Тайна лотоса

— Надеюсь, нас не заперли здесь на целую вечность, — послышался уже издалека голос Аббаса.

— Ну, у нас есть пиво и руки не спелёнуты, и три тысячи лет не надо дожидаться прихода Раймонда Атертона, чтобы выпить хотя бы пинту, когда строителям гробницы давали аж десять, а тут фараон… Слышишь, приятель? Но тебе я не дам сейчас и одной! — Реза слишком сильно повысил голос, хотя Аббас не мог уползти далеко. — Ты и так, кажется, голову потерял, если она вообще у тебя когда-то была…

— Реза, прекрати! — огрызнулся Аббас из тёмного угла. — Тебя что, так от одного глотка развезло?

— Я абсолютно трезв, болван, и имею полное право на него злиться, — Реза выстукивал дробь на подлокотнике кресла, и Сусанна попыталась отодвинуться к другому краю. — Сначала он залезает к ней в постель, потом запирает в своей гробнице! Я должен пасть перед ним ниц и благодарно биться головой о сгнившие сандалии?

— Реза, прекрати… У него давно нет никаких сандалий… Он прах… Прекрати разговаривать с ним! Реза, не смей! — Аббас повысил голос, услышав, что брат отошёл от кресла.

— А я не могу успокоиться! Я ненавижу его! Ты слышишь, фараон?! Я тебя ненавижу!

— Реза, угомонись! Что подумает твоя гостья? Что она попала в гости к сумасшедшему, который разговаривает со статуями?

— К двум сумасшедшим! Ты забыл про себя. Эта дубина не понимает английский. Когда он помер этого языка ещё не существовало. Он понимает только свой египетский. А я с ним по-египетски больше говорить не стану, потому что он поступил, как последняя свинья, а не фараон, и тем более не как друг. Я привёл сюда Сусанну, чтобы показать, как выглядит мастаба, потому что она побоялась лезть в настоящую. Ты что, не понимаешь абсурдности всей ситуации?

— Понимаю, девочка фильмов пересмотрела… А ты её в чёрной комнате запер, но ведь не одну и с пивом. Вон, пусть кошку обнимет, теплее станет. А утром будет свет. Сказал же, что там на полчаса работы. Всё покажешь и расскажешь, профессор! Чего ты злишься, как маленький?

Сусанна не видела лиц. Ей хватало слов. Утром… Она поджала под себя ноги.

— Я впервые не могу дождаться ужина… — Реза вернулся к креслу. — Никаких соображений, что мать приготовила?

— Слушай, я есть хочу и без разговоров. Мне не надо подогревать аппетит… Какая разница, что мать готовит?

— Я хочу понять, сможет ли моя гостья это есть?

— Уверен, сейчас она съест всё! — расхохотался Аббас. — Раз ты её голодом моришь. Найди кошку, чтобы ей стало теплее, или сам обними. Я смотреть не буду.

Сусанна вскинула руку, чтобы оттолкнуть Резу, но только скинула с головы кепку. А тот, злившись, с такой силой дёрнул её за волосы, что голова откинулась назад. Только вместо чёрных глаз, она увидела горящие зелёные. Она не знала, кричала ли вообще — вокруг горла от боли сжималось кольцо, забирая последний воздух.

— Я не могу отцепить её от волос. Да прекрати визжать! Аббас, отыщи нож или ножницы… Не знаю где! — ответил он на заданный по-арабски вопрос.

Сусанна мотала головой, чувствуя, как кошачьи когти всё сильнее и сильнее врезаются в кожу.

— Я отрежу прядь, пока это чудовище не исцарапало тебя в кровь.

Сусанна уткнулась в его голую грудь, и через секунду тишину пронзил дикий кошачий вопль.

— Выбрось эту кошку!

— Мы заперты, дурак!

— Тогда держи идиотку за шкирку, пока мать не придёт!

Сусанна продолжала прижиматься к голой груди. Боль в волосах не стихала.

— Только не плачь! — Реза кожей, видать, почувствовал её слёзы. — Волосы отрастут. А пока сделаем модную причёску. Намного лучше твоих зелёных волос будет!

— Мы их под хиджаб спрячем! Никто ничего не увидит, — с прежним смехом продолжал Аббас. — Верно, Реза? Ты даже мне не желаешь её показывать…

— Заткнись и крепче держи эту дрянь!

— Это твоя кошка, братик! — Аббас зашевелился в своём углу. — Кажется, мать идёт. Что ж ты сразу не попросил свою подружку завизжать! Ты бы это, оделся, а? А то объясняться придётся.

— Я не в том возрасте, чтобы отчитываться перед матерью.

Реза шагнул к двери и заговорил по-арабски. Женский голос что-то ответил ему, и шаги удалились.

— Она вернётся с ключом.

Реза поднял Сусанну из кресла и, приобнимая за плечи, подвёл к двери, за которой уже раздавались торопливые шаги. Сусанна не знала, что принесёт ей скорое освобождение. Ну хотя бы женщина будет рядом… Хотя какой в ней прок, ведь мать точно не станет отбирать у сына игрушку…

Ночная тьма показалась слишком светлой, и Сусанна зажмурилась, продолжая слышать бурный поток арабской речи, в которой несколько раз проскальзывало её имя. Наверное, он объясняет матери, кто она такая… Она бы и сама хотела знать, кто она! Есть ли у неё ещё какая-то сущность — или она до мозга костей дура!

Длинный подол подмёл им лестницу.

— Мать позаботится о тебе, пока мы с Аббасом заберём машину. Латифа очень плохо говорит по-английски, но понимает. Всё будет хорошо, слышишь?

Сусанна кивнула и, вцепившись в протянутую руку, принялась старательно нащупывать ступеньки. Почти на самом верху она обернулась на грохот — мимо пронеслась кошка.

— Я и за тобой сейчас спущусь!

Слава Резы перекрыл протестующий возглас брата:

— Я уже встал. Мог бы предупредить…

— А я тебя предупредил.

— Как такое возможно!

— Вылезай уже из гробницы, ты мне живой нужен, — и обернулся к Сусанне: — Горячая ванна и тёплый чай с корицей. Без этого никакого ужина. Мать уже воду набирает. Моя спальня через кухню вторая комната налево. Поняла?

Она кивнула и пошла в указанном направлении, оставив братьев вдвоём. Аббас так и не вышел на свет фонаря, и она не увидела его лица. Ей достаточно было довольного лица Резы, когда он произнёс слово «спальня».

Глава 14

На кухне нос закладывало от густых восточных ароматов и щипало глаза от поднимающегося над плитой чада. Сусанна приподняла крышку и отшатнулась от обжигающего пара. Лучше не лезть! Хозяйке видней, что можно, а что нельзя оставлять на огне без присмотра, а ей только ожога для полного счастья не хватало! Нет, ей не хватало хотя бы малюсенького кусочка хлеба, и можно без масла. На языке оставался кисловатый привкус бурды, именуемой пивом. Сусанна безошибочно нашла источник хлебного аромата: на кухонном столике под яркой салфеткой пряталась гора лепёшек. Если отломить кусочек, никто ж не заметит… Или вообще взять целую — их тут так много!

Обернувшись на обе двери, словно воришка, Сусанна схватила верхнюю лепёшку, ещё тёплую, и проглотила, пожалуй, вовсе не жуя. Теперь главное — не начать икать, потому что хоть на столе и стоял кувшин с водой, в котором из шкафчиков искать стакан, она не знала. Все они были одинаковыми, цвета корицы, с увесистыми ручками, но без стеклянных вставок. На кухне можно было не только есть, но даже танцевать. Однако обеденный стол выглядывал из соседней комнаты, вернее его угол, накрытый бордовой скатертью с золотыми кистями. Набрав полные лёгкие дурманящих ароматов, Сусанна задержала дыхание, чтобы справиться с подступающей икотой, и шагнула к двери.

Вторая комната налево… Надо успеть выскочить оттуда до возвращения братьев. Пожалуй, прошла уже целая вечность с того момента, как стих звук отъезжающего мотоцикла. Рубашка и куртка остались на ней. В чём же Реза уехал?

Сандалии звонко шлёпали по напольным плиткам — надо было разуться на пороге, чтобы не пылить. Но и сейчас не поздно. Сусанна взяла сандалии в руку, прежде чем ступила на мягкий ковёр, застилающий пол в спальне Резы. Вернее ковров здесь было аж три — два других лежали по обе стороны от кровати, низкой и слишком просторной для одного человека. Только времени разглядеть резное с золотой инкрустацией изголовье не хватило — на пороге ванны стояла хозяйка. Сусанна тихо выдала злосчастное «хэллоу», не в силах вспомнить арабское имя. Чёрное на улице, при электрическом свете платье оказалось тёмно-бордовым, а вот платок на голове остался чёрным. Женщина не улыбалась, но и осуждения в её тёмном взгляде при виде куртки одного и рубашки другого сына, не читалось — даже лишённое эмоций, лицо оставалось добрым. Доброта залегла в прорезавших лоб и уголки глаз глубоких морщинах — ей точно нет шестидесяти. В общем, какое это имеет значение…