Страница 5 из 10
– Вот, друзья, как надо обращаться с этими кровопивцами, а мы с вами спины до земли гнем перед каким-то басурманом, этим управляющим князя Голицына. Больше того, мы даже не знаем, кто он и откуда эта нехристь приехала. Где его выкопал князь Голицын?!
Молодой парень лет двадцати с небольшим Афанасий перебил речь Гаврилы Гуськова и продолжал:
– Ты, брат дядя Гаврила, ежедневно поденно работаешь в имении и ежедневно видишь управляющего, да и речь его слышал. Помнишь, как он тебя распекал, когда ты своей лошади сноп овса взял со скирды. А посмотри на его рожу, и сразу можно установить, откуда эта гадина.
– Я думаю, что он француз, – вставил Гаврила.
– Какой черт француз, ты обрати внимание, какой он злой. Французы такие не бывают. Хотя черт их знает.
Не дождавшись ответа, Афанасий сделал заключение, что управляющий, видимо, из Германии, а может, еще хуже – японец.
– Вот до чего, братцы, мы дожили. На нашей матушке-Руси помещики себе и управляющих как будто бы не могут найти, а почему? Они боятся русского человека. Через иноверцев, они считают, скорее и лучше содрать с нас шкуру. – Это говорил отец.
Когда он умолк, в избу вошел учитель Иван Степанович Новиков. Он принес с собой какие-то брошюрки, которые передал отцу. Отец попросил внимания и предложил прочесть брошюрку, которая была озаглавлена «Хлеб, соль и свобода». В ней популярно и очень понятно было изложено об эксплуатации трудового народа; о грабеже, который ведут торговый и промышленный капитал. В конце брошюрки было стихотворение, которое через несколько дней в открытую пели мальчишки. Некоторые строки я помню до сегодняшнего дня.
Брошюра взволновала наших мужиков не меньше, чем весть о восстании нагаткинских крестьян.
Долго продолжали мужики говорить о том, что нужно делать. Наконец, было решено созвать общественный сход, под предлогом обсуждения вопроса о купле помещичьей земли.
Крестьянское восстание продолжало расширяться по всей Симбирской губернии. Среди населения основной темой разговоров только и было, как о восстании то одного, то другого села.
Шатрашанские крестьяне ждали с нетерпением общего схода, который был назначен на один из воскресных дней в октябре месяце. Мужики торопились с общим собранием, они под тем или иным предлогом собирались предъявить свои экономические и политические требования к помещику – князю Голицыну.
Царская охранка, в свою очередь, также не дремала. До общего схода в селе Шатрашаны управляющий вызвал из Симбирска до полусотни стражников, которые расположились со всеми удобствами в имении, зорко охраняя помещичий дом.
Когда в имение прибыли стражники, управляющий, опираясь на них, стал запугивать крестьян тем, что они жестоко ответят за все случаи проявления с их стороны бунта, как выражался он. Это не напугало шатрашанцев. Общий сход села был собран. На этот сход прибыл земский начальник, который, видимо, хотел своим присутствием и наличием стражников предупредить восстание. На собрании крестьяне твердо предъявили свои требования: продать им землю и передать все движимое и недвижимое имущество имения. Земский начальник сказал, что это зависит от хозяина и что самим этого делать нельзя.
– Это грабеж! – начал в истерике выкрикивать он.
Как громом оглушила эта речь земского начальника мужиков. Первоначально произошло общее волнение всего собрания, а когда народ несколько успокоился, я услышал речь отца, который говорил, что крестьяне никогда грабителями не были и не будут, наоборот – помещики грабят крестьян.
– Кто князю Голицыну нажил имение, когда он сам не только не работает, но палец о палец не ударяет. Скажи-ка, господин земский начальник, почему князь Голицын один владеет таким огромным участком земли, когда мы всем селом этого не имеем? А что, вы не знаете, что ли, мужику курицу выпустить некуда, а вы еще упрекаете мужика в грабеже. Вы скажите, пожалуйста, есть на вас крест или вы такой же, как и наш управляющий, безбожник? Вы сообщник его!
