Край чудес

– Какого черта мы вообще сюда прем? – спросил он Костика, застывшего у очередного проема, который на удивление сохранил некое подобие двери.

– Потому что здесь заложен проход в южный сектор, – ответил проводник, толкнул перегородку, закрывающую боковое ответвление коридора, и поманил Южина за собой. – Тут заканчивается туристическая часть нашего маршрута. – Голос его подозрительно дрогнул. – Если вы не передумали, то пойдемте за мной.

Его влажные светлые волосенки прилипли ко лбу, на побледневшем лице отчетливо выступили веснушки и темные ниточки вен. Кира отвела глаза – смотреть на Костика ей было то ли стыдно, то ли страшно.

– Сейчас, погоди, надо это повторить! – засуетился Южин. – Тарас, подсними!

Костик отступил в темноту прохода.

– А мне обязательно? В кадр обязательно? – спросил он. – А если не хочу в кадр?..

– Костя! – перебил его Южин. – Мы же договаривались!

«На самом деле нет», – подумала Кира, но не только Костику был выплачен аванс.

– Послушай, давай мы снимем тебя вот так, из темноты. Лица видно не будет. Повесим петличку, чтобы голос записать, ну и в целом антуражненько. Хорошо?

Костя помолчал, только тонкие пальцы, что сжимали угол, за которым он прятался, шевелились, будто водоросли. Или лапки насекомого, большого и задумчивого.

– Хорошо… – наконец пробормотал Костик. – Снимайте.

Тарас засопел и полез в рюкзак за петличкой. Кира перехватила взгляд Южина, тот кивнул: «Сойдет» – и отошел к заколоченному окну. Между досок просвечивало серым.

– Давай попробуем? – Тарас поймал фокус. – Поехали.

– Тут заканчивается туристическая часть нашего маршрута, – прошелестел из темноты Костик. – Если вы не передумали, то пойдемте за мной.

– Хорошо! – похвалил Тарас. – Еще разок, чтобы точно. Пишем!

Костик откашлялся, помолчал.

– Мы у бокового прохода в южный центр, – чужим, низким голосом сказал он. – Тут заканчивается туристическая часть нашего маршрута. Пойдемте со мной, если не передумали.

– У меня аж мурашки! – хохотнул Тарас. – Можно идти дальше.

– Артист, мать твою, – неожиданно зло пробормотал Южин, оттолкнулся от окна и первым шагнул в боковой коридорчик.

«Сам хотел дешевой жути, не жалуйся теперь», – мысленно бросила ему Кира.

Жуть получилась дешевой. Ровно такой, чтобы заскучать на середине ролика, правда, этот ролик нужно было еще снять. Кира дернула рукой, разбудила часы, те послушно включились. Двадцать семь минут девятого. Они договорились, что пробудут в больнице до полуночи. Какие-то три с половиной часа. И еще три минуты.

– Я читал, что нижние этажи использовались в качестве секретного морга. – Из подсвеченной фонариком темноты раздался голос Южина. – Мы туда пойдем?..

– Нет там никакого морга, – оборвал его Костик. – Я веду куда знаю. Не хотите, можете вернуться.

В коридорчике, узком настолько, что Кира слышала, как плечи Тараса шаркают по стенам, стоял затхлый воздух, на языке от него чувствовался привкус пыли, но Костик уверенно шел вперед, а тяжелый фонарь, выданный Южиным, покачивался в его руках, делая пространство зыбким. Пол будто бы шел рябью под ногами. Кира старалась не смотреть вниз, ее обычно тошнило от качки, и в желудке уже скрутился знакомый узел.

– Воды дать? – спросил Тарас.

Словно почувствовал, что ее начинает мутить. Кира взяла протянутую бутылку, Тарас накрыл ее пальцы своими, ободряюще сжал и тут же отпустил. Пока Кира возилась с крышкой, Южин обогнал проводника, повернулся спиной к темноте прохода и остался стоять, широко расставив ноги.

– Снимем здесь связку? – предложила Кира.

Отрицать, что Южин, в военной куртке и тяжелых ботинках, вписывается в антураж заброшенного коридора как влитой, она не могла. Хотя его искусственно взлохмаченная и надежно закрепленная лаком шевелюра раздражала.

Пока Тарас устанавливал штатив и вешал на Южина микрофон, Костик прислонился к стене и тут же слился с ней – такой же серой и тонущей в пыльной темноте. От него слабо пахло цветочным мылом и потом – странная смесь детской чистоты и взрослого уставшего тела.

– Воды будешь? – спросила Кира.

Костик вздрогнул, словно успел забыть, что она стоит рядом.

