстый сохнет, тонкий сдохнет! – захохотал Петя. – А я смотрю: Чук или нет. Ты такой же тонкий, гонкий и жилистый как в Афгане!