Земский начальник хотел что-то сказать, но множество голосов заглушило его слова. Народ шумел, как пчелы в улье. Из-за шума трудно было ясно услышать, что говорили мужики. Слышались лишь отдельные выкрики:
– Сами вы грабитель… Ишь, умник нашелся… Долой его, пузатого черта!
Я с ребятами стоял в сторонке. Мы забрались на высокий плетень двора, где проходил сход. Нам хорошо было видно, как земский начальник утирался платком и крутился на месте как белка в колесе после каждого выкрика по его адресу.
Под свист и разные прибаутки мужиков земский начальник покинул, вернее, сбежал с собрания. Сельский староста и старшина, присутствовавшие на сходе и находившиеся все время около своего начальника, перепугались не меньше. Они навесили себе на грудь должностные медали для большего своего авторитета, а главное – для того, чтобы все знали, что их личности неприкосновенны. Они пытались уговорить крестьян, но это не помогало. Возбуждение, злоба на управляющего и земского начальника продолжали возрастать. Мужики, особенно из среды бедноты и батраков, требовали решить вопрос тотчас же. Они предлагали всем сходом пойти в имение, вызвать управляющего и объявить ему свои требования. И вот тысячная толпа мужиков всего села, а с ними вместе и масса мальчиков и подростков двинулись к имению, которое было расположено на окраине села.
Прекрасный фруктовый сад, длинные широкие липовые и березовые аллеи, которыми был обнесен барский дом, были затоплены людской массой. Все шли к имению, к дому, где проживал управляющий. И вдруг перед людьми образовалась из стражников вооруженная цепь, которая преградила путь. С ружьями наперевес стояли «фараоны» перед людской массой. На одну минуту мужики остановились, как бы в недоумении. Казалось, что сейчас вся эта людская масса повернет обратно, туда, откуда пришла, а стражники откроют по ним пальбу. Но этого не произошло. Вперед вышел молодой рослый парень Афанасий, который, сняв с головы картуз, зычным голосом крикнул:
– Ну, стреляйте! Но помните, мы вам этого не простим!
И с этими словами он один двинулся вперед. Цепь стражников расступилась. Мужики с сильным шумом ринулись к дому.
Один за другим уходили вооруженные стражники обратно к себе, а некоторые в дом управляющего. Другого выхода у них не было. Их всех в бешеной ненависти могли смять и задушить те люди, которые жаждали свободы и равноправия.
Обнажив головы, стояли крестьяне около барского дома, ожидая выхода к ним управляющего, но тот, видимо, приводил себя в порядок после сильного испуга, долго не выходил к мужикам.
Наконец, он, бледный как полотно, появился на балконе. Не попадая зубом на зуб, он обратился к собравшимся людям со следующими словами:
– Что вы хотите, старики?
Народ хором ответил:
– Мы хотим, чтоб нам продали землю за недорогую цену, а также тягловую силу и сельскохозяйственный инвентарь. Цену за землю просим объявить нам сегодня!
Управляющий долго утирал платком вспотевшую лысину, видно было, как он продолжал волноваться. Откашлялся и заговорил:
– Дорогие отцы, – но затем поправился: – Дорогие старики. Я ничего вам сказать не могу о продаже земли и тем более о ее цене! – Затем, передохнув, добавил: – Я не хозяин, хозяин в данное время уехал за границу.
Народ, видимо, заранее знал, что ответит управляющий. Вновь хором загудели голоса мужиков:
– Если вы не хозяин, то почему же вы гнете нас в бараний рог? Почему вы душите нас разными штрафами?!
– Братцы… – хотел было что-то сказать управляющий, но в это время из толпы ответил ему сильный голос:
– Вам братец в Брянском лесу серый волк!
Взрыв смеха оглушил всех на барской поляне. Управляющий, опять еле оправившись от испуга, продолжал лепетать: