Не беси меня!

Впрочем, мы теперь и виделись только во время этих поездок, да на занятиях в универе. Зацепин устроился, таки, на работу в банк к родителям. Мечта любого другого смертного среди однокурсников, потому как студентов туда практически никогда не брали. И скука смертная для самого Вовки. Не так он себе представлял начало карьеры. Не среди огромного количества отчетов, которые он теперь вынужден был собирать и обрабатывать, да еще и выводы какие-то делать. Правда, когда я спросила, какое именно рабочее место он мечтал бы видеть первым, Вовчик ничего толкового ответить не смог. А я бы, например, с удовольствием посидела вечерами в чистом, светлом и теплом офисе, работая с цифрами, вместо того, чтобы на своей заправке ночами сбиваться с ног.

Вовка на это замечание не сказал ничего. Но и про свою ненавистную работу ныть перестал.

Зато с каждым днем было видно, как сильно ему не хватает близости: в любую удобную минуту начинал меня зажимать и тискать. Отчего-то, коридоры университета ему нравились больше всего. Не скажу, что сильно сопротивлялась: когда-то я с грустью смотрела на обнимающиеся парочки на переменах, мечтая, что и сама когда-то среди них окажусь. Оказалась. В целом, даже приятно было.

В очередной раз на большом перерыве между парами Зацепин усадил меня на невысокий подоконник огромного окна в коридоре, сам втиснулся между моих колен и активно прижимался. Ласково тыкался носом то в шею, куда-то под ухо, прихватывал губами кожу на скулах… В общем, домогался, почти откровенно. Потом уже начал целоваться, не стесняясь того, что совсем неподалеку от нас расположилась компания одногруппниц, да и в целом, по коридору бродило немало людей. Меня спасало лишь то, что за широким Вовкиным торсом, плечами и шеей, можно было надежно спрятаться, а до кучи, он еще и прикрывал меня руками. Но когда поцелуй начал перерастать во что-то более откровенное, и пальцы Зацепина стали активно пробираться под край свитера, пришлось это дело прекращать. Еще не хватало устроить, всем на потеху, какую-нибудь сцену пикантную. Мало нам было Анькиного удивления в общаге…

С большим трудом оторвалась от него сама, уткнулась носом в плечо.

- Вов, потише, пожалуйста. Мы же в университете, в конце концов. И деканат совсем недалеко отсюда. Не хватало нам вылететь еще за аморалку…

- Капец, Надь, извини… - он прижался щекой к моей, тяжело дыша в ухо. Щекотно, смешно и волнующе. Приятно ведь, на самом деле, когда парень так неравнодушен, что даже среди толпы заводится с пол-оборота. Я и сама-то, недалеко от него ушла, просто вовремя опомнилась.

- Держи себя в руках, Зацепин, а то, вообще, запрещу к себе приближаться больше, чем на расстояние вытянутой руки! - легонько шлепнула по этим самым шаловливым рукам, что нежно и, в то же время,  нагло поглаживали мои колени. А потом решила выглянуть из-за надежного Вовкиного плеча: надо бы оценить обстановку, не слишком ли сильно мы привлекли внимание?

Лучше бы не выглядывала. На меня в упор смотрели глаза Хмелевского. Как всегда, холодные и нечитаемые. И абсолютно непонятное выражение лица. Он практически обжигал своим взглядом, стоя у стены напротив. Небрежная поза, руки в карманах, рюкзак на одной лямке болтается, где-то в районе колен. Сама беззаботность, я бы сказала. Если на лицо не смотреть. Очень хотелось отвести взгляд, но не получалось. Будто загипнотизировал. А потом перевел взгляд на мои губы,  я непроизвольно поджала их, облизнула. Словно пытаясь убрать улики того, чем только что занималась. Хмелевский многозначительно двинул бровью, презрительно ухмыльнулся… а потом отвернулся и ушел, насвистывая. Словно ушат холодной воды вылил.

Глава 32

С того момента покой мне только снился… Нет, Хмелевский больше не говорил никаких обидных слов, не подлавливал меня и Зацепина в неудобные моменты… В свободное от учебы время я его, в принципе, и не видела. Зато во время учебы, казалось, начинается мой персональный ад.

