Диверсанты

Писем Юрка никогда не получал, тем более от любимой, и несказанно обрадовался. От полноты ощущений он сгреб в охапку подвернувшегося под руку Книжникова и закружил вокруг себя.

– Ты чего, сдурел? – выпучил тот глаза.

– Самую малость Витек, – весело рассмеялся Легостаев.

За истекшее время, парни побывали в увольнении только один раз. Ими командование бригады не баловало.

Было это в воскресенье и группа из пяти человек (Усатов с Легостаевым, Андреев, Бойко и Сафронов) отправились в Марьину Горку. На парнях было чисто выстиранное и отутюженное х/б со свежими подворотничками и начищенные до блеска сапоги.

Местечко находилось в нескольких километрах от бригады, населяли его порядка трех тысяч человек. В былое время оно входило в состав Речи Посполитой*, а во время ее второго раздела, отошло к России.

Пройдясь по главной, вымощенной булыжником улице, застроенной каменными и деревянными домами, с католическим костелом в центре, ребята выпили шипучей газировки у тележки рядом с магазином, под бормотанье висящего на столбе репродуктора, а затем отправились на местный рынок.

Со слов ротных старожилов, по воскресеньям туда стекались чего-нибудь купить или продать многочисленные селяне из окрестных деревень, иногда наезжал из Минска передвижной цирк – шапито, да и вообще было интересно.

Рынок, по местному базар, раскинувшийся на окраине, впечатлял своим видом и колоритом.

В разных его местах стояли палатки промкооперации, между ними тянулись торговые ряды, а с многочисленных телег продавали фрукты с овощами, различный инвентарь и всяческую живность. И над всем этим стоял разноголосый шум. Слышался белорусский, польский и даже еврейский говор.

– Ну, просто Вавилон,– восхищенно покачал головой Миша Андреев.

Для начала ребята потолкались между рядами, где купили по стакану каленых семечек и послушали, как носатый еврей с грустными глазами виртуозно играет на скрипке «Семь-сорок»; затем полюбовались на красивую девицу, сидевшую на телеге, откуда небритый мужик в шляпе, продавал расписные глечики* и другую глиняную посуду.

– Эй, красотка! – подмигнул девушке Сафронов.– Пошли с нами!

– Няможна, – улыбнулась та, опустив ресницы. – Я замужам.

Заметив вдали полосатый купол шапито, десантники сквозь толпу направились туда, и вскоре стояли у входа.

– Проходите, служивые! – заорал, увидев их, веселый администратор, с пучком билетов в руке. ДитЯм и солдатам у нас бесплатно.

– Ну, коли так зайдем, – рассмеялись ребята.

Внутри тоже было полно народа, пахло табаком и потом, а на помосте жонглировали кольцами, одетые в светлые трико, женщина и мужчина. Потом, закончив номер, они сделали реверанс и под аплодисменты удалились, а на их место выскочили клоуны.

Те пищали тонкими голосами, смеша публику и кувыркались, а потом исчезли.

Когда же тощий конферансье во фраке объявил номер канатоходцев, и те заскользили под куполом с шестами, снаружи раздались все усиливающиеся крики.

Часть стоявшей сзади публики (и уволенные вместе с ними), тут же поспешили наружу.

Метрах в ста от цирка, бурлил людской поток, слышался женский визг, а потом кто-то завопил «ратуйте!»

Десантники, работая локтями, протолкались вперед, где увидели занимательную картину.

Между телегами носился здоровенный, с кольцом в носу, пятнистый бык, а от него во все стороны разбегались люди.

Когда пространство передним животным освободилось, он встал, роя землю задними копытами, наклонил рогатую голову, а потом угрожающе заревел, поводя налитыми кровью глазами.

– Тякайте, забьеть! – проорал с одной из телег с капустой, вскочивший туда хозяин.

– А ну ка, дядя, пусти,– отодвинул в сторону мужчину в городском костюме, Бойко.

– Брось, Вань, не связывайся, – предупреждающе сказал Андреев.

– Я быстро,– растопырил моряк клешнястые руки и, чуть, присев, двинулся к быку.

