Страница 5 из 9
Ма Лян словно понял истину. Он пробормотал:
– У каждого человека должна быть кисть!
Он обхватил одну из кистей, чтобы вытащить и унести ее. Но тут в воздухе раздался страшный голос:
– Эту кисть мы никак не можем отдать тебе, нельзя!
Вокруг снова стало темно и холодно. Кисти превратились в деревянную изгородь, которая рядами окружила Ма Ляна со всех сторон. Он испугался и попытался перелезть через изгородь. Она опрокинулась и превратилась в железные копья, ножи и мечи, направленные остриями на Ма Ляна, который оказался зажат между ними и не мог пошевелиться.
От испуга Ма Лян покрылся испариной – и проснулся весь в поту. Это снова был сон.
Кошмары мучили его, каждую ночь он видел во сне кисти, но даже там не смог обзавестись ни одной.
Как же ему хотелось кисть!
Он говорил, что человеку нельзя без кисти. Он мечтал раздобыть кисть для каждого, у кого ее нет.
Глава 8
Старец с седой бородой
Ма Лян так мечтал о кисти, он был словно одержим. День ото дня он все худел, глаза ввалились, лоб казался еще более выпуклым, а шляпа доули, которую он обыкновенно надевал, выходя из дома, казалось, стала ему велика. Днем он работал и учился рисовать, не позволяя себе ни минуты отдыха, усталость накапливалась, и силы его постепенно таяли. По ночам он просыпался в холодном поту от мучивших его снов. Какое дитя все это выдержит?
Однажды вечером совершенно обессилевший Ма Лян прилег и сразу забылся – как будто уснул, но как будто и нет.
Он ждал, когда начнется сон. В последнее время он жил в мире снов о кистях. Он боялся, что снова приснится кошмар, и очень надеялся на хороший сон. Впрочем, Ма Лян был бы рад и кошмару – лишь бы в нем были кисти. Но во сне все было так же, как наяву: он никак не мог раздобыть кисть.
Ма Лян пробирался в мир грез, а может, уже оказался там. Он чувствовал то расслабленность, то напряжение, сознание его время от времени затуманивалось, потом снова прояснялось…
Вдруг в черноте яодуна вспыхнул столб белого света, такого яркого, что мальчик едва мог приоткрыть глаза. Перед ним стоял старец с седой бородой. Ма Ляну показалось, что он где-то видел этого старика, но никак не мог вспомнить, где. Не добродушный ли человек из храма бога-покровителя города стоял сейчас перед ним? Вроде бы похож, но не совсем. А может, это тот старик, что встретился ему в храме Вэнь-чана? Вроде бы похож, но не совсем. Или это тот щедрый старец, который подарил ему деньги в канцелярской лавке? Вроде бы похож, но не совсем. Юноша протер глаза и пригляделся.
Борода у старика была очень длинная, почти до земли, волосы и брови – седые. На госте был длинный желтый халат с широкими рукавами, подпоясанный желтым кушаком, на ногах – желтые тряпичные тапки, в руках – посох. Точь-в-точь бессмертный[11] из какой-нибудь пьесы. Старик теребил бороду.
Ма Лян не понимал, кто этот старец и зачем он пришел к нему, поэтому был удивлен и напуган. Он решил, что это сон, а во сне бывают всякие чудеса и странности.
Старец не спеша заговорил:
– Ма Лян, ты хороший мальчик, тебе полагается кисть. Я тебе ее подарю. Она волшебная, ты должен будешь рисовать для всех обездоленных, для тех, у кого нет кистей… – старик вытащил из рукава кисть и протянул ее юноше.
Ма Лян понял, что старец и впрямь собирается подарить ему настоящую кисть, но не решился ее взять. В попытках раздобыть кисть он претерпел за свою жизнь столько унижений, столько горечи познал, что и во сне его это мучило. Он не знал, настоящий это старик, или, может быть, один из тех жадных негодяев переоделся в старца. Ма Лян колебался, протягивал руку к кисти и тут же, вздрагивая, отдергивал ее.
– Бери же, только смотри не потеряй!
Ма Лян взял кисть.
– Дедушка, я… – он не успел договорить, потому что столб света вдруг исчез – так же внезапно, как появился, а с ним исчез и старец. В яодуне снова воцарилась непроглядная тьма, в которой не разглядеть даже пальцев на руке.
Ма Лян подумал, что это снова был сон, чудной, однако хороший. Но что это у него в руках?
Мальчик поспешно зажег факел и обнаружил, что в руке у него самая что ни на есть настоящая кисть, такая же, как те, что он видел в усадьбе у богача и в канцелярской лавке. Черная рукоять, белый ворс – та самая кисть, которую он хотел купить!
– Это не сон, это не сон, это не сон, – повторял он.
Ма Лян распахнул дверь и хотел догнать старика, но снаружи стояла непроглядная тьма, где уж было отыскать его?
– Дедушка, я вас так и не поблагодарил! Теперь, когда у меня есть настоящая кисть, я буду рисовать для всех обездоленных в Поднебесной. Пока я жив, ни за что ее не потеряю!
В темноте он услышал голос старца:
– Вот и молодец!
Подул ветер и снова воцарилась тишина.
Глава 9
У меня появилась кисть!
Усталость Ма Ляна как рукой сняло. Не в силах сдержать радость, он не стал ложиться спать, а вместо этого выскочил из яодуна.
– У меня появилась кисть! Теперь у меня есть кисть! – кричал он на бегу.
Ветер принес крики Ма Ляна в деревню. Уснувшие было крестьяне стали просыпаться и прислушиваться.
Мальчик колотил в ворота каждого дома и всех перебудил:
– Теперь у нас у всех есть кисть! У нас есть кисть!
А ведь стояла глубокая ночь! На шум сбежались все соседи, даже старики и дети. Все спешили к околице.
Ночь выдалась темная, не было видно ни звезд, ни луны. Крестьяне столпились. Кто-то принес с собой масляную лампу, несколько человек загородили ее собой от ветра, и в ее тусклом мерцании деревенские передавали друг другу кисть, разглядывали, ощупывали, кто-то даже нюхал, а кто-то подносил к уху, пытаясь что-то услышать. Все были счастливы.
Нежно погладив кисть, один из соседей вернул ее юноше:
– Ма Лян, скорей же нарисуй ею что-нибудь!
Внезапный порыв ветра потушил лампу, и все загалдели:
– Точно, Ма Лян, нарисуй большой красный фонарь, которому не страшен ветер!
– Хорошо.
Ма Лян принялся рисовать и вдруг почувствовал, что кисть стала очень тяжелой. Однако он решил, что будет рисовать, какой бы тяжелой она ни была. Ма Лян учился рисовать каждый день и за это время натренировал плечи и запястья. Теперь же он старался не обращать внимания на вес кисти, высоко поднял ее и на стене у околицы в несколько мазков нарисовал большой красный фонарь. И как только Ма Лян его закончил – фонарь стал настоящим и засиял.
– Ай да кисть! Что ни нарисует, все превращается в настоящее!
– Кисть-то волшебная!
– И впрямь волшебная!
Фонарь повесили высоко над околицей. Он светился красным светом, и красным было все вокруг – и лица, и одежда. Внутри фонаря потрескивал огонек красной свечи. Порывы ночного ветра раскачивали фонарь, но не могли потушить свечу, и красный свет по-прежнему ярко освещал деревенских.
Ма Лян радостно поднял над головой кисть и пробежал вокруг толпы:
– Это настоящая волшебная кисть!
Все радовались и поздравляли друг друга:
– Как же хорошо, что теперь у нас есть волшебная кисть!
Кто-то предположил, что тот старец – бессмертный даос и что мечта Ма Ляна о кисти растрогала его.
По просьбе соседей юноша описал, как выглядел старик. Тогда его попросили рассказать во всех подробностях, ничего не упуская, что именно сказал старец. Ма Лян рассказал, и все сошлись на том, что бессмертный с седой бородой наверняка был духом кисти, иначе откуда бы у него взялась волшебная кисть?
Сжимая в руках обретенную драгоценность, Ма Лян вдруг вспомнил, с каким трудом она ему досталась. Вспомнил все невзгоды, и в груди у него защемило, в носу защипало – и он заплакал навзрыд. Деревенские поняли, что творилось в душе у Ма Ляна, и, глядя на него, тоже пустили слезу. Лужайку у околицы наполнили всхлипывания…
11
В Древнем Китае умершего человека сжигали и верили, что его душа, поднимающаяся в этот момент на небо, бессмертна – человек становился небожителем. Также бессмертными считали святых отшельников, которые жили далеко в горах или в глухих лесах. Согласно легендам, бессмертные летали на журавлях или на облаках.