Страница 8 из 15
– Поля, обопрись на меня, легче будет, пойдём рядышком потихоньку, потерпи, немного осталось. Для подстраховки, отправь Валю за помощью….
– Ей тяжело бегать с узлами, дойду, первые схватки….
Вышли из зарослей, увидели крыши крайних домов, и от сердца отлегло – считай, добрались!
Поднимаясь в гору, женщины изредка оглядываются назад, на такой знакомый, в одночасье ставший страшным, Велеевский лес.
Поднявшись на холм, не доходя до первых построек метров пятьдесят, отрылась панорама задника деревни: неряшливые пристройки, без старания сляпанные сараюшки, корявые наделы огородов, луговина, наклонно спускающаяся от огородов в сторону Смоленского большака, закрытого редким лесным подростом.
– Тася, посмотри на луг! Это еще что за явление природы свалилось на нашу голову? Им – то что здесь надо?
Пологий луг, в это время покрытый вторичной отавой, почернел от тысяч птиц, застывших на земле. Сидят, касаясь боками одна другой. Ладно бы что – то клевали или хотя бы кричали, так нет же! Просто сидят, про тяжёлую птичью долю думу думают.
Тася остановилась.
– Впервые подобный страх божий вижу. Весь луг черный. Это что, галки? А какого хрена, не при детях будь сказано, они ищут на скошенном лугу? Что им надо? Дожили! Даже внимания на нас не обращают, будто мы для них пустое место.
– Галки, Тася, галки! Одно интересно, почему они не галдят, не взлетают при виде нас. Им сейчас самое место на полях, а у них что – то наподобие партийного собрания. Может чего – то ждут, кто их знает. Пошли быстрее. Как – бы худо не случилось с нами. Тяжело смотреть на черную стаю.
– Ой, мам, что это там? Я боюсь!
– Не бойся, Лиля, но говори тише, чтобы птицы не обратили на нас внимание! Не знаю, чего следует от них ждать! Налетят стаей, не отобьемся, заклюют.
– Это нам знак свыше.
– Ладно тебе, Тася. Какой знак! Пошли, девочки, быстрей!
– Может, они, немцев ждут, а? – ни к кому конкретно не обращаясь, шутя, предположила Тася. – Или предупреждают, что скоро появятся.
– Предрассудки, – фыркнула Поля, но про себя подумала: «попала Тася в точку. Немцы придут». И чтобы поднять настроение компании бодро произнесла: – Идёмте быстрее! Пора дорогу заканчивать, мне желательно прилечь, не дожидаясь новых схваток. Когда придём, – посоветовала Тасе, – найди милиционера, заяви о налёте. И председателя поставь в известность. Скажи, что «красноармейцы» конфисковали лошадь; пусть разбираются. Понадобится поддержка, сошлись на меня!
– Какого милиционера? Ты не в курсе нашей жизни. Опорного поста милиции уже с месяц как не стало. Вызвали Володьку в Вязьму, больше мы его не видели. А председатель без тебя разберётся. Рожай «скорееча», пока пушки не нарушили тишину.
Максим и Анна обняли дочь. Обласкали внучек, дав по конфете.
Старшие дочери, схватив конфеты, выскочили на улицу, где у калитки уже собрались соседские дети, увидев прибытие новеньких.
Черных птиц деревенские жители не решились прогонять, боясь накликать несчастье. Дождавшись ночи, птицы, как по команде, поднялись на крыло и пропали на западе за дальними деревьями Пещёрского леса.
Птички подкинули старушкам тему, давшую им возможность от души посудачить, пошептаться, язык мозолями набить: «Страшное знамение, такого на своём веку не припомним – быть большой беде. Вещие птицы знак подают. Ждёт нас приход страшных времён во главе с Навуходоносором».
Всего одну неделю пожила Поля без тревог, ожидая срока родов. Вначале глухо, потом всё громче и громче загрохотало западнее Вязьмы. Подумала было, что в их сторону движется грозовой фронт. Сутки за сутками проходят, ветер равномерно дует с северо – востока, но туч нет и на горизонте не просматриваются, а грохот набирает силу, превращаясь в сплошной гул.
Старики, прошедшие Первую мировую, заговорили о приближении фронта боевых действий.
– Ох и грохочет, ох, дюже гремит, дюже сильно лупит, ажно в голове отдаётся! – перешёл Максим на местный диалект. – Не выдержат немцы мощи нашей артиллерии. Такого грохота в Мировой не припомню. Схожу – ка к Николаю, разузнаю, что к чему, расспрошу в подробности.
