Ярый

Как будто кто-то там, на небе, сжалился над ней, и Кирюша показалась из-за дома. Женщина подозвала её к себе рукой, девочка подбежала к матери:

- Мама ты плиехала?

- Да, милая, - она присела возле дочери.

- Пойдем, поиглаешь с нами.

Ксения остановила дочь, которая уже тянула её за руку:

- Кирюша, знаешь что? Я решила, что мы с тобой поедим в гости к бабушке и дедушке. Мы ведь давно у них не гостили. Как тебе идея? Здорово, правда?

Кира улыбнулась:

- Плавда! А когда, мы поедем?

- Сейчас, прямо сейчас и поедем.

- Сейчас? Но мы с Дашей иглаем в магазин. Мамочка, давай после иглы поедем, холошо?

Ксения прикрыла глаза, её сердце рвалось на части, и одинокая слеза скатилась по щеке:

- Милая, но надо ехать сейчас. Потом будет поздно. Понимаешь?

- Мама, почему ты глустишь? – её трехлетний ребенок все понимал. Девочка подняла маленькую ладошку и вытерла её слезу. – Не плачь.

Ксения утерла ненужные сейчас слезы и улыбнулась дочери:

- Нет, милая, все хорошо, я не плачу. Но нам пора ехать.

- Ладно, я только Даше скажу, - кивнула Кира, а потом, сообразив что-то, спросила: - Мама, а давай Дашу возьмем с собой к бабашке?

Ксения взяла себя в руки:

- Кирюша, мы не можем её взять.

- Почему?

Как все это объяснить трехлетнему ребенку:

- Ну, ты же знаешь, у бабушки маленькая квартира. Даше негде будет спать. Так что мы не можем взять её с собой, - Кирюша нахмурилась, Ксения знала этот взгляд, ребенка срочно надо было чем-то отвлечь. Она улыбнулась: - Скорее беги наверх и положи в свой рюкзачек с принцессами только самые любимые игрушки. Покажешь их бабушке.

- Мама, но туда все не поместятся, - возразила девочка.

- Милая, мы не можем увезти с собой все твои игрушки. Так что выбери самые-самые любимые. Ладно?

Кирюша неохотно кивнула, но пошла в дом.

Ксения спустила чемодан с крыльца и откатила его в сторону, чтобы он не сразу бросался в глаза. Она хотела избежать ненужных вопросов, если кто-то пройдет мимо. Женщина достала телефон, собираясь вызвать такси, но так и застыла с ним в руках.

К ней шел Герман. Женщина вдруг почувствовала облегчение, сейчас он все ей объяснит, оправдается или просто прикажет остаться - запрет в башне, как Рапунцель. И эта мысль её нисколько не пугала, даже наоборот. Но Ксения приказала себе не быть безвольной тряпкой и чуть вскинула подбородок, встречая его взгляд. Мужчина сразу заметил её чемодан, плохо она тот спрятала, Герман медленно остановился в полутора метрах от нее. На его лицо вмиг набежала тень, мужчина пытливо вгляделся в Ксению и напряженно спросил:

- Уезжаешь?

- Да.

Его глаза прищурились, а кулаки сжались. Нехороший знак - он в ярости.

- Могу узнать причину? – от его тихого вопроса, холод пробежал по телу Ксюши.

- Я решила уехать, так будет лучше, - ответила женщина. Она не хотела клеить разборки, только не здесь и только не сейчас. Эмоции могли её подвести.

Герман резко шагнул к ней:

- Я что, даже не услышу твоих жалких объяснений?

- Я думаю, это ни к чему. Я все решила.

- Ах, ты все решила… Ну, конечно, мы же уже взрослые. Все ясно, - презрительно сказал он. - Ну, да, в защитнике ты же больше не нуждаешься, меня сегодня просветили на этот счет. Значит, и оставаться у тебя нет причин. Можно, наконец, снять ненавистную тобой маску и закончить «игру в любовь». Ну, что же, Ксения, хорошей тебе дороги. Вали с миром  - сказал он и прошел мимо неё.

Ксения во все глаза смотрела на удаляющегося мужчину. Он что сейчас во всем обвинил её? Её! Она, конечно, знала, что лучшая защита, это нападение, а наглость – второе счастье. Но не до такой же степени! Надо было сдержаться, но у Ксюши не получилось:

- Ты охренел?

Герман остановился, и медленно повернулся к ней. Его лицо было не читаемым, но кулаки то сжимались, то разжимались, что свидетельствовало о его гневе:

- Прости? - переспросил Герман, хотя её «охренел» было охренительно слышно.

Ксения шагнула к нему:

- Я спросила, ты, что совсем охренел?