Тот угрожающе засопел, рыкнул, а потом, убыстряя ход, ринулся на человека.

В следующее мгновение Бойко схватил животное за рога, проехав каблуками с метр назад, затем послышалось громкое «хэк!», и оно боком повалилось наземь.

Давай шкерт! – крикнул, тяжело сопя, Иван, хозяину.

Тот шустро соскочил с веревкой в руках и, спустя несколько минут, понурый бык был привязан за кольцо к телеге.

– Ну и силища, – прошелестело в толпе. – Скрутил вязы как куренку.

Хозяин, между тем, поманил солдат пальцем, те подошли и встали рядом.

– Варка! – обернулся он к тетке в платке, – а ну дай хлопцам гостинец.

Та чуть покопалась в телеге и протянула парням небольшую холщовую торбочку, – на ласку*.

– Спасибо, только нам не надо, – добродушно прогудел Бойко.

– Бярите, бярите, – настоял хозяин. – Он чертяка, кого бы запорол (покосился на меланхолично жующего быка), а мне сплошной убыток.

Сафронов взял гостинец, парни кивнули «спасибо» и, провожаемые взглядами селян, направились к выходу. Там молодая ромала* предложила им погадать, а целая свора цыганят, окружив, стала просить «солдат, дай денюжку!».

Узнать свою судьбу десантники не пожелали, а вместо денег, отсыпали в грязные ладошки пацанят семечек.

– Интересно, чего в мешке? – когда оказались на соседней, выходившей на реку, улице, – спросил Усатов.

Группа остановилась, Сафронов раздернул затянутую тесемкой горловину и присвистнул.

Внутри имелись с розоватыми прожилками, изрядный шмат сала, домашняя, с золотистой корочкой паляница, несколько пупырчатых огурцов и бутылка, заткнутая газетной пробкой.

– Ну вот, кореша, Ванюшка заработал для всех обед! – рассмеялся Легостаев.

– Да чего там, – смущенно отмахнулся Бойко.

По улице ребята спустились к недалекой реке, делавшей в этом месте излучину, прошли по тропинке чуть в сторону и расположились на лужайке, под плакучими ивами.

Там, вынув из кармана складной нож, Андреев нарезал сала с хлебом и огурцов, а Сафронов, откупорил бутылку и понюхал.

– Ну как? – вопросили сослуживцы.

– Пахнет ржаным дымком. – На,– протянул Бойко.

Тот взял, запрокинул голову и забулькал горлом.

– Хороша, черт,– выдохнув, утер губы. Бутылка пошла по кругу.

На уровне оказалось и все остальное. Сало было чуть подкопченное и ароматное, ноздреватая паляница* кисловатая, огурцы хрусткие.

После такой еды с выпивкой всех разморило, и парни, сняв сапоги с портянками, вскоре засвистели носами.

На закате они проснулись, ополоснули в холодной воде лица, а потом взяли курс в часть. Увольнение заканчивалось.

В бригаде скоро узнали о происшествии на базаре, и как-то вечером в роту наведался местный силач из продсклада, сопровождаемый несколькими друзьями.

– Ты что ли Бойко? – поинтересовался он, подойдя к Ивану.

– Ну, я, – кивнул тот лобастой головой.– Чего надо?

– Давай потягаемся на руках, – растопырил тот здоровенную лапу.

Моряк стал было отказываться, но ребята настояли. – Давай, Ваня, покажи марку!

– Ну ладно, – вздохнул Бойко.

Вскоре пара сидела друг против друга за столом в каптерке, кругом сгрудились болельщики.

Противник Ивана был ему под стать, но несколько рыхловатый.

По команде рефери (им выступил Сафронов), атлеты, вплотную сдвинув локти, уцепили друг друга за ладони и стали давить каждый в свою сторону.

Их лица налились краской, оба засопели, а потом рука гостя, дрожа, пошла вниз.

– Есть! – заорал Сафронов, когда она припечаталась к крышке стола. – Ваши не пляшут!

Окружившие стол моряки стали бурно радоваться, а гости, почесывая затылки, удрученно молчали.

– Ты того, не обижайся, – похлопал по плечу расстроенного противника Коля.

Глава 4. Война

Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.