Максим не засиделся у Николая, вернулся достаточно быстро. Сел на лавку и тупо уставился в окно, глядя в одну точку. Домашние поняли, что не с радостным известием пришёл хозяин. Зная его привычку не сразу отвечать на серьёзные вопросы, молча уставились на него, ожидая пока он надумает заговорить.
Играть в молчанку Максим долго не смог, полученная новость выплёскивается наружу:
– Это не русские немцев, а немцы красные войска окружили под Вязьмой и добивают. Николай при мне звонил в Пещёрск, ему сказали, что в окружение попали пять полных армий и часть подразделений других армий. Больше миллиона человек находятся в окружении.
– Ох, произнесла Полина и тут же закричала, схватившись за низ живота.
– Начинается, – всполошилась Анна. – «Побёгла» за повитухой, – накинув платок, выскочила во двор.
Вернулась не одна, с ней увязалась Тася. Под неумолкаемый грохот канонады приняла мальчика. Родители и Тася поздравили дочь с сыном. Тася первой поинтересовалась:
– Как мальчика назовёте? Давайте Денисом!
– Нет, – помотала головой Поля. – Уже есть имя, Иван заранее просил, если родится мальчик назвать его Костей. Я с ним согласна, хорошее имя.
– А что, имя замечательное, у нас в семье ещё не было Кости. Мы тоже согласны, – толкнула Анна Максима в бок.
– Мы согласны, – отреагировал на тычок Максим и отправился на двор мастерить люльку.
На самодельном верстаке настрогал заготовок, скрепил их деревянными нагелями. Люлька получилась неказистая, но качать ребёнка вполне пригодная.
– Держи, дочка, подарок внуку.
– Папа, поставь рядом с койкой, – попросила Поля. Отец поставил люльку, и хотел было положить в неё внука. Протянул руки к маленькому свёртку, но дочь не позволила взять, пододвинула сына к себе поближе: – Ты неуклюжий, уронишь ещё. Сейчас покормлю, сама положу. У меня первый сын, будет батьке помощником. Иван просил его беречь, – увидев, что отец обиделся отказом, добавила, сглаживая неловкость момента: – Мне необходимо к положению матери сына привыкать, больше уделять ему внимания, чтобы он здоровый и крепкий рос.
При родах Поля ослабла, с трудом садится в постели, но, пересилив слабость, попыталась встать и заняться приготовлением пищи для дочек.
Увидев потуги дочери, Анна запротестовала: – Лежи, отдыхай, сама всё что необходимо сделаю. Говори, что надо!
Младшая дочь Зина вызвалась помочь матери. Вдвоём приготовили еды, покормили девочек. Убрав за ними посуду, сели сами. Полю покормили в постели. С увеличением членов семьи в доме стало тесновато и родители, чтобы не мешать Поле ухаживать за ребёнком, решили перейти в пустующий просторный дом Михаила, в котором до тридцать восьмого года проживали две его дочери, сёстры Ивана.
Сёстры перебрались на заработки в Москву, полюбили москвичей. В один год вышли замуж и переехали к мужьям на постоянное жительство. Старшей красавице Марии повезло. Ей ответил взаимностью певец хора Александрова: двухкомнатная квартира в Красногорске, хрустальные люстры, блеск и красота обеспеченной жизни.
Младшая Соня вышла за водопроводчика – однокомнатная квартира на Второй Мещанской, железная солдатская койка, нищета и убогость, муж выпивоха.
Родители привыкли к своему дому, им хотелось бы остаться вблизи внука, но приняли решение не мешать дочери. Ей и так хватает забот с младшей дочкой и новорождённым сыном. Чтобы не оставлять без присмотра вытянувшуюся, смахивающую на заневестившуюся девушку, одиннадцатилетнюю дочь Зину, Максим и Анна взяли её с собой.
Родители большую спальную комнату, в которой расположилась Поля с детьми, звали Светёлкой. Полина решила не изменять укоренившейся привычке и тоже стала светлую комнату так называть. В Светёлке три больших окна. Два прорублены на запад и одно – на север. Поля передвинула качку к северному окну с дальним прицелом. Если немцы будут наступать с запада, то сыну с западной стороны лежать будет небезопасно. Посчитала северную стену более надёжной защитой.