- Перестань ругаться, - резко выговорил он ей.

Он точно охренел!

- Да пошел ты!

- Ксюша, - предупредил он.

- Что, Ксюша? Хочу и буду ругаться. Тебя не спросила! - его взгляд не предвещал ничего хорошего, но женщине было плевать. – Не надо стоять здесь с видом оскорбленного достоинства. Если кто-то сегодня и показал свое истинное лицо, так это ты. А я всегда была с тобой искренней.

- Искренней? – Герман шагнул к ней. – Искренней значит? Почему тогда ты не рассказала мне о разговоре, который у тебя состоялся с Бравским? А, искренняя наша Ксюша?

Женщина не поняла его:

- Что? Ты вообще о чем?

- О чем? Только не надо делать такой удивленный вид. Бравский сегодня сообщил мне, что у тебя был с ним очень интересный разговор в торговом центре. Что, уже забыла?

Теперь Ксения поняла, что Герман имеет в виду и кто такой Бравский. Она чуть сбавила обороты:

- Он просил тебе не говорить. Очень убедительно просил.

- Ты всё равно должна была мне рассказать, – жестко отчеканил он.

Ах так! Ксюша снова вспылила:

- Должна была? А ты ничего  не должен был мне рассказать? Нет?

Теперь настала очередь Германа непонимающе хмуриться:

- Говори яснее.

- Яснее. Хорошо я буду говорить яснее. Я видела вас сегодня в твоем офисе, тебя и секс-брюнетку. Слышала, о чем вы говорили. Я все знаю, Герман, - обвинительно сказала она и добавила: - Так тебе стало яснее? - мужчина, молча, смотрел на её, и под его взглядом Ксения не сдержала своей боли. Она прорвалась наружу в виде соленых слез. Герман сразу шагнул к ней, в порыве утешить, но Ксюша отступила: - Не трогай меня.

- Ксюша, я…

- Ничего не говори! Не смей ничего говорить! Это гадко, слушать нелепые оправдания, когда все очевидно. Я не слушала оправдания Артема, не буду слушать и твои.

Слова о бывшем муже произвели эффект разорвавшийся бомбы. Ярый стал Ярым. Он резко схватил её за плечи и встряхнул:

- Не смей нас сравнивать. Слышишь, не смей!

Ксения впилась в него гневным взглядом:

- Ну почему же, у вас много общего. Например, вам нравится один и тот же тип женщин. Я бы даже сказала одна и та же женщина, одна и та же секс-брюнетка. Только вот не пойму, неужели тебе не противно спать с теми же женщинами, с которыми спал мой бывший? Это как-то странно, ты не находишь?

Он сильно сжал плечи Ксении, а его глаза яростно блеснули:

- Остановись…

- Не хочу. Ты обвинил меня в том, что я была не искренней с тобой. Но я не «играла в любовь», играл только ты, в игру, одному тебе понятную. И я не понимаю зачем. Объясни мне, Герман, зачем? Зачем столько усилий? Зачем такая хитроумная схема? Зачем неразумная трата денег? Зачем все это? Ради чего?

Он молчал, на его лице одна за другой сменялись эмоции. Он, кажется, перестал понимать её слова, но остро чувствовал её боль. Ксюше было больно, очень больно, но Герман не понимал, чем вызвана эта боль. Он ведь хотел как лучше, почему она его обвиняет:

- Я хотел помочь Кире.

- Кире? – Ксения уставилась на него как на восьмое чудо света и медленно выговорила: - Ты хотел помочь моей дочери, посадив её отца в тюрьму?

Теперь уже Герман смотрел на неё, как на чудо света:

- Чего? Ты что несешь?

- Это я что несу? Это ты что несешь! Ты заплатил той женщине, чтобы она переспала с моим мужем, чтобы Артема упрятали в тюрьмы, а мы с дочерью оказались на улице. И ты говоришь, что все это ради Киры?

Герман пару мгновений всматривался в неё, а потом вдруг сделал невозможное – он улыбнулся. Он взял и улыбнулся, мать его, широко и радостно. Ксения потеряла дар речи от такой наглости.

- Ксюша, подслушивать это не твоё. Ты слышала слова, но не поняла их смысл.

Ксения толкнула его в грудь:

- Не поняла их смысл! Не поняла? Там все было предельно ясно. Ты спишь с ней!

На сердце у Германа вдруг стало спокойно и хорошо. Его любимая Ксюша стоит тут, сыплет страшными обвинениями направо и налево, но все что действительно её волнует, это то, что он мог изменить ей с другой женщиной. Она ревнует его, банально ревнует. Как же это приятно. Герман нежно на неё посмотрел: