Матери

Она подошла к окну и выглянула во двор, задержав взгляд на своей машине. Она непременно постарается уговорить отца, чтобы он купил ей самую последнюю модель, а эту оставил себе.

Не нужна ей такая рухлядь.

Хейли положила косметичку на пол и, повернувшись, вдруг заметила паука: он промчался по ковру и скрылся под кроватью. Она остолбенела. Вот что значит спать в доме, затерянном в такой глухомани. Ей никак не удавалось сомкнуть глаза – она не могла выбросить из головы ползучую тварь, затаившуюся где-то в комнате. Наконец Хейли схватила половую щетку, стоявшую в углу, опустилась на колени и принялась шуровать ею под кроватью, пытаясь выгнать оттуда паука. И ей это, хоть и не без труда, удалось, после чего она раздавила его туфлей, прежде чем он успел улизнуть и скрыться в другом укромном месте. Собрав в платок то, что осталось от паука, она выбросила все это в окно.

Хейли выключила свет и скользнула под простыни. Лежа на спине, она рассматривала тень дерева, которая простиралась по всей стене, и прислушивалась к ночным звукам, которые прокрадывались в комнату через приоткрытое окно. Хейли снова вспомнила о Норме и подумала, что ей очень повезло, когда она встретила ее. Она непременно постарается достать для Нормы билеты на свой турнир. Ведь Норма сделала ей столько добра. Там она наверняка встретит ее отца. Может, он ей понравится? В конце концов, Норма красивая и, что немаловажно, свободная. Мимолетная мысль о том, что это может закончиться чем-то серьезным, изрядно позабавила Хейли.

Она закрыла глаза, желая поскорее заснуть и пораньше отправиться домой, чтобы снова увидеться со всеми своими.

Под «всеми» она имела в виду и Нила.

Норма

Устремив взгляд в прозрачную канзасскую ночь, Норма Хьюитт докуривала вечернюю сигарету, уперев ноги в стену. Еще несколько месяцев назад она выкуривала по меньшей мере пачку в день, теперь же позволяла себе это маленькое удовольствие разве что перед сном.

По дороге, визжа шинами, промчался легкий грузовичок. Должно быть, местная молодежь под покровом ночи нарушила скоростной режим.

На кузове машины Хейли отражался свет почти круглой луны. Если бы Норме сказали утром, что в ее доме будет спать совершенно незнакомая девица, она бы не поверила. У нее здесь уже тысячу лет никто не был в гостях… В глубине души она была даже рада, что девушка не уехала после обеда. Особенно же ее тронул рассказ о бедной матери Хейли. Норме самой пришлось долго бороться с сыновьями, чтобы они не садились за руль слишком рано, и нередко вечера напролет она ждала, когда Грэм наконец вернется домой, чтобы потом спокойно уснуть. Норма знала: за ней водилась вредная привычка все драматизировать, однако избавляться от нее сейчас, когда ей вот-вот стукнет сорок, она не собиралась. Как бы то ни было, завтра утром она приготовит им добрый завтрак, и Хейли в прекрасном настроении отправится восвояси. Она довольно приятная девушка и, по всему видно, хорошо образованная, а кроме того, очень целеустремленная… Норма искренне надеялась, что они будут поддерживать связь. В дальнейшем Хейли могла бы давать добрые советы Синди, став для ее дочки примером, и показывать, чего можно добиться в жизни, если посвятить себя целиком любимому делу, и главное – как подняться после падения. Ведь Норма лучше кого бы то ни было понимала, что путь, который мог привести Синди к успеху, будет сплошь усеян шипами. Но вдвоем с дочкой они его непременно преодолеют, вот только жаль, что Хейли осталась одна, без матери.

Норма докурила сигарету, легла в постель и включила телевизор, стоявший на комоде прямо перед ней.

На экране какой-то демократ из партийных деятелей, выступая перед сотней своих сторонников, поносил на чем свет стоит администрацию Трампа. Она слушала его вполуха, поскольку политика интересовала ее все меньше. Родители Нормы и Харлан были рьяными республиканцами. В свое время она сама голосовала за Джорджа Буша, но с тех пор ее ноги больше не было на избирательном участке.

Норма вспомнила сестру, которой сейчас приходилось привыкать ложиться в постель одной. Может, как раз поэтому та и позвонила ей. В конце концов, Норма сама прошла через подобное десять лет назад. Элизабет, верно, надеялась, что Норма утешит ее и подскажет, как совладать с одиночеством, о котором она прежде не задумывалась и не имела ни малейшего представления.

Что же она сейчас поделывает? Может, смотрит телевизор, чтобы как-то отвлечься? Или глотает таблетки, надеясь заснуть? Норме вдруг захотелось позвонить сестре, несмотря на позднее время. Что, если Элизабет втайне только этого и ждет?

Норма вспомнила, как много лет назад они вдвоем, чтобы их не услышали родители, шептались до глубокой ночи в спальне, которую делили в их доме в Теннесси. И вот от их былого сообщничества не осталось и следа. Норма, конечно, могла бы съездить к Элизабет в Чикаго и поддержать ее в минуты тяжкого испытания, ведь сестра никогда не выберется к ней в Канзас.

Впрочем, Элизабет, конечно же, была бы рада повидаться с племянниками и племянницей после стольких лет разлуки. Она видела Синди один-единственный раз через три недели после рождения девочки, когда приезжала к ним в гости на несколько дней. Потом Норма посылала ей фотографии, а дальше связь оборвалась: Элизабет перестала отвечать на любые знаки ее внимания, даже самые тактичные.

Не найдя ни одной интересной программы, Норма выключила телевизор.

Она слышала шаги Томми и приглушенные звуки музыки наверху – у себя над головой. Надо было бы выкроить вечером немного времени и поговорить с ним. Она чувствовала, что он чем-то озабочен, и уже начинала тревожиться. Но сейчас в голове у нее крутилось столько разных мыслей. Томми совсем недолго побыл с ними минувшим вечером и за все время не произнес ни слова. Неужто Хейли произвела на него такое сильное впечатление?!

Норма улыбнулась, вспомнив, как он оробел, оказавшись лицом к лицу с незнакомой девицей: ведь он был такой скрытный, а она даже не знала, есть ли у него вообще девушка.

Норма поставила будильник на полвосьмого утра. Завтрашний день для нее начнется с приготовления завтрака, затем она отвезет Хейли к мистеру Грейвсу – пусть он проверит, что опять неладно с этой чертовой машиной. История вышла и в самом деле странная: халтурить было не в его характере. И он должен непременно во всем разобраться. В конце концов, машина далеко не новая. И хорошо еще, что двигатель не заглох по дороге домой!

Воспользовавшись поездкой в Эмпорию, она кое-что закупит на конец недели. Кроме того, ей хотелось присмотреть платье к свадьбе Сьюзен Блэндри, на которую ее пригласили в следующую субботу. Все наряды, что имелись у нее дома, казались простоватыми для такого события. Впрочем, она очень удивилась такому приглашению – Сьюзен была подругой Магды. Норма вовсе не горела желанием туда идти, но все же решила пойти, поскольку для нее это был какой-никакой выход в свет.

А еще она выкроит время и заглянет в бакалейную лавку к Томми – пусть он увидит: ей вовсе не безразличны его дела, хотя он с самого начала дал понять, что ей не следует приходить к нему на работу и кому-нибудь про нее рассказывать. Однако ничего постыдного в этом не было, и после того, как Томми исключили из школы, он быстро пришел в себя. Она сама заставила его подыскать себе работу. Он был не такой, как другие его сверстники, привыкшие дни напролет бить баклуши, во всяком случае, она бы ему этого не позволила. Порой она корила себя за то, что бывала с ним чересчур строга, но ведь это для его же блага. За Томми пока еще нужен был глаз да глаз, в отличие от Грэма, который начал сам зарабатывать себе на хлеб. Правда, Грэм постарше, и с ним все иначе. Ему уже девятнадцать – столько же лет было и его отцу, когда Норма с ним встретилась и когда его потеряла. А Грэм ей сказал, что собирается со своей подружкой в Нью-Йорк! К счастью, она сумела его разубедить, доказав, что эта затея неразумная и неосуществимая. Эмбер ему не подходила: она казалась слишком ветреной. Это даже не требовало объяснений – и без того было ясно, что очень скоро он разочаруется. К тому же Норма и в мыслях не могла допустить, что он будет жить в тысячах километрах от нее… Тем более в этом самом городе! Думая о Грэме и его планах, она невольно вспомнила и то, что старалась давно забыть.