Все меньше у нас было теории, все чаще ставили практикумы и семинары. Весь курс разбили на небольшие группы, чтобы выхлоп от практических занятий был максимальным. Не знаю, кто поставил эту гребаную галочку напротив наших фамилий, но Хмелевский оказался в одной группе со мной. А вот Аня и Вова перешли в другую. И теперь, каждый раз, когда я открывала рот, чтобы ответить на вопрос преподавателя, следующим начинал высказываться Хмелевский. Не важно, что это было: английский, эконометрика, финансовый анализ или основы маркетинга или любой другой предмет, Хмелевский делал все, чтобы я выглядела клушей-недоучкой, а он - на моем фоне - звездой, королем и гением. Как бы я ни старалась готовиться, штудируя все материалы, что можно было нарыть в интернете, библиотеке, учебниках и методичках, Хмелевский знал на порядок больше. Или так казалось, что знал. Но преподавателям было достаточно этой кажущейся грамотности, чтобы смотреть на Хмеля с восхищением и с легким презрением - на меня.

- Знаете, Надежда, вы могли бы произвести отличное впечатление своим ответом. Но вы идете по верхам, не углубляясь в предмет, а Владислав, молодец, разбирается в самых важных нюансах! - что-то подобное я слышала неоднократно, после каждого выступления Хмеля. После таких комментариев хотелось пойти и повеситься. Или напиться. Или по роже ему заехать. Ну, или все это сразу, перемешать, но не взбалтывать. Или, не перемешивая, взболтать…

Если на первых порах эти выходки вызывали у меня лишь раздражение, то с каждой новой - просыпалось бешенство. Когда-то, в очень давние времена, до начала четвертого курса, я думала, что ненавидеть не умею. Не мое это чувство. Зря. Хмелевский смог убедить меня в обратном. Теперь все краски ненависти играли в моем сердце, стоило только лишь увидеть этого гада. Сердце начинало колотиться, будто заполошное, зубы сжимались, ногти впивались в ладони, и с каждым разом все труднее было найти терпение и силы, чтобы в голос не заорать…

- Игнатьева, ты в курсе, что на семинаре, который ты прогуляла, нас поставили в пару на практику? - ненавистный голос раздался сзади, когда я собирала сумку после общего теоретического занятия. Вовка уже ускакал: их практикум проходил в другом корпусе, до которого еще нужно добежать. А я осталась, и не спешила никуда: дойти до соседней аудитории - всего несколько минут. А сидеть там, невдалеке от Хмеля, лишнее время совсем не хотелось.

- Хмелевский, отстань от меня! Что ты привязался-то? - даже поворачиваться к нему не стала.

- Да ради Бога! Очень ты мне нужна! - я надеялась, что, после этих слов, он уйдет восвояси. Не угадала.

Повернулась к выходу и почти впечаталась в стоящего передо мной Хмеля.

- Уйди с дороги! Бесишь так, что просто сил уже нет… Что встал-то? - знаю, это было некрасиво и несдержанно. Однако, о манерах уже не хотелось вспоминать. Толкнула его в грудь. Потом еще. Сильнее. Могла бы то же самое и со стенкой сделать.

- Жду, когда ты соизволишь нормально со мной поговорить. - Свысока, будто несмышленому ребенку, объяснил.

- А зачем? И о чем нам с тобой разговаривать?

- А как ты планируешь практику проходить?

Я подняла голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

- Никак.

- В каком смысле?

- В прямом.

- Игнатьева, ты что, сдурела? У нас одно задание на двоих! Мы должны его вместе делать!

- Ну, а ты делай его один. - Это не было местью с моей стороны, не было желания поиздеваться, наказать или что-то еще, в том же духе. Мне просто хотелось от него отделаться побыстрее. И выбранная тактика казалась единственно верной. Другая просто на ум не приходила.

- Не понял…

- А это твои проблемы, Хмель! - я снова попыталась подвинуть его, чтобы просочиться к выходу. - Пусти. Я сейчас из-за тебя опоздаю!

- Я тоже опоздаю, вообще-то… - Он продолжал стоять неподвижно. Руки только за спину убрал. Видимо, боялся, что я за них начну хвататься…

- Ну, и хрен с тобой! Я, тогда, вообще никуда не пойду! - и уселась обратно. А что еще можно сделать, если ты с двух сторон зажат партами, с третьей стена, а единственный проход перекрыт каким-то явно неадекватным парнем?