– Нет, у меня своя, – пробормотал он, из его потертого, но увесистого рюкзака выглядывало горлышко бутылки. – Я сюда с собой колу беру всегда. Бодрит. А еще она вкусная.

Кира рассеянно кивнула – мол, да-да, очень вкусная, и сделала пару шажков в сторону. Стоять рядом с Костиком было куда менее комфортно, чем в непроглядной тьме.

– Сейчас мы идем по узкому проходу, – заговорил Южин. – Параллельному основному коридору северного сектора второго этажа. Если не знать, куда свернуть, то можно пересечь его за несколько минут, не отыскав ничего интересного, но с нами проводник, знающий тайные маршруты больницы. Пока он не признается, куда именно мы идем, и нам нужно просто довериться ему. В этой темноте мы все равно не смогли бы найти обратный путь самостоятельно.

И замолчал, продолжая смотреть в камеру с легким прищуром.

– Индиана, мать его, Джонс, – прошептала Кира себе под нос и отошла еще немного от бьющего в глаза света фонарика, которым подсвечивали Южина.

– Кир, отойди, в кадр лезешь, – попросил ее Тарас. – Давай второй дубль без штатива, надо как-то поживей.

Южин что-то недовольно буркнул, но Кира его не слушала. Темнота перед ней нехотя раскладывалась на слои серого. Полутона сумрака пульсировали в такт сердцу Киры, и оно забилось быстрее. Тук-тук. Подошва кроссовки пружинила на бетонном полу. Тук-тук. Вытянутые вперед руки царапали неотшлифованные плиты стен. Тук-тук. Сколько бы Кира ни щурилась, пытаясь увидеть перед собой хоть что-нибудь, коридор не желал делиться с ней ничем, а может, у него ничего и не было, кроме темноты, стен и пола.

Кира потерла глаза, они начали слезиться от пыли, и коридор чуть поплыл перед ней. К пульсу сумрака добавилось легкое движение. Будто темнота стала чуть плотнее, но сразу же рассеялась, чтобы Кира не успела разглядеть новую зону тьмы, отдаленно похожую на тень. Фигуру, скрывшуюся во мраке. Две ноги, длинный торс, узкие плечи и голова – слишком маленькая, чтобы быть человеческой. Криво посаженная на остальное зыбкое тело.

– Кто… – послышалось из темноты. – Там! Кто!.. – И заглохло.

Кира замерла. Втянула через сцепленные зубы воздух. Шумно выдохнула. Сердце забилось совсем уж отчаянно. «Там. Никого. Нет», – медленно и твердо сказала она себе, но повернуться спиной к проходу не решилась, попятилась, продолжая сверлить взглядом темноту перед собой, пока не уперлась в Тараса, который уже убрал камеру в рюкзак и ждал, пока Южин снимет пару кадров на телефон. Зачем ему серая бетонная стена, уточнять никто не стал.

– А коридор-то длинный? – спросил Тарас притихшего Костика.

Кира оглянулась через плечо. Проводник смотрел на нее, медленно моргая прозрачными ресницами.

– Слышишь? – Тарас повернулся к Костику. – Долго нам еще идти? Тут снимать нечего. Прем в темноте, картинка никакая вообще…

В его голосе отчетливо проступила угроза, и Костик тут же подобрался, натянул лямки рюкзака и даже улыбнулся – слабо-слабо, будто рябью подернулся.

– Проход длинный, через весь корпус, но мы скоро свернем на лестницу. Пошли, – позвал он, протиснулся мимо Киры и нырнул в темноту.

Смесь мыла и пота, которой пахнуло прямо в лицо, долго еще свербела в носу. Кира достала упаковку салфеток и тихонько высморкалась. На платке осталось темное пятно. Сердце тут же подскочило к горлу. Кира поднесла платок поближе – не кровь, пыль.

– Нужно было маску с собой брать, – сказал Южин, пролезая между Кирой и стеной.

От него пахло дубленой кожей и хвоей. Парфюм точно был дороже детского мыла, которым несло от Костика. Но в носу от них свербело одинаково.

Кира вышла из метро в солнце, такое плотное и горчичное, что воздух будто загустел, стал теплым и тяжелым, как стоячая вода, – целый пруд, опрокинувшийся на притихшую «Дмитровскую». К трем часам дня люди успели вернуться с обеденных перерывов в офисы, побросать машины на парковках, допить кофе и затихнуть по кабинетам. У стеклянных дверей лениво шаркал метлой мужичок в оранжевой жилетке, он глянул на Киру и тут же отвернулся. В ушах у него белели капельки беспроводных наушников. Кира хотела себе такие, но накопить пятнадцать тысяч оказалось сложнее, чем она думала. Мама дернула еще одним звонком. Кира сбросила последние два, но этот приняла.