Книга Моих Снов

Шпрот тихо спал на кровати. Я оглядела свою комнату: как же хорошо! Закат мягко ложился на стены, я видела, как мелкие пушинки тихо летают в воздухе, из открытого окна веяло вьюнами, которые доросли почти до моего окна. Как бы хорошо остаться здесь навсегда! Именно в этом мгновении – просто жить здесь всегда с этим закатом, тишиной и тихо сопящим котом.

Глава 5

Остаток лета оказался мимолетным. Диплом я защитила на «отлично». Во время вручения мама разрыдалась, вспоминая, как этого хотел отец. Инна так и жила в неведении, а я отчитывала дни до первого сентября. Когда наступила середина августа, больше откладывать не было смысла, и перед работой я поехала к своему руководителю в главный офис писать заявление на увольнение.

– Анна, Анна, жалко терять такие кадры! Может, тебя не устраивает оплата? Я могу пересмотреть твой оклад, – сказал Николай Николаевич, держа ручку над моим заявлением.

– Нет, дело в другом. Я уезжаю учиться!

– Ну что ж! Хорошее дело! Ладно! – и он черкнул своей красивой подписью.– Не буду тебя заставлять отрабатывать две недели, я ж не тиран какой-нибудь. Вижу, не терпится тебе, но неделю поработай, пока мы тебе замену найдем!

– Спасибо вам огромное!

Я не вышла на улицу, а вылетела на крыльях свободы.

– Что? Анна, ты что?

– Инна, я не хотела тебе раньше говорить, прости.

– Я, конечно, рада за тебя. Но тут без тебя с ума сойду и уже скучаю! Как же так? Тебе не страшно совсем одной ехать в такой огромный город? Там люди, знаешь, не такие, как у нас: все на моде помешаны и на себе! Кто же будет с тобой душевные разговоры вести? – хныкала Инна.

– У меня есть твой номер телефона на этот случай!

Страшно ли прощаться со старой привычной жизнью? Да, но, если всегда бежать от перемен, никогда ничего не будет нового. Самое ужасное, что может случиться с человеком, – это однообразие, которое ненавидят все, но боятся что-либо изменить. Ведь тут всё привычно и понятно, а там неизведанное – вот и живут так всю жизнь. Самое постоянное, что есть в нашей жизни, – это перемены, думала я, укладывая чемоданы.

Ничего лишнего я брать не стала: две толстовки, два комплекта спального белья, джинсы, обычные черные штаны, пару рубашек. Если я все равно приедуна Новый год, зачем брать с собой зимние вещи? Они же займут половину чемодана!

– Мама! -я бежала вниз со всех ног. – Мне дают общежитие, понимаешь? Сказали, я буду жить одна на двадцати пяти квадратах: своя маленькая кухня, комната, туалет и ванна. Совсем недавно там сделали ремонт. Смотри!

И я листала фотографии на телефоне.

– Совсем недурно, всё в таких светлых тонах!

– Ну, мама,– она выглядела подавленной, – неужели ты за меня не рада?

– Конечно, рада, но вот…

– Знаю, знаю! Когда у меня появятся свои дети, я тебя пойму!

Завалившись в постель, я думала о том, что завтра последний день на работе, и надо бы купить торт или пиццу, а, может, и то, и другое? Мне вдруг невольно вспомнились те студенты. Дыхание перехватило, и на мгновение защемило сердце. А еще тот парень! Таких черных глаз я еще в своей жизни не видела. Разве стоит вообще о нем думать? Я никогда не стану одной из них и сидеть с ними вот так запросто никогда не смогу. Есть тип людей, к которым я себя не относила: они всегда немного лучше во всем, на них всегда все смотрят и втайне завидуют, стоит просто смириться с этим.

– Ты такая счастливая!– сказала Инна, откусывая по чуть-чуть от куска горячей пиццы, – прямо светишься вся!

– Я уже и чемоданы сложила, -с гордостью провозгласила я.

– Когда уезжаешь?

– Через четыре дня, я уже билеты купила, маму только жалко, как она будет без меня?

– Анна, мама любит тебя и понимает, что у тебя своя жизнь!

–Эх, если бы отец был жив, я так скучаю…

Последние вещи были собраны и уложены. Свою многочисленную коллекцию книг я оставила. Взяла только две самые любимые, которые я перечитывала так много раз, что сбилась со счета: «Мосты округа Мэдисон» и «Портрет Дориана Грея». Шпротик сидел у окна и играл с солнечными зайчиками уходящего дня, я легла на кровать и стала наблюдать: вот жизнь у кошки, не нужно стремиться, бояться потерять, жалеть, ненавидеть, отчаиваться. Вдруг мое сердце так сжалось, реальность происходящего обрушилась, как снежный ком.

Уезжаю на целые полгода! По щекам побежали слезы, и я рыдала целый час, радуясь, что мама на работе.

Мы пили чай на кухне, часы показывали девять.

– Я рада, что ты у меня такая целеустремленная, ты такая же, как твой отец. Когда он начинал свой бизнес, никто в него не верил. Еще бы! Мы оба из простой семьи, родители наши были обычными рабочими. Он добился всего только своими руками, потому что работал на износ. Этот дом, машина – как много он нам оставил, и, если бы он был жив, то обязательно поддержал бы тебя сейчас, и тебе бы не пришлось думать о том, на какие деньги ты будешь жить. А я продала его фирму за бесценок от страха- по щекам у мамы катились слезы, мое сердце упало.

– Мама,– я вскочила и обняла ее,– перестань! Ну, хочешь – я не поеду? Хочешь – я останусь?

– Нет, – вдруг резко оборвала меня она. – Ты поедешь! Я не допущу, чтобы этот город загубил тебя. Потом, глядишь, устроишься в столице, и я к тебе перееду, – через слезы она улыбнулась. – Всё, хватит реветь! Мы с тобой сильные независимые женщины. У меня Шпротик есть, не заскучаем. Ещё я подумываю выращивать комнатные цветы, ты же знаешь, как я их люблю.

Это, действительно, так и было – у нас весь дом был уставлен цветами. И все они были зеленые, веселые, ухоженные, а летом весь дом был увит вьюнами от земли до самой крыши.

– Ты не против, что я пока займу твою комнату рассадой? Хочу попробовать разводить чайные розы и орхидеи!

– Ах, вот, значит, почему ты не против, что я уезжаю?– ехидно подметила я,– У вас со Шпротом уже планы на мою комнату?

Мы долго смеялись, разговаривали, шутили, как обычно бывает после чего-то печального. Когда всё высказано, на душе становится так легко, что потихоньку миришься со своей печалью и начинаешь принимать ее и воспринимать, как данное.

Мой поезд отъезжал от перрона в пять сорок утра, часы показывали два ночи. Я не спала. Луна была просто огромная, и комната освещалась ею. У меня было возбужденное состояние, как перед решающим броском. Я не могла больше лежать в кровати и встала, подойдя к окну, которое было распахнуто настежь. Летняя ночь была теплой, тихой, волнующей. Как прекрасно! Где-то вдали проезжали редкие машины, жужжали кузнечики, и нежно танцевал ветер. Такую ночь хочется запомнить навсегда, запомнить ее нежные запахи, звуки, запомнить себя в ней и те чувства, которые рождает такая ночь, ведь всё, что есть прекрасного в человеке, рождают именно такие ночи. В такие ночи я не верю, что может быть просто смерть, я верю во что-то большее. Я легла, когда уже рассвет начал освещать мое лицо, и, подремав около сорока минут, стала собираться.

Когда я спустилась вниз, мама жарила яичницу, разлив нам по стакану кофе.

– Мама, зачем ты так рано встала?

– Доброе утро! У меня сегодня выходной, хотела, чтоб мы вместе позавтракали, – мама была печальная, но старалась всеми силами это скрыть,– ты уже собралась?

– Да. Так жалко оставлять синтезатор, как же я без него? – я глубоко вздохнула. – И мои книги…

– Я буду за ним ухаживать, не волнуйся! Буду протирать пыль и играть те две песенки, которым ты меня научила. Помнишь?

Огонь так и прожигал мою грудь, когда вот-вот рыдания прорвутся наружу, я уже так скучала по маме, по дому, по коту, по своим вещам, но нашим утренним посиделкам.

– Не время реветь, давай ешь!– сказала мама, предугадывая мои чувства. – Ты, надеюсь, не передумала ехать?

– Нет, – сквозь слезы пробормотала я.

Подъехало такси. Я стояла одетая, груженая двумя массивными чемоданами.